Книга Любовь под луной - Саманта Джеймс

Доминик оцепенел. Он попытался отстраниться, но Оливия, догадавшись, о чем он думает, вцепилась в него.

– Это не то, что вы думаете! – воскликнула она. – Нe потому, что вы...

– Цыган? – онемевшими губами подсказал он.

– Да. – Оливия провела языком по пересохшим губам, чувствуя, как окаменело его тело. Моля Бога о том, чтобы найти подходящие слова, она попыталась поймать его взгляд. – Просто... все это случилось так неожиданно!

– Для меня тоже.

– Я так надеялась, что утром вы ни о чем не вспомните... – На ее губах затрепетала робкая улыбка.

Доминик перевел дыхание, ему стало немного легче.

– А я, когда утром открыл глаза, решил, что видел сон... чудесный, упоительный сон. – Его пылающий взгляд погрузился в ее глаза. – Я не хотел причинить тебе боль, – низким, рокочущим голосом произнес он.

– Конечно, я понимаю. – Оливия не кривила душой. Ей и вправду ничуть не было стыдно, оттого что все это случилось у нее именно с ним. А если уж быть совершенно откровенной, она просто не могла себе представить, чтобы па его месте оказался кто-то другой. Вот и сейчас, достаточно было только мыслями вернуться к прошлой ночи, и сердце ее вновь заколотилось. – Доминик, – беспомощно пролепетала она, – разве так уж необходимо говорить о том, что произошло?

– Но ничего ведь не изменится, верно? Не можем же мы сделать вид, будто ничего не произошло?

Он прав, подумала Оливия. Но она не знала и не могла знать о том, что Доминик меньше всего на свете хотел бы забыть то, что произошло. Больше того, он мечтал о том, чтобы это повторилось. Только уж в этот раз он не позволит себе уснуть, он будет ласкать ее снова и снова, наслаждаясь восхитительными округлостями гибкого тела. Он будет пить эти минуты, как драгоценное вино!

– И потом, – прибавил он, – разве я могу забыть?..

Оливия затрепетала. Она тоже не сможет забыть... никогда.

– Этот бал, который я намерен устроить... – Доминик неожиданно сменил тему. – Он очень важен для меня, Оливия. Всю жизнь я боролся за то, чтобы меня признали... приняли как равного. – Он замолчал, и Оливия видела, что он пытается подыскать подходящие слова. – И пусть я не цыган и не гаджо, но я – граф Рэвенвуд! И если уж я достаточно хорош для лондонского света, то местному обществу тем более не пристало брезговать мной! Меня должны признать и здесь.

– И в деревне тоже? – догадалась Оливия.

– Да, да! Рэвенвуд – мой дом, и я намерен остаться здесь навсегда!

Оливия молча кивнула. Она вспомнила, сколько приглашений ей пришлось разослать, а ответные письма с благодарностями и обещанием приехать на бал все продолжали прибывать. Однако после сегодняшнего происшествия на реке она стала сомневаться, что местные жители признают Доминика своим... по крайней мере в ближайшее время. Гнев и возмущение вновь охватили ее. Почему они не видят, что он не тот человек, которого надо бояться и которому не следует доверять?

– И я хочу, чтобы вы тоже были там, Оливия. На балу. Рядом со мной.

– Доминик... я... это такая честь, правда! – бессвязно пролепетала Оливия. Она этого не ожидала. – Но я... я не могу.

– Почему? – Глаза его сузились.

– Вы забыли, – с достоинством сказала она, – что я всего лишь горничная, а вы... вы мой хозяин.

– К дьяволу все это! – Лицо Доминика потемнело, как грозовая туча.

– Вам легко говорить. О, с какой радостью я приехала бы на бал как ваша гостья! Но так... так было бы неприлично! Да и потом, что я скажу остальным? Франклину? Шарлотте? Или миссис Темплтон?..

– А вы и не обязаны ничего говорить. Это вообще вас не должно касаться. – И снова перед ней был не любовник, а надменный лорд.

Оливия вздохнула. Как бы ей хотелось побывать на балу! Одетая в восхитительное платье, она бы танцевала, пила бы маленькими глоточками шампанское... Но этого никогда не будет. Достаточно вспомнить, кто она... и кто он. Улыбка сползла с ее лица.

– Это невозможно, – непререкаемым тоном заявила она. – Вы не должны выказывать мне предпочтение. И прошу вас, не настаивайте... и не говорите, что уволите меня, иначе у меня возникнет сильное искушение уйти самой.

Он бросил на нее взгляд. Оливия могла бы побиться об заклад, что в нем сквозила досада, как у ребенка, который не получил желанную игрушку.

– Вы не передумаете?

– Нет, – просто сказала она.

– Вы упрямы. – Доминик недовольно поджал губы.

– Ну а вы – настоящий лорд, привыкший, чтобы все его желания исполнялись, – насмешливо пропела она.

– Вы отказались прийти на бал. Неужели вы откажете мне и в прощальном поцелуе... прежде чем я уйду?

С этими словами он привлек ее к себе. Глаза их встретились, и Оливию охватило возбуждение.

– Никогда, милорд! – прошептала она за мгновение до того, как его губы завладели ее ртом.

Он целовал ее долго, с той требовательной и страстной нежностью, которая говорила о еле сдерживаемом желании, а когда отстранился, Оливия едва держалась на ногах. Испуганная и в то же время восхищенная, она поймала себя на том, что мечтает о новом поцелуе.

Роберт Гилмор распахнул дверь и вошел. Дом его стоял на самой окраине Стоунбриджа. Дверь с таким грохотом захлопнулась за его спиной, что по всему дому жалобно зазвенели стекла.

Он направился к шкафчику, где обычно держал бренди. Вне себя от злобы, он и не вспомнил о бокале. Гилмор поднес бутылку к губам и сделал большой глоток. Тонкая струйка потекла у него по подбородку. Бренди обожгло ему желудок таким же пламенем, какое сейчас полыхало в его душе.

Не прошло и часа, как бутылка почти опустела. Бренди немного притупило его чувства, но только не гнев, сжигавший его изнутри.

– Шлюхи и воры, – пробормотал он. – Все они шлюхи и воры, вот так-то!

Конечно, он думал о той цыганской девке, которая носила под сердцем Доминика Сент-Брайда. Но вспомнил и о другой... О той, которая много лет назад околдовала его отца.

Губы Гилмора скривились. Грязное ругательство сорвалось с них. Он проклинал их всех, но в первую очередь Доминика Сент-Брайда... Гилмор ненавидел его всеми фибрами души, как и всех цыган, одним своим присутствием осквернявших землю. При мысли о таборе, по-прежнему стоявшем неподалеку от деревни, его просто трясло от злости. Уж конечно, эти воры явились сюда из-за Сент-Брайда!

Подойдя к окну, он ухватился за подоконник и уставился в ту сторону, где был Рэвенвуд-Холл. Время от времени он подносил бутылку к губам, делая большой глоток и утирая ладонью рот.

Рэвенвуд-Холл... Подумать только, этот выскочка, этот надменный «цыган» обнаглел настолько, что позволил себе вышвырнуть из дома его, Роберта Гилмора! И наверное, считает, что это сойдет ему с рук! Ну что ж, этот ублюдок убедится, что совершил непоправимую ошибку. Очень скоро высокомерный лорд будет валяться в грязи у его ног, умоляя о пощаде!