Книга Порою нестерпимо хочется... - Кен Кизи

Ли опускает штанину и смотрит на протянутые руки. Тошнота, которая нахлынула на него сразу после свистка на ленч, снова поднимается от полного желудка, но он с усилием загоняет ее обратно. Вместо похвалы я получаю разнос за все, что дополнительно пришлось сделать Хэнку, пока я осваивался… «Понимаешь, о чем я, Малыш?» – Хэнк снова повторяет свой вопрос, и Ли заставляет себя взглянуть ему в глаза. «Да, кажется, я понимаю, о чем ты», – отвечает он, изо всех сил стараясь сдержать жжение в носу и горле, чтобы оно не проявилось в голосе.

(И когда я спросил его, он впервые после своего возвращения домой взглянул мне прямо в глаза и ответил: «Да, понимаю». И тут, впервые с того момента, как он вернулся, я чувствую, что что-то сдвинулось с места. И я думаю: «Нет, он еще не окончательно потерян для нас. Колледж не колледж, но мы еще можем найти общий язык. Да, сэр! – думаю я. – У нас еще много всего впереди. Джоби и Джэн – дураки набитые. Мы с Малышом отлично поладим».) И я осознаю всю глупость собственных надежд: он всегда будет впереди, я всегда буду лишь догонять его. Ибо правила игры все время меняются, или он просто бежит впереди, или вдруг в противоположном направлении, или заявляет, что мы с ним вообще участвуем в разных забегах. Он бросает мне вызов, а после того как я довожу себя чуть ли не до полусмерти, спокойно сообщает мне о том, как он лазал по деревьям… Нет, он никогда не даст мне возможности! Со стороны лебедки раздается резкий свисток, и Хэнк вынимает из кармана часы. «Черт! Скоро два. Целый час проваляли дурака». Он складывает руки рупором и радостно кричит: «Чего надо, Джоби?..» Джо Бен отвечает новым свистком. Хэнк смеется: «Этот Джо…» Он завинчивает крышку от термоса и трет подбородок, пряча улыбку… (Вот что я подумал. Но потом что-то случилось. «Ну что, Малыш… что скажешь после нескольких часов такой работки?» – спросил я.) Ли отворачивается и осторожно складывает остатки пирога в фольгу. «Я скажу, – мрачно говорит он, – что, вероятно, она может соперничать с очисткой авгиевых конюшен. Я считаю, что таскание этого несчастного троса через колючие заросли – самый унизительный, самый изматывающий, самый тяжелый и… и… и самый неблагодарный труд, который только существует на этой задолбанной земле, – вот что я считаю, если тебя это интересует!»

(А он ответил: «Да подавись ты этой работкой!»)

Они стояли друг против друга, и воздух все еще дрожал от сказанного Ли: Хэнк – обескураженно моргая, Ли – трясясь от ярости и одновременно пытаясь протереть стекла очков свитером. И сойка, вдохновленная речью Ли, изо всех сил надрывает горло на соседнем кедре.

(Значит, вот как. Как раз тогда, когда мне начало казаться, что мы в добрых отношениях. Ничего не понимаю. «Ну что, Хэнк, старина, – сказал я себе, – до конца дня тебе будет над чем поломать голову». И, предоставив заниматься дипломатией кому-нибудь другому, я отправился к своему рангоуту.)

Когда сойка наконец умолкает, Ли надевает на нос очки и, глядя сквозь них на брата, пожимает плечами: «Вот это я и думаю о твоем замечательном лесоповале».

Хэнк слегка улыбается, разглядывая высокого парня, стоящего перед ним.

– О'кей, Малыш, лады. Ну тогда я тебе еще кое-что скажу. – Он вынимает из пачки сигарету и вставляет ее в рот. – Знаешь ли ты, что с тобой согласится каждый, кто здесь хоть раз сломал себе палец или разодрал голень? Догадываешься, что спорить с тобой никто не станет? Что это грязный, тяжелый и неблагодарный способ зарабатывать себе на жизнь. Что, пожалуй, это самый опасный способ сводить концы с концами. Что порою хочется послать все к такой-то матери, лечь на землю и больше не вставать.

