Книга Операция «Танненберг» - Руслан Мельников

Он приоткрыл дверь кабины. Крикнул:

– Эй, там, в кузовке! Приготовьтесь, прорываться будем. Поедем быстро и тряско. Держитесь покрепче. Луки-арбалеты – к бою. Сможете стрелять – стреляйте.

– С богом, Василий, – отозвался за всех Гаврила.

Аделаиду, сидевшую рядом, Бурцев прогнал в кузов. Там сейчас – безопаснее. Лобовое стекло – это все-таки не щит, от случайной стрелы не укроет. На освободившееся сиденье под правую руку положил «шмайсер», подобранный на заставе в вайделотском лесу. Это – на крайняк. Это – последнее средство, если остановят. Это будет – Бурцев покосился на громадную бомбарду в прицепе «Фамо» – наша тяжелая артиллерия будет.

А орденская стража уже близко, совсем близко. Мечи – в ножнах. Поднятые забрала, удивленные лица. Понятное дело. Ожидали увидеть небесное воинство изломанного креста, а тут – такое дело. За рулем – водила в кольчуге. Из кузова торчат невиданные арбалеты. И швейцарский мутант – жертва радиации Вальтер Телль поднимает над бортом уродливую голову. И на жутком лице – жуткий оскал.

Немцы кричат. Забрала шлемов падают на лица. Руки тянутся к оружию.

И – началось. И – понеслось.

Глава 48

От рванувшейся с места машины отскочить успели не все. Двух или трех всадников сшибло бампером. Отбросило в сторону вместе с лошадьми. Еще двоих подмяло колесами. Кто-то из тевтонских рыцарей бросился на грузовик с боевым топором. Разбил фару, рассек капот. Отлетел, кувыркаясь…

«Опель» въезжал в обоз.

Мельком Бурцев заметил, как с задней повозки упал, опрокидывая корзину с яблоками, арьергардный дозорный. Тот самый, что увидел их первым. Упал – как сидел. Копье – в одной руке. Яблочный огрызок в другой. Короткая стрела – в груди.

Из кузова трясущегося грузовика летели все новые и новые стрелы.

Визжала Аделаида.

Вопили дружинники.

Разбегалась в панике обозная челядь. Прыгали за обочину, прятались в лесу.

Да, колесница на двигателе внутреннего сгорания наделала делов. Тех, кого не сразили стрелы, доставало иное оружие. В зеркало заднего обзора Бурцев видел, как секира Дмитрия выбила из седла всадника, атаковавшего машину с фланга. И как какого-то настырного цепкого тевтона, повисшего на левом борту, сшиб шестопером Гаврила.

И все же охрана обоза принимала бой. Несколько пеших – отважных, но дурных – кнехтов даже попытались перегородить путь «Опелю» большими щитами. За щитоносцами показались тевтонские арбалетчики.

Два болта разнесли вдребезги лобовое стекло. Ударило в кузов. В крыло. Из левой дверцы кабины тоже высунулся и уткнулся в спинку сиденья тупорылый наконечник.

Бурцев крутанул руль, вдавил педаль газа до упора.

Толчок. Встряска. Грузовик разметал преграду из щитов и людей. Но удержать машину не удалось. «Опель» вильнул в сторону, скрежетнул бортом о распряженную телегу с крупным бомбардным стволом. Выворотил переднюю ось повозки.

И – зацепился. Увяз, запутался в крепких упряжных ремнях, потерял скорость. Начал пробуксовывать, таща за собой непомерный груз – перевернутую телегу с намертво привязанным орудием. Бомбарда, будто якорь, будто плуг, цеплялась за землю, не желала отпускать.

А со всех сторон уже бегут-скачут тевтоны.

А «шмайсер» от толчка завалился куда-то меж дверцей и сиденьем – так сразу и не достанешь.

А стрелы из кузова больше не летят: магазины арбалетных полуавтоматов опустели. И перезаряжать – нет времени: грузовик уже обступали враги.

Их крепость на колесах, их гуляй-город на бензиновом ходу яростно атаковали. Дружинники в кузове, отбросив самострелы, бились врукопашную, срубая, скидывая немцев под колеса. И весь кузов уже – в кровище. И вокруг – кровь. А Бурцев все жал на газ, пытаясь выехать, вырваться. Сбросить треклятый балласт.

Надрывался мотор. Удушливые выхлопы расползались вокруг ядовитым сизым облаком. Из-под буксующих колес взметались фонтаны замешенной на крови грязи. Загребая землю, волочилась за «Опелем» разбитая повозка с бомбардой. И машина едва-едва ползла. Пока…

Дмитрий, перегнувшись через борт, рубанул секирой. Раз, другой… Сво-бо-да!

Злополучная телега отцепилась, наконец. Отвалилась.

Грузовик выпрыгнул из орущего месива.

И вот тут-то Бурцев увидел одинокого всадника на здоровенном боевом коне. Впереди. Рядом совсем. Тевтонский рыцарь при полном доспехе, с небольшим квадратным щитом, с длинным тяжелым копьем мчался во весь опор навстречу машине.

Под наконечником опущенного копья трепетал яркий красный баннер. Кнехты-пехотинцы в черных одеждах разбегалась, уступая дорогу всаднику. А попробуй не уступи – сейчас эта разогнавшаяся, обвешанная железом махина способна снести, растоптать, раздавить любого. Не хуже «Опеля» раздавит зазевавшегося пешца рыцарь-танк.

– Готт мит унс! – боевой клич из-под яйцевидного шлема с вытянутым, похожим на песью морду, забралом был слышен даже в кабине грузовика.

Елы-палы! Тевтонский камикадзе шел на таран! Лоб в лоб. Копье в бампер. И на узком пространстве меж телегами и обочиной тракта столкновения уже не избежать.

Бурцев тоскливо глянул на торчавший из-за сиденья ствол «шмайсера». Не-а, не успеть!

Что ж, пусть будет таран! Бурцев бросил грузовик навстречу противнику.

И яростно кричали сзади – в кузове.

И время замерло.

«Такое уже было, – отмечало бесстрастное сознание. – И неоднократно». Ну, не такое – почти такое. У деревушки Мооста отчаянные дружинники Домаша и Кербета бросались врукопашную на немецкий танк – на бронированную «Рысь».

И сам Бурцев вот так же, как этот всадник в белом плаще с черным крестом, атаковал с копьем наперевес взлетающий «мессершмит» в Иерусалиме.

Увы, армейский грузовик – это не танк. И не самолет.

«Так что готовься к смерти, Васька Бурцев», – говорило бесстрастное сознание.

А рыцарское копье уже целило в грудь и голову водителю. И рука в латной перчатке держала то копье крепко. И щит с небольшим вырезом вверху служил дополнительным упором. И крюк с правой стороны нагрудника – тоже.

Копье целило в грудь и голову…

Оставалась секунда. Нет – полсекунды.

Потом ударит тяжелый наконечник на длинном древке. Наконечник ударит первым. И если попадет, остальное будет не важно.

У Бурцева копья не было. Не было и щита. Но за приборную доску он нырнул вовремя. Мгновение, доля мгновения еще была у всадника, чтобы изменить направление удара. Тевтонский рыцарь изменил. Использовал этот последний миг.

Бурцев уже не видел, как копейный наконечник кивнул, опускаясь вниз – к передку разогнавшейся машины.