Книга Наследница Магдалины - Элизабет Чедвик (Англия)

— Доминиканис — псы господни, — процедил сквозь зубы Симон.

Сегодня был его день, его триумф, его праздник. Он сам спланировал это показное действо и, как подобает талантливому лицедею, соответствующе для него принарядился. На нем блистал красного бархата парижский камзол, расшитый золотыми вставшими на дыбы львами с раздвоенными хвостами, и белый шелковый плащ с алым крестом.

Обо всем было договорено заранее. Симон был дружен с папой еще со времен Иерусалимского похода и теперь, после того как он столь ревностно защитил интересы Рима в Лангедоке, с нетерпением ожидал давно обещанной мзды.

«Старый дурак и впрямь считает, что подобно тому, как луна получает свой яркий свет от солнца, так и власть королей получает свой блеск и великолепие от папского престола, — рассуждал де Монфор. — Что бы делали эти святоши без таких, как я. Рим, видите ли, держит в своих руках ключи неба и управление делами земными. Сущий бред. Острый меч поддерживает папский престол». Взгляд Симона упал на толстую тушу Сито: «Вот еще одна мерзкая жаба думала поживиться плодами моих побед. Не вышло, господин легат».

В противоположном конце зала, ближе к выходу, стоял покаянно преклонивший голову граф Тулузский в окружении более чем скромной свиты во главе со своим молодым наследником. После взятия Тулузы только его святейшество мог решить, какие и кому именно владения оставить, а каких и кого именно лишить. Говорят, что даже сам король французский признавал вассальную зависимость от Рима.

Папа стукнул крученым посохом, и в зале сразу же смолк оживленный гул многочисленных голосов. Все с нетерпением ждали решения папского суда.

— Возлюбленные мои братья, — скрипучим дрожащим голосом загнусавил облаченный в папские регалии старик. — В то время, когда воины христовы несут свет язычникам в далекой Ливонии, когда я уговариваю русских мирян и духовенство возвратить заблудшую Дочь Матери, когда королевство Латинское воздвигнуто в самом сердце Православной Византии, когда невинные Дети, — он смахнул с глаз невольно навернувшуюся слезу, — эти агнцы божьи в священном порыве идут воевать за гроб Господень, находятся мерзкие безбожники и богохульники, покровительствующие врагам Веры Христианской. Уверяю вас, братья. Еретик — он хуже сарацина. А некоторые сильные мира сего, забыв, что всякая власть от Бога, позволяют себе недопустимое. Гнусная ересь расцвела пышным цветом у самых врат святого Рима! — сорвался на крик папа. — Раймон Тулузский! Подними голову, многогрешная Душа, дважды отлученная от церкви! Не ты ли привечал гнусных катаров? А известно ли тебе, что муки Господа нашего Иисуса Христа они считают простой иллюзией?! Какое кощунство. Не ты ли, изменник, публично каявшись, строил козни совместно с королем арагонским против своих же соплеменников французов? Не ты ли повинен в учинении помех крестовому походу, насилии и братоубийстве? Бедствия, войны обрушились на подданных твоих, гибнут старики, женщины, дети. Не ты ли обратил на себя Гнев Господень? Бойся, Раймон, впасть в руки Бога Живого! Я, наместник Господа на земле сегодня здесь, в городе Латран, решил, поскольку ты, многогрешный граф, не смог искоренить богомерзкую ересь в своих владениях: отныне они отходят ревнителю святой веры, предводителю крестового похода против гнусных катаров-альбигойцев барону Симону де Монфору в вечное владение, в том числе и град Тулуза. Сыну твоему Раю, что не несет по малолетству вины за ошибки отца, оставляю Ним, Бокер и Сен-Жиль-на-Роне. Отныне барон де Монфор получает от Римского престола следующие титулы — граф Тулузский, виконт Безье и Каркассона, герцог Нарбоннский. И да падет гнев Божий на всякого несогласного с решением нашим. Аминь!

— Аминь! — ответствовал хором зал.

Но граф Раймон и Рай уже не слышали этого. Спешно покинув собрание, они седлали коней. Никогда прежде графу Тулузкому еще не приходилось терпеть подобного унижения.

— Рано радуются, — утешал его Рай, когда они скакали по пыльной дороге к Фуа. — Мы им еще отомстим.

— Отомстим, — бросил еще окончательно не пришедший в себя после пережитого потрясения Раймон. — Как это пел трубадур у нашего нынешнего гостеприимного хозяина: «Имея все, остался на бобах». Отступать нам больше некуда. Не бывать Тулузе под норманнским сапогом!

И они поклялись на мечах непременно вернуться туда, откуда их столь бесславно изгнали: «За Родину! За Тулузу!»

ГЛАВА 29

Кастельнодри, замок Симона де Монфора, лето 1216 г.

— А у меня для вас чрезвычайно важные известия, госпожа, — промолвил преподобный Бернар, благословив трапезу.

— Если не секрет, какие? — с любопытством посмотрела на него Алаи, откладывая серебряную ложку.

Сегодня они обедали одни. Хозяин замка, новый властитель Юга, отбыл по делам в Тулузу. Необходимо было проинспектировать гарнизоны, расквартированные на захваченных землях и навести порядок во вконец разложившейся армии крестоносцев. Амори, с годами все более походивший на отца, отправился в эту поездку вместе с де Монфором. В Тулузе их ожидал оставленный за наместника средний сын Симона, Ги.

Так что в трапезной, не считая прислуживавшего за столом Жана, присутствовала лишь хозяйка замка да настоятель замковой часовни. Анис, Ришар и Симон-младший были предоставлены заботам многочисленных нянек.

— Первая новость скверная, — продолжил машинально перебиравший четки Бернар. — Ну а вторая, слава Господу, как это часто бывает, радостная. — Он испытующе посмотрел на Алаи. С возрастом в лице ее стало проявляться нечто лисье. «И все такие же жиденькие бледно-рыжие волосы, — подумал про себя священник, — точно свалявшаяся лисья шерсть».

Алаи не мигая продолжала смотреть в темные, как ночь, глаза облаченного в черную рясу Бернара.

— Наместник Бога на земле, святейший и непогрешимый папа Иннокентий Третий, — здесь преподобный сделал эффектную паузу, — отошел в мир Лучший. И нет никакого сомнения в том, что отныне Душа его Святейшества пребывает в Раю. — Услышав об этом, Алаи невольно всплеснула руками. — Эту новость мне только что сообщил секретарь папского легата в Лангедоке, отец Доминик. С завтрашнего дня весь католический мир облачится в траур. Госпожа, муж ваш лишился надежного союзника и покровителя, — подытожил Бернар, вытирая платком пот с обрамленной коротко стриженными черными волосами тонзуры.

— И что же теперь будет? — испуганно прошептала Алаи, подставляя Жану пустой золоченый кубок. Жестом Бернар попросил слугу наполнить и его серебряную чашу.

— Уверен, что ничего страшного не случится. Римский престол не может пустовать. И наша вера крепка как никогда сильной католической церковью. В скором времени будет избран новый папа.

— Ну а какая же новость радостная? — поинтересовалась Алаи, аккуратно отрезая себе кусочек холодной птицы. При этом она случайно помакнула рукав дорогого, доставленного ей мужем из-под Тулузы, шелкового платья в острый соус.

— Также умер и заклятый враг папы, многогрешный английский король Иоанн, прозванный Безземельным. Это хорошее известие для всех французов.