Книга Жажда наслаждений - Тия Дивайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Наследницы не падают с неба, Николас, — ядовито сказала она. — Чтобы подчинить их, потребуется большая работа.
— Хм, так же как и с эмигрировавшими членами королевской семьи, — пробормотал Николас.
— Вопрос состоит в том, есть ли у тебя кто-нибудь на примете.
— Женщины способны оценивать романтические предложения с практической стороны. Но ты не сказала, на чьей ты стороне, Элизабет.
— Ты все равно поступишь по собственному усмотрению, Николас, как ты и делал с самого начала твоего пребывания здесь.
— Ты не до конца честна. — Он наклонился к ней, вынуждая ее посмотреть ему в глаза. Она вдруг почувствовала, что хочет ударить его. Хочет уничтожить его. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки.
— Кто я такая, чтобы лишать тебя удовольствия получить наследника? — наконец выговорила она.
Он наградил ее кривой усмешкой.
— Или вообще лишать меня удовольствия, — пробормотал он вполголоса. И затем громко: — Думаю, такой ответ можно засчитать за согласие. Итак, друзья, тогда я буду строить планы на вечеринку, чтобы посмотреть, какие сокровища скрываются в Эксбери.
«… Дорогой, любимый… … на краю пропасти… он знает, — возможно, всегда знал … он выгонит тебя, я знаю, и тогда я … умру вместе с тем, что сокрыто во мне…»
Вот и сокровище.
Таков был результат долгих поисков на чердаке, осмотров каждого сундука с вещами Дороти, большинство из которых составляли всякие пожитки — книги, платья, обувь, шляпки, драгоценности, пока Элизабет не обнаружила небольшой чемодан, запрятанный под самый карниз.
Возможно, Дороти спрятала его сама много лет назад. Элизабет пришлось буквально пробираться через пыль, грязь, паутину и тряпки, пока не заметила дорожный кейс с облупившейся кожей.
Дрожащими руками Элизабет открыла ржавые замки и обнаружила кипу писем и фотографий, лежащую поверх всего.
Фотографии Дороти, почерк Дороти?
Она выудила первое попавшееся письмо и наклонилась поближе к лампе, чтобы рассмотреть выцветшие строчки, почти пропадающие на местах сгиба.
«… умру вместе с тем, что сокрыто во мне…»
Слова письма можно было истолковать двояко: Дороти могла иметь в виду свою душу или ребенка.
А может быть, и то и другое?
Закрывая крышку кейса, Элизабет почувствовала, что вторглась в личную жизнь Дороти, и на мгновение ощутила сожаление о том, что она собиралась сделать с ее вещами.
Но разве они сами не подвергли ее своему вторжению?
Николас первый четко и недвусмысленно объявил войну, а теперь еще подлил масла в огонь своим заявлением.
Ему нужна жена!
Она вспомнила, как осталась сидеть в библиотеке, когда все остальные разошлись переодеться к ленчу. Чувство радости, обуревающее ее с утра, куда-то испарилось.
Вернулся отец, прокрался и заглянул через плечо.
— Видишь, Элизабет, никогда нельзя ничего предугадать заранее; сегодняшнее известие всех поразило. Николас может быть повсюду, подслушивая наши разговоры. Хотя он заявил, что будет обедать у себя в комнате, потому что хочет передохнуть.
О, нет… Элизабет судорожно пыталась вспомнить, успела ли она спрятать дорожный кейс. Должно быть, успела, потому что через пять минут после ее возвращения в комнату постучался Питер.
Да, она точно его спрятала — задвинула под кровать вместе с другими ящиками. Хотя знала, что, если Николас решит обыскать комнату, ничто не помешает ему заглянуть под кровать.
— Послушай, Элизабет…
— Ну, что теперь?
— То же, что и всегда, — ты должна что-нибудь сделать. Помнишь, ты тогда посмеялась над моими словами, когда я сказал, что Николас когда-нибудь приведет в дом невесту? Что ж, время пришло, и если он действительно так поступит, что будет с нами? Тогда в случае его смерти тебе уже ничего не перепадет. Элизабет! Ты вообще понимаешь, насколько серьезно я говорю?
Понимает ли она? Разве она когда-нибудь не понимала основной мотив поступков своего отца?
— Да, ты опять о деньгах.
— Да что бы я был за отец, если бы думал только о деньгах? Я имею в виду твои потребности, твои права, твое благосостояние. Ты что-то нашла?
Ошеломленная, она взглянула на него; он не мог ничего знать о тайнике с письмами.
— О чем ты говоришь?
— Я говорю о той возможности, о которой ты упоминала и которая якобы должна заставить Николаса уйти.
Элизабет снова пришлось солгать:
— Нет.
— Боже, что же нам делать? Ему ведь стоит только проявить маломальский интерес к женщине, и она будет его. И что тогда, Элизабет? Скажи мне, что тогда?
— Тебе придется прекратить свои рискованные инвестиции, отец. А я буду жить на свои средства.
— Элизабет, ты не видишь всей картины. Твои средства не позволят нам вести жизнь, о которой мы мечтаем.
— Тогда благодари судьбу за то, что Уильям хотел себе в жены девственницу.
— Будь добра не говорить со мной в таком тоне, Элизабет. Немедленно прекрати. И вообще, какой прок нам был от твоего замужества? Ты так и не родила ребенка, который бы обеспечил нам благополучие, а теперь еще и… этот иностранец, шарлатан… может отобрать у тебя все раз и навсегда. Я уже говорил тебе и продолжаю говорить — ты должна что-нибудь предпринять.
— Я не знаю, что я могу сделать, — проговорила она.
«…Все, что сокрыто во мне…»
Нет, она не могла рассказать ему о том письме, которое было ей очень дорого как ключ к разгадке тайны.
— Ты что-нибудь придумаешь, потому что, клянусь тебе, если Николас закатит вечеринку и найдет невесту, Питер покинет тебя. И не думаю, что он вернется.
— Ты и раньше думал, что он не вернется.
— Элизабет, проснись. Питер вернулся, потому что у тебя был Шенстоун. Если у тебя не будет Шенстоуна, у тебя не будет ничего. И у меня ничего не будет. И совершенно точно, что у тебя не будет Питера. Вот она, жестокая правда, которую ты никогда не хотела слушать. А заодно и возможные опасности.
Он всплеснул руками и направился к дверям. — Тебе решать, что ты будешь делать. Она почувствовала, что его речь выбила почву у нее из-под ног. И еще ее находка…
— Я не понимаю, чего ты от меня ждешь, — крикнула она ему вдогонку.
Он задержался на пороге.
— Элизабет, ты же женщина, в конце концов. Ты знаешь, что делать.
Кровать Элизабет была завалена фотографиями, надписанными четкой рукой Дороти.
«Через час после венчания» (она выглядела очень молодой и испуганной).
«Мой отец» (у нее тоже был отец — интересно, такой же коварный, как у Элизабет?).