Книга Зверинец Джемрака - Кэрол Берч

— И я, я тоже искупаюсь, — сказал Тим.

— Держитесь только за борт, — предостерег их Дэн.

Скип и Тим перелезли через борт шлюпки и погрузились в прохладное море. Видно было только, как головы качаются над водой. Забавно. Оба не знали, то ли кричать оттого, что соль разъедает раны, то ли вздыхать в исступленном восторге, ощущая, как вода охлаждает кипящую кровь, и поэтому хихикали, словно маленькие дети, поглядывая друг на друга.

— Ну и как? — спросил я.

Сам бы я тоже искупался, но у меня было такое чувство, будто стоит мне покинуть шлюпку, и назад будет уже не вернуться, поэтому я просто перегнулся через борт и опустил в воду руки. Габриэль последовал примеру Скипа и Тима.

— Делать нечего, — оправдывался он, — иначе бы расплавился.

— Я — пас, — сказал Дэн. — Все равно солнце скоро сядет, тогда и охладимся.

Шлюпки опять сблизились. Вскоре раздался крик Скипа: он обнаружил, что днище вельбота облеплено сотнями раковин. Купальщики принялись отколупывать раковины, раскалывать пополам и набивать их содержимым рты. Тьма наступила внезапно, как и всегда. Пока зажигали фонари, слышно было только всплески и возбужденные крики. Раковинами оказались покрыты обе шлюпки. Мы передали за борт ведра, и, когда все они были наполнены, а на днищах ничего не осталось, наши ныряльщики так ослабли, что не могли самостоятельно залезть обратно в шлюпки. Они пытались то перебросить колено, то подтянуться на руках, похожие на смешных котят, карабкающихся по лестнице. Неудачные попытки вызывали у них приступы бессильного хохота. Мы тоже смеялись, затаскивая их на борт, словно тяжелые сети, а потом все вместе жевали моллюсков, или морские желуди, — как там они называются, не знаю. Поначалу хотели оставить немного про запас, но уничтожили весь улов. Только мистер Рейни отказался есть. Сказал, что слизняки ему не по вкусу. Не по вкусу! Предложи мне кто червяка — я б за него душу отдал.

— Попробуй хоть одну, — уговаривал его Дэн, — тебе на пользу пойдет.

— Дайте поспать. — Измученный болью, старпом опустил голову на планширь, подложил руки под щеку и закрыл глаза.

Интересно, как люди начинают разговаривать, когда количество слов строго ограниченно. Каждое слово на вес золота и очень много всего значит.

— Свежая была водичка, — прохрипел мистер Рейни.

Вид у него был странный: лицо и шея распухли. Дэн долго готовился что-то произнести, шевеля языком и губами, прежде чем смог выдавить из себя несколько слов:

— Ума лишился, Господи спаси.

Какое-то время дул северный ветер, и мы шли на неплохой скорости, но потом направление его поменялось, и мы стали ползти. Уж и не помню, сколько это продолжалось. Перекатывались через волны, как улитки через булыжники мостовой. Вся живность в море таинственным образом исчезла. Мы остались одни. Не хватало пронзительных птичьих криков. Рыбы тоже было не видно.

— Сколько еще? — спросил Джон Коппер. Это он про следующую раздачу воды.

Слышно было, как капитан сглотнул:

— Еще час.

Быть не может!

Проктор кивнул.

Ян перегнулся через борт и опустил руку в море. Он что-то пробормотал, набрал в ладонь соленой воды и опрокинул себе в рот.

Рейни отрицательно покачал головой:

— Не глотай.

— Подожди, всего час, — произнес Дэн.

— Не могу, — Джон проделал то же, что и Ян.

— Но если не глотать… — начал Тим.

— Не надо.

Ян и Джон облизали губы, пытаясь увлажнить их, но тщетно.

— Пейте мочу, — еле ворочая языком, пробормотал Дэн, — это лучше.

Я уже подумывал об этом. Приберегал этот способ на крайний случай. Мы даже смеялись как-то с Тимом и Скипом над самой мыслью, что можно прибегнуть к подобному средству. Но ведь до этого не должно дойти: появится корабль или остров с родниками. Остров, корабль, видение, ангел, дьявол во плоти — кто или что угодно, только появись.

