Книга В чреве кита - Хавьер Серкас

— Как?

Я заорал:

— Я спрашиваю, что произошло?

— Что-то жуткое, — провозгласил он драматическим тоном. — Я лично вас не обвиняю, честно, и Луиза тоже: другая на ее месте неизвестно как бы поступила. А вот Хуан Луис, конечно, это совсем другое дело, да что я буду вам говорить: вы же знаете, какой он. Во всяком случае не волнуйтесь: с Луизой все в порядке.

Совершенно обалдев, я сознался:

— Ничего не понимаю.

— Пусть лучше Луиза вам расскажет, — произнес Матеос. — Вот она. До скорого, молодой человек.

— Томас? — через секунду спросила моя теща. — Это Луиза.

Мне казалось, что я смутно догадываюсь о причинах тревоги Матеоса; и, честно говоря, перспектива снова увязнуть в семейных разборках меня не пугала, скорее напротив: это был способ вновь включиться в нормальную жизнь, в круг привычных забот Луизы и моих собственных забот времен нашей совместной жизни. Она меня в некотором смысле устраивала, поскольку мое вмешательство и помощь в разрешении конфликта позволили бы мне приблизиться к Луизе под благовидным предлогом. Почти с благодарностью я подумал в тот момент, что узы брака слишком крепки и многочисленны, чтобы их могла пресечь легкая интрижка. Успокаивающим голосом я спросил:

— Как вы поживаете?

— Я-то хорошо, сынок, — печально вздохнула она. — Но ты себе не представляешь, что тут случилось.

— Висенте мне сказал.

— Он тебе сказал?

— Он мне сказал, что что-то произошло, — пояснил я. — Но не сказал, что именно.

— Я хотела сразу же тебе сообщить. Я тебе несколько раз звонила, но не застала дома.

Я снова начал оправдываться, но вскоре, испытывая смутное беспокойство (меня вдруг посетило подозрение, что теща боится мне рассказать о случившемся, и это показалось мне странным), потребовал:

— Так что случилось?

Моя теща пустилась в бессвязные томительные объяснения, смысл которых я сперва не уловил; затем, как сквозь туман, я разобрал слова «авария» и «больница»; и еще я понял, что речь идет о Луизе. Еле слышным голосом я спросил:

— Где она лежит?

— В больнице Святого Павла, — ответила она. — Монтсе провела там ночь. Сейчас я собираюсь ее сменить.

Уже бросая трубку, я успел крикнуть:

— Я еду туда.

24

Таксист высадил меня на углу улиц Картахена и Падре Кларет, перед входом в больницу Святого Павла, чьи две башни в стиле модерн были скрыты под каркасом лесов и обтянуты зеленой сеткой. Ощущая ком в желудке, я пробежал через двор, поднялся по ступеням и вошел в вестибюль; рядом с залом ожидания, в маленькой темной кабинке, напоминающей исповедальню, консьерж в синей форме разговаривал с какой-то сеньорой; на стенке кабинки я прочитал: «Справка». Когда подошла моя очередь, я объяснил:

— Я разыскиваю Луизу Женовер. Мне сказали, что она лежит здесь.

— На каком отделении?

— Я не знаю.

— Вы хоть знаете, когда она к нам попала?

— Не знаю. На прошлой неделе, но мне не сказали, в какой день.

Консьерж — человек со смуглой кожей и странными чертами лица, с костистым выступающим носом, на котором балансировали в состоянии неустойчивого равновесия очки с толстыми стеклами, — поджал губы и, не глядя на меня, покачал головой, то ли порицая меня, то ли просто скучая; затем, пробормотав что-то, что я не понял или не захотел понять, стал старательно изучать журнал с записью поступивших. Он почти уткнулся лицом в бумагу, и очки неуловимо медленно начали сползать с его носа.

— Нашел, — сказал он через какое-то время, удовлетворенно тыча пальцем в журнал, а другой рукой водружая на место очки, которые я еще секунду назад был готов подхватить, пока они не упали. — Луиза Женовер. Она лежит на гинекологии. Корпус Святой Анны и Святой Магдалины.

— В каком из них?

— Это одно здание. — Неопределенным жестом он махнул в противоположный край вестибюля. — Пройдите до конца и налево. Вам нужно следовать вдоль бутановой линии, нарисованной на земле. Заблудиться невозможно.

Следуя вдоль бутановой линии, оказавшейся красной, я пересек квадратный садик в окружении почти одинаковых павильонов, с башенкой и куполом с каждой стороны; в центре садика располагалась забетонированная площадка, обнесенная заборчиком, с каменными скамейками и лысыми каштанами. Я поднялся вверх по аллее, прошел под переходом, соединявшим два павильона примерно на середине их высоты, и оказался у другого здания, чей фасад красного кирпича с деревянными бело-зелеными наличниками возвышался на фоне поросшего соснами холма. Там испускала дух или терялась красная линия на земле, и я решил, что добрался до места. Однако поскольку никакая надпись не подтверждала этот факт, то после минутного колебания я продолжил свой путь сквозь павильон как по туннелю и, выйдя из него, увидел табличку со стрелкой, гласившую: «Св. Анна и Св. Магдалина». Я пошел в указанном направлении и, обогнув павильон сзади, оказался на небольшой площадке, посыпанной гравием и поросшей травой, куда выходили три двери: одна из них белая, из ржавого металла, очевидно, служила теперь или некогда входом в лифт; вторая, тоже металлическая, но черного цвета, была полуоткрыта, и из нее выпирала груда пакетов с мусором, вываливаясь на площадку, словно замок только что сломали; третья же дверь была из шлифованного стекла. Я открыл последнюю дверь и поднялся по лестнице, отделанной плиткой нездорового желтого цвета, на четвертый этаж. Вывеска на двери сообщала: «Св. Магдалина — Гинекология — Служебный вход». Открывая дверь, я столкнулся с медсестрой, тащившей кипу только что отглаженных простыней. Медсестра от неожиданности отскочила назад и, придерживая рукой простыни, чтобы не упали, накинулась на меня:

— Что вы здесь делаете?

Я, заметив, что она испугалась, сам испугался. С трудом мне удалось выговорить:

— Здесь лежит моя жена.

— А вы разве не знаете, что нельзя входить через эту дверь? — спросила она, моментально обретя самообладание, и приказала: — Будьте любезны следовать за мной.

Я пошел за ней по коридору с белыми стенами, одна из сторон которого была застеклена, и за ней виднелось большое помещение с пустыми детскими кроватками. Мы дошли до стойки, где коридор поворачивал и раздваивался налево и вглубь, и в этом втором рукаве, как мне показалось, я увидел знакомый силуэт. Положив стопку простыней на стойку, медсестра спросила:

— Как зовут вашу жену?

— Не беспокойтесь, — ответил я, направившись по идущему вглубь коридору. — По-моему, я ее нашел.

— Эй, послушайте, куда это вы пошли? Пока вы не скажете, как зовут вашу жену, я не могу вас пропустить.

Я вернулся. Назвал имя.

— Палата номер двадцать, — сообщила она мне тут же, указывая в том направлении, куда я собирался идти. — Посещения заканчиваются в два часа.