Книга Ведьмины цветы - Ольга Свириденкова

– А, бессмертник! Да, вижу. А почему они вас так заинтересовали?

– Потому что сегодня утром я нашел у себя в кармане точно такой же цветок.

– В кармане? Вот странно! А как он туда попал?

– Вот уж не знаю, я его туда не клал.

– Значит, опять повторяется та же история, – Елена раздраженно поправила сбившиеся перчатки. – Представьте себе, Павел, месяца полтора назад этот злосчастный сухоцвет оказался в волосах у Лизы. И она тоже не смогла объяснить, как он туда попал. Дело в том, что у нас в Ловцах не растет бессмертник. Мы не любим сухоцветы и никогда не ставим их на зиму, только живые цветы.

Павел неопределенно хмыкнул.

– А что это вообще за цветок? Уж не колдовской ли какой?

– Как сказать… есть такое поверье, что его любят ведьмы. Вроде бы на него можно наколдовать, как на вещь, на носовой платок, например.

– Ну, про то, как на вещи ворожат, даже я слышал, – Павел задумчиво посмотрел на цветы и вдруг, глухо застонав, хлопнул себя ладонью по лбу. – О Господи! – воскликнул он. – Скорее, дорогая моя Элен! Скорее возвращаемся в Ловцы! Я должен опросить всю вашу прислугу и проверить одну чудовищную догадку. В самом деле, должен же был хоть кто-то видеть, запомнить, когда Лиза… Едемте, Элен, нам больше нечего здесь делать!

– Павел, вы меня пугаете, – пробормотала Елена, торопливо отвязывая лошадь. – Что еще за догадка? Хотя бы выскажите мне ее!

Но он лишь непреклонно покачал головой.

– Нет. Не выскажу. Потому что не хочу, чтобы вы упали в обморок прямо в этом злосчастном лесу!

Глава 27

Спустя час после встречи со Стрешневым Алексей заступил на дежурство во Дворце Коттедже. В середине дня он снова столкнулся с поручиком. Они заговорили о служебных делах, а в конце разговора Стрешнев мимоходом поинтересовался, не собирается ли Тверской возвращаться в Петербург.

– С какой это радости? – непонимающе возразил Алексей. – Даже и в мыслях не держу. Я вернусь в столицу только вместе с двором.

Каково же было удивление Стрешнева, когда вечером, на малом императорском приеме, ему сообщили, что Тверской отпросился у полковника и спешно уехал в столицу. Впрочем, сам Алексей не меньше поручика изумлялся своему поступку, когда в начале восьмого часа стремительно входил в гостиную особняка на Фонтанке.

– Где княгиня? – был его первый вопрос дворецкому.

– Ее сиятельство изволили поехать в театр, – растерянно отвечал слуга, сбитый с толку его нежданным приездом.

По лицу Алексея пробежала легкая тень.

– В какой театр? – сердито спросил он. – Их несколько в Петербурге. В какой из них поехала моя жена?

– Ваше сиятельство! Да откуда же мне знать? – взмолился дворецкий. – Ведь они не докладывали мне!

Отпустив дворецкого, Алексей вызвал камердинера и велел подать чистый мундир. Следующие полтора часа он колесил в карете по всему Петербургу, ругаясь на чем свет стоит. Первым делом он отправился в Александринский театр, логически рассудив, что Лиза должна была поехать на водевиль. Не найдя ее там, направился к Большому. Этот театр оказался и вовсе закрыт. Зато при выходе Алексею встретился один знакомый театральный критик. Он заверил его, что сегодня все высшее общество собралось в домашнем театре графов Юсуповых. Разумеется, никакого спектакля в юсуповском театре не было! Осыпая проклятиями злосчастного шутника, Алексей снова уселся в карету и потащился через всю Мойку в центр города. Наконец, усталый и злой как черт, он вошел в залу Михайловского театра. И сразу увидел Лизу.