— Мальчики, мальчики мои, — донесся издалека голос Дэна, — я горжусь вами! Уж как я вас буду расхваливать, когда домой доберемся. Только продержитесь еще немного. Держитесь!

Но я уже не верил в реальность происходящего. Мы оказались вне мира, в месте, похожем на сон, где страхи способны убить и нет ничего невозможного. Я отвернулся, чтобы не видеть, как остальные держат во рту морскую воду и корчатся от боли, когда соль попадает в язвы.

— Чушь, — услышал я слова Рейни, — если не глотать, от одной горсти ничего не будет.

Я закрыл глаза. Тьма, а за ней — глубина. Вот бы сейчас услышать пение Сэма. Если постараться, можно было вызвать в памяти его голос. До странности тонкий, но иногда поразительно чистый. Силой воображения я заставлял его пропеть в моей голове старые гимны: «Господь идет по водам, Господь идет…» Он запевал снова и снова, пока слова не начинали звучать в такт волнам. Господь, пошли корабль. Господь, пошли нам дождь. Господь, пошли нам манну. Господь, пошли нам это. Господь, пошли нам то. Слова, слова, слова. В сердце осталась лишь ноющая пустота, как рана от выпавшего зуба, и еще пустое небо и море, и вечность, и присутствие товарищей, которое ничуть не утешало.

— Тогда один раз набрать в рот. Только один.

Дэн поднес кружку к моим губам.

Набрать в рот, подержать, выплюнуть.

Смочить нёбо, хоть на секунду.

НЕ глотать.

Терпеть можно. Лучше, чем моча. Но вскоре пришлось пить и ее. Звучит омерзительно, но мочу можно глотать. Оказалось противнее, чем я ожидал. На вид было ничего, казалось, будет сладко, но ничего подобного. На вкус — как на запах, когда горшок простоит целый день, потому что кто-то забыл его вынести. По мне — резкий, горький, неприятный вкус, хотя кое-кому, похоже, противно не было. Может, у них моча оказалась вкуснее. В любом случае толку особого я не заметил: если и становилось легче, то ненадолго. Ложное облегчение, как от крепкого алкоголя: жажду утоляет, но потом только еще больше пить хочется. В общем, к моче я так и не привык, хотя, не сомневаюсь, кто-то воспринимал этот напиток иначе. У Тима, естественно, моча была золотистого цвета, и пил он ее с удовольствием. Наверняка сладкая на вкус. Дочерна загорелый, золотоволосый, из ушей тоже торчат волосы, только на тон темнее, а вокруг глаз коричневые впадины.

— Знаешь, Джаф, у меня что-то странное творится с головой, — сообщил он мне.

— Да?

— А у тебя?

Я кивнул в подтверждение.

— Саймон, сыграй что-нибудь.

— Саймон, эй, Саймон!

С соседней шлюпки послышались звуки скрипки. Веселая штука. Саймон отлично играл. Умел заставить нас смеяться или плакать. Но что могла поделать его несчастная маленькая скрипочка, голос которой звучал наперекор реву гигантского водопада, льющегося с края земли, где наше ничтожное суденышко было обречено навеки погрузиться в пучину? У мистера Рейни губы совсем пожелтели, но он все равно продолжал набирать в рот соленую воду — не мог удержаться. «Главное — не глотать», — повторял он. Он делал это чаще, чем остальные, чаще, чем можно, потому и ослаб так быстро, а еще потому, что незадолго до крушения подхватил жуткую простуду, и она спустилась ниже, в легкие. Страшно было наблюдать, как такой крепкий и здоровый человек, которого я боялся, с каждым днем теряет силы. Он уже не мог глотать, горло слиплось. Лицо судорожно подергивалось, приобретая при этом совсем беззащитное выражение. Ноги распухли, как пузыри. Я встал, чтобы подойти и посидеть с ним. От движения голова у меня закружилась, на секунду перед глазами возникли серые облака, а сердце бешено заколотилось. О чем с ним разговаривать? Ведь я совсем не знал его. Мистер Рейни всегда казался мне человеком непростым — в этом смысле, По крайней мере, ничего не изменилось. Из уголков глаз у него сочились слезы, поблескивая в складках морщин.