Книга Голос ночной птицы - Роберт МакКаммон

— Постойте-ка, — сказал Бакнер, усердно морща лоб. — Нет. Куртку я, значит, повесил на крюке у передней двери. Там она и была.

— У передней двери? Но вошли вы через заднюю? В доме горел фонарь или было темно?

— Темно. Света я не помню.

— Вы были — как вы говорили — испуганы до полусмерти, стали свидетелем демонских мерзостей, и при этом вы смогли пройти через весь дом в темноте, чтобы повесить куртку на соответствующий крюк? — Мэтью поднял палец, пока Бакнер еще не успел ответить. — Ага! Вы это сделали, чтобы жена не узнала, что вы выходили! Я прав?

— Ну, наверное. — Бакнер энергично закивал. — В этом, должно быть, дело.

— Сэр, если вы так поступили, почему же вы думали, что сняли ее и положили в ногах кровати? Вы настолько неясно помните, где оставили куртку?

— Я был заворожен! Не мог не быть. Я же сказал, после того, что я видел, у меня уже в голове не все в порядке.

— Мистер Бакнер? — Мэтью пристально всмотрелся в глаза старика. — Вы рассказали нам всю историю в потрясающих подробностях, причем видели вы их без какого-либо освещения. Почему же тогда вы так плохо помните подробности того, что было до и после инцидента в саду?

Бакнер сжал зубы:

— Вы считаете, что я лгу?

— Мистер Бакнер, — вмешался Вудворд, — никто такого не говорил.

— А и говорить не надо! Я по этим проклятым вопросам вижу, которые он задает! Все это насчет там курток и башмаков и где там была у меня трость и где не было! Я честный человек, хоть кого спросите!

— Сэр, прошу вас. Нет оснований для подобных вспышек.

— Я не врун! — Это Бакнер уже просто выкрикнул. Он с трудом поднялся на ноги и показал на Рэйчел Ховарт. — Вот ведьма, которую я видел с тремя демонами из Ада! Я их с ней видел, тут никакой ошибки! Она — зло, до самого своего черного сердца, а если вы думаете, что я вру, значит, она и на вас уже порчу навела!

— Сэр, — ровным голосом начал Вудворд, стараясь успокоить старика. — Прошу вас. Присядьте, пожалуйста, и…

— Не сяду я! Не станет меня никто называть лжецом, будь он даже магистрат! Видит Бог, я говорю правду, а лишь Его суд важен!

— В Небесах — да, — сказал Вудворд, несколько уязвленный последним замечанием. — Но в судах земных правосудием занимаются смертные.

— Да будь тут правосудие, ведьма бы следующего дня уже не увидела! — У Бакнера на губах выступила белая пена, глаза горели яростью. — Или вы уже решили, что город наш должен погибнуть, а ведьма — жить?

— У меня еще остались вопросы, — сказал Вудворд, указывая на табурет. — Не будете ли вы добры сесть?

— Я уже этого наелся досыта! И отвечать ни на что уже не буду!

Старик резко повернулся и вышел из камеры, тяжело опираясь на трость.

Вудворд тоже встал:

— Мистер Бакнер, прошу вас! Еще только несколько минут!

Но его мольбы пропали втуне. Бакнер вышел, хромая, и покинул тюрьму.

— Его можно убедить вернуться, — сказал Мэтью. — Бидвелла он послушает.

— У меня всего два-три вопроса осталось. — Вудворд бросил недобрый взгляд на своего клерка. — Зачем было так доводить человека?

— Мне кажется, я никого не доводил, сэр. Я прояснял обстоятельства.

— Ты устроил этому человеку допрос с пристрастием, Мэтью! С тем же успехом ты мог бы назвать его лжецом.

— Нет, сэр, — ответил Мэтью спокойно, — я такого не говорил. Я просто хотел знать, почему он не может вспомнить некоторые конкретные подробности, хотя другие конкретные подробности помнит весьма ясно. Я думал, что он вспомнит, как надевал и снимал куртку и башмаки, какой бы страх он ни пережил.

— Так вот этот человек не лжец! — заверил Вудворд. — Сбит с толку — быть может. Испуган — наверное. Но я не верю, что он способен был бы создавать такие фантазмы. А ты? Я хочу сказать… Боже милостивый, если он действительно такое состряпал, то его уже ничем не спасти!

В ответ раздался смех. Мэтью и Вудворд обернулись к соседней камере. Рэйчел Ховарт сидела на скамье, прислонясь спиной к шероховатой стенке и запрокинув голову.

— Вы находите это веселым, мадам? — вопросил Вудворд.

— Нет, — ответила она. — Я нахожу это печальным. Но поскольку слезы у меня давно кончились, мне приходится смеяться, вместо того чтобы рыдать.

— Смейтесь или рыдайте, как вам хочется, но улики против вас весьма серьезны.

— Улики? — Она снова рассмеялась. — Да где ж тут улики? Безумная сказка, рассказанная стариком? Хотя в его словах и была доля правды.

— То есть вы признаете свой договор с Дьяволом?

— Отнюдь. Я признаю, что ходила в церковь по воскресеньям и в третий раз сидела на службе с волосами, вымазанными тухлым яйцом. Но я не собиралась доставлять им удовольствие наблюдать, как я бегу домой или плачу, как побитый ребенок. Это единственная правда во всем рассказе Бакнера.

— Конечно, вы будете отрицать инцидент в саду. Я ничего другого и не ожидал бы.

— А тогда какой в этом смысл? — Она направила янтарные глаза на Вудворда. — Если я такая уж ведьма, зачем бы я позвала Бакнера созерцать мои… нескромности? Почему не стала заниматься такими вещами не прилюдно?

— Этого я не знаю, мадам. Почему?

— Очевидно также, согласно Бакнеру, я умею проходить сквозь запертые двери. Почему же я тогда до сих пор в этой камере?

— Покинуть эту тюрьму было бы признанием в колдовстве.

— А позволить Бакнеру созерцать эти богохульства — не признание? — Она покачала головой. — Будь я действительно ведьмой, я была бы умнее.

— О, я думаю, вы достаточно умны, мадам. Кроме того, кто может сказать, что вы не покидаете тюрьму по ночам, не бродите где вам хочется со своим хозяином? Возможно, вы обитаете в некоем призрачном мире, который богобоязненные граждане даже вообразить не смеют.

— Можете завтра утром спросить своего клерка, — сказала Рэйчел. — Он сегодня узнает, есть ли у меня власть проходить сквозь стены.

— Я сомневаюсь, чтобы вы проявили подобную власть в присутствии Мэтью, — парировал Вудворд. — Опять-таки это было бы признанием вины, которое привело бы вас на костер.

Она внезапно встала.

— Вы такой же сумасшедший, как и все они! Вы искренне полагаете после того, что вы сегодня слышали, что я не буду гореть? Есть другие свидетели — другие лжецы, — которые еще выскажутся против меня, это я знаю. Но кто будет говорить за меня? Никто. Да они ненавидели меня еще до того, как назвали ведьмой, и потому-то они сделали меня ведьмой, чтобы еще сильнее ненавидеть!

— Они сделали вас ведьмой? Как можно было сделать вас тем, чем вы не являетесь?

— Послушайте меня как следует, магистрат. Кто-то убил преподобного Гроува и моего мужа, а потом выставил меня самой черной ведьмой к югу от Салема. Кто-то сделал кукол и спрятал под полом у меня в доме. Кто-то распустил эти мерзкие враки обо мне, и теперь здешние жители сами не знают, что говорят!