Книга Великий Александр Македонский. Бремя власти - Михаил Елисеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Многие античные историки упрекали Великого Македонца за его чрезмерную страсть к вину. Но сначала в этом ничего особенного не было, царь строго соблюдал меру, а его пирушки с друзьями не были чем-то из ряда вон выходящим. Тот же Плутарх свидетельствует, что смыслом этих посиделок было не напиться до скотского состояния, а дружеское общение: «Из-за своей разговорчивости царь, как уже было сказано, много времени проводил за вином». Словом, все ясно, любил выпить и поговорить. В Персиде македонская армия находилась 4 месяца, войску был просто необходим отдых, после нескольких лет походов и сражений люди устали и морально, и физически. Да и сам царь тоже не из железа был сделан – страшное напряжение последних лет сказывалось и на нем. Его заботы – это не заботы простого солдата, полководец не знает покоя даже тогда, когда его войска отдыхают. А помимо военных забот на Александре висела еще куча других дел, касающихся управления его огромным государством, и времени на отдых практически не оставалось. А здесь все сложилось один к одному – место довольно отдаленное, относительно спокойное, враг разгромлен наголову, можно и на заслуженный отдых. И ничего удивительного и преступного нет в том, что царь расслабился. А как люди расслаблялись с древнейших времен? Правильно, вином, и царь Александр не был исключением. Только в отличие от греков македонцы вино пили неразбавленным и в количестве гораздо большем, а потому и результаты посиделок были другие. Раньше у Македонца времени на подобные мероприятия было в обрез, а сейчас оказалось в достаточном количестве, и постепенно все стало меняться. Дело даже не в том, что Александр стал пьянствовать с утра до вечера, нет, просто изменился и сам смысл этих посиделок, и соответственно количество потребляемых напитков. «Впрочем, прекрасные качества своей души – все это он запятнал непреодолимой страстью к вину», – так начинает Курций рассказ о последних днях пребывания Александра в Персеполе. Еще отец Александра, царь Филипп, был большим любителем выпить, но его попойки обычно не приводили к таким трагическим последствиям, как загулы его сына. У Юстина есть по этому поводу интересное наблюдение: «И тот, и другой слишком любили вино, но в опьянении их пороки проявлялись по-разному. У отца было в обыкновении прямо с пира бросаться на врага, схватываться с ним, безрассудно подвергаться опасности; Александр же в опьянении свирепствовал не против врагов, но против своих приближенных». Как уже было сказано, в Персиде армия находилась на отдыхе 4 месяца, и вряд ли Александр придумал, чем себя занять в этой глуши – поход против горных племен длился 30 дней, а чем заниматься в остальное время? «Он еще засветло садился за пиршества, на которых бывали и женщины, да не такие, которых нельзя было оскорблять, а распутницы, привыкшие жить с военными более свободно, чем полагалось» (Курций). А итог этих застолий оказался трагичен.
Во время очередной пьянки у Александра во дворце персидских царей «товарищи его походов щедро угощались, и чем дальше шла пирушка, тем больше люди пьянели и наконец длительное безумие охватило души упившихся» (Диодор). Ничего удивительного в этом нет, ибо вино, как известно, ума никому не добавляло. Соответственно, и мысли в головы приходили далеко не самые умные, но от количества выпитого вина казавшиеся гениальными. И в итоге у одной из пьяных гетер, афинянки Таис, любовницы полководца Птолемея, родилась идея: взять да и поджечь дворец персидских царей, благо они давным-давно сожгли ее родные Афины. Око за око, показать всему миру, что возмездие постигло надменных персов. «К этому мнению пьяной распутницы в таком важном деле присоединяются один за другим тоже упившиеся вином; царь проявил тут больше алчности, чем сдержанности: «Почему бы нам в самом деле не отомстить за Грецию и не запалить город?» Все разгорячились от вина и бросились хмельные поджигать город, ранее пощаженный вооруженными врагами. Царь первым поджег дворец, за ним гости, слуги, наложницы. Обширный дворец был построен из кедра, он быстро загорелся, и широко распространился пожар» (Курций Руф). Одуревшая от вина компания разбежалась по огромному зданию, разнося