– Тогда зачем…

– Ли, я тебе только что объяснил, зачем я это делаю. Рассказав тебе о рангоуте. По крайней мере, я пытался объяснить. И мои причины очень похожи на причины Джо Бена, или Энди, или даже этого шакала Леса Гиббонса. Меня же сейчас интересовало, Малыш… – он заталкивает объедки в мешок и сбрасывает вниз по склону, – какие причины могут быть у Леланда Стампера. – Он подтягивает штаны и, повернувшись, начинает подниматься по склону, не дожидаясь ответа. «Поехали, еноты!» – кричит он мужикам у грузовика и хлопает в ладоши.

И транзистор Джо отвечает ему:

Жми на полный газ, мистер инженер, Поезд мчится вскачь, словно конь в карьер, Давай валяй…

И Ли снова видит, как Хэнк исчезает за южным гребнем, за зеленым игольчатым занавесом елей. Сойка кричит, не умолкая, таким хриплым, пересохшим голосом, как полдневная жара. Ли снова протирает очки: надо починить старые. Он не шевелясь сидит на пне, пока до него не доносится сигнал напарника; тогда, вздохнув, он поднимается и на негнущихся ногах бредет к своему тросу, даже не глядя в сторону того, другого. Черт бы его побрал, кто он там ни на есть, с его несчастным свистком', может зарабатывать себе инфаркт, если ему так нравится. Мне лить бы дотянуть до конца дня. И. баста. Только бы дотянуть до конца дня.

Но, несмотря даже на то что начиная с полудня и до конца дня я филонил, этот первый день почти сломал меня как физически, так и морально. Впрочем, осознал я это только на обратном пути, и когда мы уже вернулись домой – под таким же темным небом, какое нас провожало утром, – пополз по лестнице к себе в комнату. В кровать. Ее вид вдохновлял меня еще больше, чем накануне. Если так пойдет дальше, то лучше бы закончить все, что я там намеревался, до конца этой недели, потому что второй мне уже не пережить.

Ли лежит на кровати, часто дыша. На небе звезды серебристым гомоном встречают восход луны. Хэнк кончает закреплять лодку на ночь и идет в дом. Никого не видно, лишь старик сидит перед телевизором, положив загипсованную ногу на подушку. «Ты один? « – спрашивает Хэнк. Генри сидит, не отрывая взгляда от мигающего на экране вестерна. «Похоже да, а? Джо со своими на кухне, яоттуда сбежал. Вив, по-моему, на улице, в амбаре… « – «А Малыш? « – «Он еле-еле влез по лестнице. Вы его совсем заездили». – «Есть немного, – отвечает Хэнк, вешая куртку. –Пойду скажу Вив, что мы вернулись…» (Сколько я ни думал остаток дня, так ни к чему и не пришел; к моменту возвращения домой наши отношения с Малышом были напряженными, как никогда, и хотя я еще не разговаривал с Вив, но уже был раздражен и озлоблен. Похоже, впереди меня ждал еще один длинный вечер…)

Войдя в комнату, я тут же рухнул на кровать, как и двадцать четыре часа тому назад, – сил у меня не было далее на то, чтобы снять обувь. Но сегодня невинный сон отказывался снизойти на меня и бережно унести в свои владения…

Хэнк пересекает устланный сеном амбар и видит Вив – изящный силуэт на фоне иссиня-черного неба, – облокотившись на огромную деревянную задвижку на задней двери, она задумчиво смотрит вслед удаляющейся на пастбище корове. (Когда я вошел в дом, Вив была в коровнике, и я обрадовался этому…) Он подходит к ней и обнимает сзади за талию. «Привет, милый», – отвечает она и прислоняется затылком к его губам. (Мы всегда лучше ладили в амбаре, словно были парой домашних животных. Я подхожу, обнимаю ее и вижу, что она уже почти не сердится, так, просто еще немного задумчивая…)