Книга Судьба на выбор - Дэни Аткинс

Кажется, сегодня нам удалось поставить точку. И вот я еду домой, коробка с вещами покачивается и гремит на пассажирском сиденье, а я обдумываю слова Ричарда, которые он вроде бы искренне сказал напоследок:

– Эмма, я больше не буду на тебя давить. Не буду пытаться вернуть тебя или навязывать свое общество…

Я кивнула, чувствуя облегчение, словно с плеч свалился тяжкий груз, а еще, как ни странно, панику оттого, что очередная страница моей жизни перевернута, и уже ничего не исправить.

– Но знай, – добавил он. – Если ты передумаешь – а ты обязательно передумаешь, – я буду тебя ждать.

Родители, к счастью, куда-то уехали, и мне не пришлось объяснять, что такое я заношу в дом. Я быстро рассовала вещи по своим местам и, закрывая двери шкафа, зацепилась взглядом за обувную коробку в дальнем углу. Оставалось одно незавершенное дело.

Устроившись на ковре, я распустила удерживающую крышку резинку. Оно лежало сверху. Ждало меня. Тогда было слишком рано, я не была готова. А сейчас – в самый раз.

Облокотившись спиной о кровать, я вытащила белый продолговатый конверт. Дрожащими пальцами надорвала край. Пора дать ей последнее слово. Пора прочитать письмо Эми.

Здравствуй, Эмма!

Нет, это звучит странно, как-то пафосно и официозно, согласись? Впрочем, вся эта ситуация очень странная. Я пишу письмо, хотя никогда не осмелюсь тебе его отдать. Наверное, я чокнулась. В любом случае ты все равно не станешь его читать. Ты даже говорить об этом не хочешь, а я беру и пишу черным по белому (точнее, синим по белому, потому что черной ручки у меня нет).

Но мне надо выговориться, выплеснуть все хотя бы на бумагу, и тогда, может, я смогу избавиться от этих мыслей (а заодно и от письма) и жить дальше.

Не знаю, как тебе это удается. Правда, не знаю. Ты обнимаешь меня при встрече, улыбаешься, а я ищу на твоем лице намек, хоть самый малюсенький, что ты при этом чувствуешь. И ничего не вижу. Или ты величайшая актриса в мире («…и «Оскар» достается Эмме Маршалл!»), или (что скорее всего) ты самая лучшая, самая добрая, самая чудесная на свете. Ангел… Нет, святая! В общем, какое-то неземное создание! Любой другой на твоем месте:

а) закидал бы меня камнями на центральной площади;

б) нанял бы киллера;

в) (наихудший вариант) навсегда отвернулся бы от меня и не разговаривал до конца дней.

Но только не ты!

А ведь любое наказание из этого списка было бы заслуженным. Да все сразу! И многие другие. Ты не думай, я понимаю, что натворила. Не знаю, почему ты меня не ненавидишь. Я самой себе противна. Мне нет места среди порядочных людей. Порядочные люди знают, что можно делать, а что нельзя. Они знают, что никогда, ни в коем случае, ни при каких условиях нельзя спать с женихом лучшей подруги. Ну да, тогда он женихом еще не был, но это пустые формальности. То, что я сделала, ужасно. Мерзко. Я отвратительная и гадкая, и единственное мое достоинство – это дружба с замечательной девушкой, которая оказалась настолько благородна, что простила мне самую большую и глупую ошибку за всю мою несуразную жизнь. Ты позволила и дальше называться твоим другом (хотя я этого совершенно недостойна), а взамен попросила лишь никогда не упоминать о случившемся. И я буду уважать это твое решение. Наверное, лучше и впрямь обо всем забыть.

У тебя, кажется, получается, потому что между вами с Ричардом все отлично, по крайней мере, внешне. И слава богу. Я очень, очень за вас рада. Правда. Я рада, что у вас все хорошо и что вы получите свое «долго и счастливо». Вы это заслужили. Оба. Ведь когда ты вернулась, счастливой ты не выглядела. (Не то чтобы меня это оправдывало, нет.) Знаю, тебе было непросто отказаться от карьеры, сменить столичную жизнь на эту дыру, чтобы заботиться о родителях. Кстати, еще один пример, насколько ты хорошая. Я бы хотела думать, что для своих родителей сделаю то же самое, но, если честно (а я обещала себе, что в этом письме врать не стану), кажется, вряд ли смогу.

Последнее время я все чаще замечаю на твоем лице что-то такое… замешательство, что ли? Кэролайн считает, это предсвадебный испуг, а я так не думаю. И может быть, я когда-то сочла это признаком, что ты сомневаешься в Ричарде, что не уверена в своем выборе. Неужели я была такая глупая? Пожалуй, да. Но из всей этой ужасной ситуации я вынесла одно: если кого-то любишь по-настоящему (как ты – Ричарда… ну и меня), то простишь любое предательство.

Ричард должен был рассказать тебе все о той ночи. И ты наверняка знаешь, что это получилось спонтанно, что мы ничего не планировали. И вовсе этого не хотели.

Ну вот! Я обещала, что не буду лгать, а сама соврала! Позволь уточнить. Ричард ничего не планировал и не хотел. На Библии клянусь. А вот я… знаешь, было время, когда ты жила далеко, и мы потеряли с тобой связь… И я стала задумываться… что я и Ричард… что мы могли бы… Ну, ты поняла. Но так думала я одна, потому что, как всегда, думала не головой. Ричард проявлял ко мне интерес только в моем больном воображении. Короче, я жила бредовыми фантазиями. Хотя сама знала правду: все это время Ричард любил тебя одну.

Представляешь, он тогда плакал. В ту ночь. Когда мы поняли, что натворили… потом он разрыдался. Кто бы мог подумать, что я так плоха в постели? Прости. Тупая шутка. Никогда прежде не видела, чтобы мужчина плакал. Чтобы он так мучился от вины и стыда.

Я совершила в жизни немало глупых, безответственных и необдуманных поступков (не буду перечислять – ты и сама не раз была свидетелем). Но этот… Это даже не ошибка, это грех, преступление, предательство… И если мы доживем до седых волос и будем сидеть в наших креслах-качалках на веранде дома престарелых, – я и тогда не пойму, как тебе удалось нас простить.

Эмма, я люблю тебя. Всем сердцем. Прости, что по дурости чуть не разрушила нашу дружбу. И спасибо, что ты ее спасла. Клянусь, больше никогда в жизни, ни за что не причиню тебе боли. Обещаю.

Твоя лучшая подруга, Эми.

– А это тебе нравится?

Отдернув штору, я окинула Кэролайн придирчивым взглядом. Поморщилась и покачала головой.

– Ничем не лучше других. Попробуй синее.

Я вытащила из кучи одежды васильковое платье и протянула его Каро.

Субботним утром торговый центр был переполнен, от громкой музыки разболелась голова. Мы уже сто лет, со времен школы, не шлялись вместе по магазинам.

– Эмма, ну пожалуйста! Мне на день рождения нужно что-нибудь особенное, а одна я выбрать не смогу, – умоляла меня Кэролайн по телефону.

– Возьми Ника, – открещивалась я, хотя знала, что его подобная перспектива не обрадует.

– Нельзя, – прошептала она в трубку. Значит, он где-то рядом.

– Это еще почему?

Из динамика доносились шорохи – должно быть, Каро искала уголок поукромнее.

– Он давно делает намеки. Думаю, это случится именно в мой день рождения.