Книга Герцог полуночи - Элизабет Хойт

— Да, не тот, — согласился Максимус.

— Но все такой же глупый! — Сатана снова рассмеялся. — Если хотите найти последний из изумрудов вашей матери, советую поискать его у себя, в своем собственном доме.

С Максимуса было довольно. Он выхватил шпагу и приготовился к нападению.

Сатана же, натянув поводья, поднял коня на дыбы, и в темноте блеснули подковы. Максимус отшатнулся, избегая удара копыт, а Сатана тут же развернул коня и, пришпорив его, галопом понесся к ближайшему переулку.

Максимус бросился к стене дома и, подпрыгнув, стал карабкаться вверх, в темноте нащупывая пальцами выступы, за которые можно было ухватиться. Но стук копыт затихал, и было ясно, что вскоре негодяй затеряется в лабиринте узких улиц Сент-Джайлза.

Максимус в отчаянии потянулся к кирпичу у себя над головой, но кирпич неожиданно сдвинулся и вывалился из стены. Не сумев удержаться, Максимус заскользил вниз по стене и с глухим стуком ударился о землю.

А потом он долго лежал в этом вонючем дворе, спина и плечи у него ужасно болели, холодный дождь заливал лицо, а луна в эту ночь так и не появилась на небе.

Артемис проснулась, когда сильные мужские руки подхватили ее и подняли с кровати. Ей следовало бы встревожиться, но у нее возникло странное чувство, что так и должно быть. Она слышала биение сердца Максимуса, ровное и мощное, и щекой касалась шелка его халата. Когда он вынес Артемис из ее спальни в коридор, она наконец-то взглянула на него. Морщины на его лице, казалось, стали глубже, а глаза были усталыми и грустными.

Она потянулась к нему и погладила пальцем складку, у его губ, но он вдруг посмотрел на нее с такой свирепостью во взгляде, что она едва не задохнулась. Распахнув плечом дверь своей спальни, он подошел к кровати и уложил ее на постель, после чего сбросил с себя одежду и приказал:

— Раздевайся.

Приподнявшись, Артемис стянула сорочку, и он тотчас же прижался к ней своим горячим мускулистым телом.

— Ты должна спать только в моей постели. — В следующее мгновение он перевернул ее на живот, так что она прижалась щекой к подушке, и лег на нее. Опираясь на локти, Максимус чуть приподнялся и добавил: — Ты моя. — Он прижался щекой к ее щеке. — Моя — и больше ничья.

— Но Максимус, я так не…

— Не сопротивляйся, Диана, — шепнул он, раздвигая ее ноги, и Артемис почувствовала обжигающий жар его возбужденной плоти. — Не сопротивляйся, воительница и девственница.

— Я не девственница. Ты лишил меня девственности.

— И сделаю это снова! — прорычал он. — Я украду тебя, спрячу в замке далеко отсюда и буду ревностно сторожить тебя. Каждую ночь я буду приходить к тебе, и наслаждаться тобою до рассвета, ясно?

Она молчала, и он пробормотал ей в ухо:

— Ты хочешь этого, Диана? Хочешь быть моей, только моей?

— О да! — с горячностью ответила Артемис.

— Днем я пойду на охоту и убью громадного оленя, — продолжал герцог. — Я принесу его в наш тайный замок, разделаю и приготовлю в очаге, а потом усажу тебя к себе на колени и буду кормить маленькими кусочками. Все твое существование буду обеспечивать я — и только я.

Артемис рассмеялась, так как знала, что на самом деле ему вовсе не нужна покорная кукла. Чуть подвинувшись, она резким движением повернулась лицом к Максимусу.

— Я буду охотиться вместе с вами, — заявила она, взяв его лицо в ладоши. — Я такая же, как вы, милорд.

— Да, такая же… — Он легонько прикусил ее губу.

