Книга Не для печати! - Сью Уэлфер

* * *

Тем временем в Норвиче после странного зашифрованного разговора с Лиз Ник Хастингс вышел на солнцепек и направился в бар на углу Кингсмед Террас, чтобы выпить пару бутылок ледяного пива и съесть сэндвич с помидором и копченой говядиной. Было время сиесты; улица была пыльная и покрытая туманом и выбеленная солнцем, углы зданий — мягкими и размытыми от всепроникающей жары.

Даже в кафе, где, по идее, должно было быть темно и прохладно, как в пещере, царила душная и сонная атмосфера. Ник взял пиво, вышел на улицу и уселся за столик под зонтиком. Если бы ему хотелось побыть в одиночестве, он бы остался дома. Он откинулся на стуле в тени и начал наблюдать за людьми, которые проходили мимо, держась за руки. Судя по всему, человечество наконец разделилось на уютные довольные парочки. Лишь одному человеку не хватило пары. Ему. Ник вытер горлышко бутылки и глотнул ледяную жидкость. Острый вкус пронзил его, и холодная, ледяная жидкость проскользнула в желудок. Мимо пробежал мужчина с букетом роз. Даже тот, кто появился на улице один, попросту направлялся на встречу со второй половиной.

Расчувствовавшись до слез, Ник осушил вторую бутылку и поплелся домой. Остаток вечера четверга и всю пятницу он провел за мольбертом, и ему наверняка удалось бы сделать очень много, если бы он не потратил так много времени уставившись невидящим взглядом на залитую солнцем пыль, плавающую над его столом, прокручивая в памяти события прошедших двух недель и ломая голову, что же делать дальше. Неопределенность, будто мелкая сыпь, покалывала кожу.

Ранним вечером в четверг Ник принялся рисовать какие-то каракули. И вдруг из хаотичных линий сложился логотип: птица, взлетающая из пепла.

Когда Ник сказал Джоанне О'Хэнлон, что хочет открыть собственную мастерскую и делать мебель, он говорил правду. Но он не ожидал, что, после того, как произнесет эти слова вслух, они так быстро начнут обретать силу. Может, действительно настало время перемен? Он ошибался, думая, что все дело в Лиз. Он откинулся в кресле; странно, что глубоко внутри все еще живет эта мечта, которая до сих пор причиняет боль. Он так долго ее игнорировал, что уже забыл, что она существует. Еще в колледже Ник мечтал основать свой собственный бизнес. Но ему всегда что-то мешало: реальная жизнь, реальная работа, потом реальный дом, реальная жена, бывшая жена.

Копия интервью с Джеком Сандфи все еще красовалась на пробковой доске над столом. Один из первых вопросов, который ему задала Лиз Чэпмен, — почему он ждал так долго, прежде чем вернуться к работе. Она попала в точку, сама того не подозревая. Ник взглянул на рисунок птицы; может, на самом деле настало время выйти из тени и начать все с начала?

Он улыбнулся и закрасил глаз птицы красным фломастером. Возможно, «Феникс» — это немного наивно, но все равно ему казалось, что это самое подходящее название. Придумав имя своей компании, он пробудил все свои тайные желания и стремления, которые подавлял долгие годы. Как давно он решил отказаться от своих надежд, позволить им пойти ко дну?

Он вынул еще один лист бумаги, положил рисунок на освещенную поверхность и перерисовал логотип, на этот раз более четкими, чистыми, ровными линиями. Красные глаза, золотое оперение. Птица расправила крылья и издала свой первый вздох.

— Готово, — пробормотал Ник. — Летим к небесам.

К полудню пятницы у Ника появилась тысяча идей; он написал список людей, которым нужно позвонить, необходимых вещей, поставщиков, магазинов, клиентов, которые, возможно, захотят купить его работы. Пока его идеи набирали силу, сверкая гранями в ярких огнях воображения, Ник поспешил на улицу, купил выпуск местной газеты в газетном киоске и посвятил оставшуюся часть дня поискам подходящего помещения. Определенно, кое-что изменилось.

* * *

— Останови здесь, — произнесла Морвенна, возвращаясь домой после того, как она наконец выследила Лиз Чэпмен. — На следующем повороте налево.

Лили Ховард остановила машину у садового рынка, который привлек внимание Морвенны, когда они ехали к Лиз. Рынок располагался в стороне от главной дороги и был окружен высокой зеленой сеткой, защищавшей его от резкого восточного ветра, и рядами деревьев в кадках.

Это место напоминало необитаемый остров, волшебный оазис с буйной растительностью среди фермерских полей, безопасную гавань, где можно укрыться от шторма. Морвенна вышла из машины в тот самый момент, как выключился мотор. Надела солнечные очки, закинула сумку на плечо и направилась к входу. Лили Ховард семенила за ней, отставая на пару шагов.

На полупустой парковке легкий ветерок, похожий на дуновение, колыхал кроны деревьев, заставляя зеленые листья переливаться серебром, красным и янтарным цветом. Морвенна взяла тележку и под перешептывающимися ветвями направилась в главный питомник, ссутулив плечи и наклонив голову.

Ей безумно хотелось купить какое-нибудь растение. Растения в кадках — огромные, роскошные, раскидистые и высокие, покрытые зеленью кусты помогли бы ей справиться с чудовищной холодной болью, которая разрывала ее на части. И еще ей хотелось купить цветочные горшки. Большие кадки, почти размером с бочку, покрытые глазурью китайские горшки, медовые бока которых вручную расписаны иероглифами, сулящими мир, гармонию и всевозможные духовные, благотворные новые ощущения. Пока Морвенна пыталась утешиться, Лили купила два поддона с шалфеем по сниженной цене и упаковку таблеток от слизней.

Когда женщины наконец вернулись в монастырский дом, потребовалась помощь трех студентов, чтобы разгрузить машину.

Тем временем в мастерской Джек Сандфи рисовал, не замечая ничего вокруг. Он был поражен тем, что происходило в его душе, которая все эти годы спала и наконец проснулась. Одолжив у австралийки карандаши, он работал весь оставшийся вечер четверга, делая случайные наброски на снежно-белой фотобумаге, а позже начал писать углем и пастелью на грубых блистах цвета терракоты — страница за страницей, не в силах остановиться. Хотя он делал так лишь потому, что знал: как только он закончит рисовать, начнется творчество. Он чувствовал, что не готов, потерял форму, заржавел — и понимал, что творчество может поглотить все его существо.

Это приводило его в возбуждение и в то же время ужасало. Джек осознал, что совсем забыл, это чудесное ощущение — находиться на грани, заглядывать в головокружительные глубины бездны.

Джек прервался и перевел дыхание единственный раз — когда девушка-австралийка принесла тарелку с сыром и луковыми булочками, упаковку вкуснейших яблочных пирожных и пакет пива. Но даже тогда, хоть они разговаривали и пререкались, все мысли Джека, которые рождала раскаленная добела, стремительно вращающаяся спираль его мозга, были нацелены на мольберт.

Она вернулась на закате, одетая в короткое летнее платье, и принесла тарелки с макаронами и бутылку красного вина. К тому времени дневное небо потускнело и стало золотисто-коричневым и темно-синим, а Джек наконец преодолел разочарование оттого, что не в силах больше ясно и четко отображать свои мысли на бумаге. Но он был уже близок к цели. Руки болели от напряжения, и, хотя краем глаза он видел, что блондинка наблюдает за ним с чувственным голодным любопытством, ему было все равно. Они вместе поужинали, в уютной тишине, сидя рядом за одним из столов.