Книга О Шмидте - Луис Бегли

Пап, «сааб» убит полностью. Если у тебя не заберут права, придется тебе, наверное, ездить на маминой машине. А вот «фольксваген», он еще мой? Если так, то мы оставим машину из «Эйвиса»[65]здесь и вернемся в Нью-Йорк на «фольке».

Я его тебе подарил. На мое имя он записан только из-за страховки. Ты же знаешь.

Отлично, значит, договорились. Папа, а что в нашем доме делает эта мексиканская девчонка? И что она делает в вашей с мамой спальне?

Твою мать! Как же он забыл? Но рано или поздно это должно было открыться.

Ты имеешь в виду Кэрри? Она там спит.

С тобой!

Да. Когда я там.

Пап, и долго это у вас? Она ведь, наверное, младше меня.

Она младше. Забыл, как тут говорится? Роман зимы и весны, кажется. Или весны с зимой?

Знаешь, мы не думаем, что это смешно. Эта девушка будто из гангстерского фильма.

Возможно. Я думаю, на такие роли отыскивают самых красивых девочек.

Тут в разговор вступил зять-адвокат.

Она обдерет тебя как липку, Шмидти. Ты имеешь полное право жить, как хочешь, и поступать по своему усмотрению, но ты должен быть защищен. Я поговорю с Диком Мёрфи. Пусть предложит какой-нибудь способ не дать ей завладеть твоими деньгами.

Думаю, я и сам способен поговорить с Диком, если возникнет необходимость. Кстати, Кэрри много работает — она официантка — и откладывает деньги. И не проявляет никакого интереса к моим.

Кто-нибудь поможет ей ими заинтересоваться, дай только срок! внесла свою лепту и Шарлотта. Как бы там ни было, я не хочу ее видеть на своей свадьбе. Надеюсь, ты не собирался ее привести?

Боже правый, Шарлотта! А ты, оказывается, старомодна. Значит, ты планируешь половинную дискриминацию: иудеи приветствуются, а цветным хода нет? Очень мило! Джон, ты проверял, как это соотносится с принятой в нашей фирме политикой равных возможностей?

В таком случае ты вычеркнут из списков! Не смей так говорить!

Не повышай голоса, Джон. Я тебе еще тогда объяснил, когда ты только начинал работать, что это дурной тон и проявление неуверенности в себе.

Вскоре после этого Шарлотта с Джоном ушли, а Шмидт почувствовал, что не может как следует вздохнуть.

Не надо строить планов. Глубокая мудрость, но — и сам Шмидт признавал это первым — не в любой ситуации она годится. До того, как решилась проблема с психом, Шмидт собирался позвонить своему бывшему партнеру Мёрфи (которого в мыслях неизменно именовал «этот клоун Мёрфи») и спросить, сможет ли он уклониться от налога на дарение, если вместо того, чтобы дать Кэрри денег, он сам заплатит за ее обучение в саутхэмптонском колледже и сделает за нее другие необходимые траты. Зачем отдавать правительству, которое пустит твои деньги на ветер: на космическую программу и превращение Афганистана в страну западных ценностей больше того, что ты безусловно должен. И как бы между прочим он собирался спросить, какие законы применяются при рассмотрении дел о назначении алиментов гражданским женам. Но после того, как этот клоун Райкер — еще один клоун! — открыл рот, Шмидт понял, что не унизится до такого — обстоятельства изменились.

Он потянулся к тумбочке за почтой, но боль удержала его.

Альберт, вам что-то нужно? Вам нельзя так двигаться.

Да, подай, пожалуйста, тот толстый конверт и мои очки.

Шмидт перечитывал бумаги в третий раз. Адвокаты мачехи извещают его, что Бонни скоропостижно скончалась, умерла во сне, предположительно от сердечного приступа. Все свое имущество она завещала Шмидту, в том числе и то, что передал ей при посредничестве Шмидтова отца ее первый муж. Вот и приложенное завещание, сформулировано предельно ясно. И письмо от Бонни.

Дорогой Шмидти, — читал он строки, написанные всегда умилявшим его старательным почерком, — когда твой отец завещал мне все свое имущество, мне было неловко: ведь и бедняга Созон оставил мне более чем достаточно. Я сказала твоему отцу свое мнение, но он захотел поступить так. Он сказал, что ему было со мной хорошо — бог свидетель, я старалась, и он был такой милый человек, такой мягкий! Он сказал, что я могу оставить это все тебе в завещании — если не передумаю и ты будешь хорошо себя вести. Ты был добр ко мне в тот тяжелый момент и ничем не показал, что разочарован. Так что теперь я делаю, что должна. Я оставляю тебе также и то, что лежит в фонде Созона. Твой отец так все устроил, что я могу передать фонд, кому захочу, он сказал, что так будет проще с налогами. Сыновья Созона и так получили сполна и даже больше, и они всегда плохо ко мне относились.

Возможно, при моем образе жизни я проживу еще лет пятьдесят, но если я умру, трать эти деньги в свое удовольствие и закажи себе побольше костюмов у того портного, что шил твоему бедному отцу. Они тебе так нравились! Эти замечательные люди из Бостона, которых твой отец нанял распоряжаться его деньгами, замечательно поработали! Поверь мне!

Письмо было датировано Рождеством 1990 года. На то Рождество Шмидт, как обычно, послал ей открытку с добрыми пожеланиями, и она, как обычно, ответила. Очевидно, она не поставила Шмидту в вину, что на следующее Рождество он не прислал открытки: он писал ей про Мэри, и Бонни знала, что у него неблагополучно.

Брайан, сказал Шмидт, у меня такое чувство, что, когда я поправлюсь, мне понадобится кто-нибудь, кто сможет присматривать за большим домом во Флориде, в Уэст-Палм-Бич. Там много работы. Почти все нужно будет чинить или менять. Трудная задача и займет много времени. Как ты думаешь, ты бы справился?