Артемис прекрасно помнила, что должна была серьезно поговорить с герцогом о своем будущем и об освобождении Аполло — но прямо сейчас, в этот момент, она не хотела возвращаться в реальность. Реальность никогда не приносила ей счастья.

Но если она не могла получить счастья, то могла получить кое-что другое…

Лукаво улыбнувшись, Артемис в ответ куснула губу любовника, а потом вонзила ногти ему в затылок и привлекла к себе еще ближе. Он потерся грудью о ее соски, а затем провел своим «копьем» у нее между hoi-, так что она сразу же сделалась влажной.

— А теперь вот так. — Он немного отодвинулся и снова уложил ее на живот.

Артемис, недовольная, что-то проворчала, а Максимус весело рассмеялся.

— Великолепная Диана… — шепнул он ей в ухо. — А теперь — за дело.

В следующее мгновение он резким движением вошел в нее, держа ее сзади за бедра и тяжело дыша ей в ухо.

Артемис, закусив губу, громко застонала. В таком положении, прижатая к постели, она не могла ни подвинуться, ни приподняться.

Максимус, казалось, понял ее затруднения и, рассмеявшись низким горловым смехом, вошел в нее еще глубже. Артемис ощущала его в себе, большого и твердого, как скала, и в какой-то момент, собравшись с духом, она пошевелила бедрами, насколько могла. Это ее почти неуловимое движение исторгло из горла Максимуса глухое рычанье, и он, прикусив зубами ее ухо, начал двигаться все быстрее — входил в нее яростно и стремительно.

— Не сопротивляйся, милая, очаровательная Диана, — шепнул он в ухо. — Ты такая горячая и влажная — и это для меня. Я бы вечно оставался в тебе, обнимал бы тебя, добивался бы твоего повиновения… — Внезапно он просунул под нее руку и прижал ладонь к ее груди. Его длинные ноги, лежавшие по обеим сторонам от ее ног, сжимали ее и не позволяли двигаться.

— Диана, — пробормотал он ей в ухо. — Диана, то, что я всегда хотел, но никогда не буду иметь.

Слезы защипали у нее в глазах, и она всхлипнула.

— Да, это так, — продолжал Максимус. — Поплачь вместо меня. Облегчи мою боль. Прими меня. Потому что больше я ничего не могу тебе дать.

Он входил в нее мощными, резкими толчками, а она, стиснув зубы, упиралась лбом в подушку. Внезапно он коснулся щекой ее щеки, и она почувствовала на своей щеке что-то влажное.

— Ну же, Диана, омой меня своей страстью.

Она снова всхлипнула — словно ей пронзили душу, словно умирала надежда… А он вдруг рухнул на нее, тяжелый, как свинец, и замер. В этот момент Артемис поняла: с Максимусом что-то произошло… Да, она была уверена: случилось что-то ужасное.

Чуть повернув голову — насколько смогла, — она спросила:

— В чем дело? Что случилось?

Он скатился с нее и глухо пробормотал:

— Этой ночью я встретил его — человека, который убил моих родителей. Встретил… и упустил.

— О, Максимус… — сердце Артемис болезненно сжалось.

Он рассмеялся каким-то жутким смехом.

— Этот человек называет себя Сатаной. Моя мать… — Герцог судорожно сглотнул. — В ту ночь, когда погибла моя мать, на ней были фамильные изумруды Уэйкфилдов — изумительное ожерелье с семью изумрудными каплями, свисавшими с центрального бриллианта. Негодяй, должно быть, разорвал ожерелье, потому что спустя несколько лет я увидел первую изумрудную каплю — на шее у одной куртизанки. Я потратил годы на то, чтобы собрать эти камни, но пока что у меня их только пять из семи. Еще прошлой ночью я заметил что-то изумрудное на шейном платке Сатаны, но не смог… рассмотреть. А сегодня я удостоверился: он носит одну из изумрудных капель моей матери. Я спросил его о второй из двух недостающих и знаешь, что он мне ответил?