«Коварная изменница» сидела рядом с графиней Полтевой в ложе бенуара. Кроме них, там находилось трое мужчин. Еще несколько человек стояло рядом с ложей, переговариваясь с дамами через барьер. В одном из них Алексей с негодованием узнал своего троюродного брата князя Ростовского. «И ты, Брут!» – тут же пришло ему на ум печально известное изречение Цезаря.

Но больше всего его возмутила даже не толпа Лизиных обожателей, а она сама. В этот вечер она была одета в вызывающее красное платье, которое, как назло, смотрелось на ней потрясающе. Облегающий корсаж подчеркивал природную стройность Лизиного стана, крохотные рукава совершенно не скрывали очертаний красивых рук, глубокий треугольный вырез, украшенный оборками с тонкими полосками белых кружев, позволял любоваться пленительными очертаниями ее покатых плеч и высокой груди. В тон наряду, изящная прическа молодой женщины из свисающих локонов была украшена живыми алыми маками. На груди переливалось всеми цветами радуги подаренное мужем бриллиантовое колье.

Но вот занавес стал подниматься, и Алексей быстро скользнул в тень входной портьеры. Оказалось, что в этот вечер давали балет «Сильфида» с участием знаменитой француженки Тальони. Забыв о поклонниках, Лиза с неподдельным интересом смотрела на сцену. Ее лицо сделалось одухотворенным, глаза восторженно блестели. Сейчас она была так хороша, что многие мужчины в зале смотрели не на известную танцовщицу, а на нее. Впрочем, то, что зрители мало интересовались балетом, имело свое объяснение: «Сильфида» шла в Петербурге второй год, и театральные завсегдатаи видели ее уже по несколько раз. Но почему они смотрят именно на Лизу? Что, больше не на кого, что ли?

«Нет, хоть всех подряд на дуэль вызывай, – в сердцах подумал Алексей. – Хотя… дьявол! Ведь это глупо, до ужаса глупо! И не просто глупо, а даже смешно. Ревнивый супруг – самая комичная фигура в светском обществе. Не я ли сам столько раз смеялся над ревнивыми мужьями? А теперь что же? Надо мною должны смеяться?!»

Плюнув с досады, он вышел из театра и велел кучеру ехать домой.

Оказавшись дома, Алексей первым делом запретил прислуге сообщать жене о своем приезде. Потом прошел в большую голубую столовую на втором этаже, велел подать вина и сигар и принялся ждать. Спальня Лизы, так же, как и его собственная, находилась на третьем этаже. Чтобы попасть туда, нужно было сначала подняться по парадной лестнице на второй этаж, затем проследовать через малую анфиладу приемных покоев и подняться по другой лестнице. Голубая столовая являлась первой комнатой малой анфилады, и обойти ее Лиза не могла. Поэтому Алексей и расположился здесь. К тому же, кроме уличных окон, эта комната имела три окна, выходящих не лестницу.

Обычно сидящие за столом видели через эти окна запоздавших гостей и, пока те поднимались по лестнице, придумывали для них какой-нибудь шуточный «штраф». Однако и те прекрасно видели остальных и успевали измыслить уважительную причину для своего опоздания. Но сейчас, когда свет в столовой был погашен, эти три окна казались с лестницы простыми зеркалами. Зато из них были прекрасно видны полуосвещенные мраморные ступени, покрытые малиновым ковром.

Около часа Алексей возбужденно расхаживал по столовой, попыхивая в темноте сигарой и периодически прикладываясь к бутылке. Но вот наконец снизу, из вестибюля, донеслись голоса, и вскоре Лиза начала подниматься по лестнице. Сначала Алексей увидел ее прическу с маками, потом дрожащий свет канделябра выхватил из полумрака всю фигуру, окутанную алым щегольским манто. Алексей представил, как Лизины кавалеры наперебой выхватывают у театрального лакея это манто, чтобы набросить его ей на плечи. И, разумеется, тот, кто опередил других, не преминул «ненароком» коснуться Лизиного плеча, закутывая ее в плащ… От таких мыслей Алексей снова почувствовал прилив бешенства. И к тому моменту, как Лиза достигла голубой столовой, окончательно настроился на скандал.