везде огонь и поджигая все, что может гореть. А впереди всех, в венке и с факелом в руке, шел пьяный сын бога Амона и личным примером вдохновлял остальных. Судя по всему, полыхнуло так, что воины, бывшие в лагере за городом, увидев в ночи огненный столб огня, перепугались не на шутку и ринулись на помощь. Но удивлению их не было предела, когда, прибежав к дворцу, увидели, «что сам царь все еще поддает огня. Вылив воду, которую принесли с собой, они и сами стали бросать в огонь горючий материал». Очень похожее на правду объяснение такой реакции простых солдат на происходящее дает Плутарх: «Они надеялись, что, раз Александр хочет поджечь и уничтожить царский дворец, значит, он помышляет о возвращении на родину и не намеревается жить среди варваров». Македонских ветеранов понять можно, они зашли в такие места, о которых и помыслить не смели у себя на родине, а вот их командиров оправдать трудно. Поддавшись на провокацию пьяной женщины, они, прежде всего, опозорили себя и уже потом, задним числом, выдумывали различные оправдания, придавая сожжению дворца чуть ли не ритуальный характер. Отголоски этих попыток можно увидеть в замечании того же Плутарха: «другие же утверждают, будто поджог дворца был здраво обдуман заранее». С этим нельзя согласиться хотя бы по причине того, что если бы царь хотел его сжечь, то он сжег бы его в первые же дни своего пребывания в Персеполе. Арриан, в целом хорошо относившийся к Александру, по этому поводу пишет: «По-моему, однако, Александр действовал безрассудно, и не было здесь никакого наказания древним персам». Конечно, не было, потому что когда царь немного протрезвел, то сразу же сообразил, что наделал, – и бросился тушить пожар. А зачем его тогда тушить, если заранее все решил и обдумал, а вот если до тебя дошло, что не дело творишь, то тут все понятно и становится на свои места. Плутарх так и написал: «Но все сходятся в одном: Александр вскоре одумался и приказал потушить огонь». Только уже было поздно и исправить ничего было нельзя – великолепный дворец могучих персидских владык Дария и Ксеркса превратился в груду развалин. «Македонцы испытывали стыд из-за того, что такой славный город был разрушен царем, упившимся на пиру, но, серьезно обдумав это, они заставили себя поверить, что именно так и следовало разрушить город» (Курций Руф). А что им еще оставалось делать, не сознаваться же на весь мир в недостойном поведении своих командиров. А так вроде все красиво – сожгли Персеполь, мстя за Афины.
* * *
Македонская армия выступила в поход на Экбатаны, столицу Мидии. Позади была разоренная и выжженная земля, бывшая некогда сердцем великой империи Ахеменидов. На месте древней столицы остались лишь руины и огромное пепелище, где раньше стоял дворец Царя царей. А жизнь Александра вновь сделала крутой поворот. Юноша с яркими, восторженными глазами, в блестящих доспехах уходил за светлую линию горизонта. Тот, кого называли Сотер, уходил навсегда. А в кровавых сполохах вечерней зари, в отблеске далеких пожаров приходил другой, и глаза его были черны, как пепел сожженных городов. И имя было ему Искандер Двурогий, тот, кого на Востоке до сих пор зовут Проклятым.
Поступь грозного бога
Македонская армия стремительно двигалась на север, на Экбатаны. По сведениям, которые получил Александр, Дарий был там и готовился дать македонцам бой. Но в действительности подобное решение было равносильно самоубийству, так как персидская армия насчитывала всего 6000 пехоты и 3000 всадников. План у владыки Востока был другой, и его исполнение зависело от того, какие действия предпримет Александр: если тот остановится в Персиде и Сузах, то и Дарий останется в столице Мидии, собирая войска и копя силы, выжидая удобный момент, чтобы атаковать врага. А если неугомонный Искандер двинется на север, то перс собирался развязать против него настоящую партизанскую войну – отступать в Гирканию и Бактрию, все сжигая и уничтожая на своем пути, собирая под свои знамена всех, кто был готов вступить в борьбу с завоевателями. Те времена, когда Дария в походах сопровождали гарем и громадные обозы, давно канули в Лету – все барахло и женщин Кодоман отправил к Каспийским воротам, а сам с войском стал ждать дальнейшего развития событий в Экбатанах. И дождался – Искандер выступил против него!
