Книга Любовный узел, или Испытание верностью - Элизабет Чедвик

Его взметнувшийся меч блеснул пламенем пожарищ.

Поскольку не было свидетельств того, как умерла Рогеза де Бейвиль, ее смерть посчитали несчастным случаем и похоронили со всеми подобающими церемониями, но как можно быстрее, на кладбище Святого Петра. На похоронах присутствовали графиня и все ее женщины.

Эдон Фитц-Мар оросила слезами весь свой льняной плат и так расстроилась, что Кэтрин пришлось приготовить для нее успокоительное питье.

– Не могу поверить, – рыдала Эдон, качая на колене маленького сына. – Я думала, что она просто убежала.

Не столько думала, сколько надеялась, решила про себя Кэтрин. Впрочем, эту надежду, похоже, разделяли с Эдон и все остальные женщины графини.

– По крайней мере, ее похоронили по-христиански, – сказала она вслух и невольно скривилась, настолько лицемерно и пошло это прозвучало. Похоже, неведение действительно лучше, чем сознание истинного положения вещей.

– Я хочу, чтобы Джеффри был здесь, – капризно произнесла Эдон, прижавшись носом к головке малыша.

Кэтрин кивнула и подумала об Оливере. Кое-какие вести доходили с гонцами графини, но их было мало, и никто не называл имен, которые так хотели услышать обе женщины. Джеффри Фитц-Мар и Оливер Паскаль были слишком мелкими спицами в огромном колесе армии графа Роберта.

– По крайней мере, у тебя есть подарок на память, – сказала она, глядя на ребенка.

– Который может больше никогда не увидеть своего отца! – всхлипнула Эдон и снова разрыдалась.

Проклиная чувствительность Эдон и собственный болтливый язык, Кэтрин заставила ее выпить еще немного успокоительного питья, утешила парой пошлостей и постаралась поскорее удрать. Предлог у нее был: простуда Этель перешла на грудь, начался жар. Кэтрин не хотелось оставлять ее надолго одну.

С Этель сидела прачка Агата. Время от времени она смачивала губы старухи ложкой разбавленного водой вина, но больше ничем помочь ей не могла. Этель была практически без сознания, каждый вдох давался ей с огромным трудом.

– Я послала за священником, – всхлипнула Агата и утерла глаза краем передника. Ее двойной подбородок дрожал – Я не знахарка, но уж эти признаки мне известны. Бедняжка!

Кэтрин взглядом заставила прачку замолчать, села рядом с Этель и взяла ее здоровую руку в свою. Как быстро ухудшилось ее состояние!

– Этель?

Веки дрогнули, пальцы слегка сжались.

– Кэтрин… – прошептала Этель, сглотнув.

– Я здесь. Береги силы. Агата послала за священником.

Лицо Этель скривилось.

– Ты знаешь, что мне не нужен священник.

– Знаю, но всем остальным будет приятнее, если ты причастишься.

Этель издала странный звук – не то смех, не то попытка набрать воздух в легкие, затем схватила Кэтрин за рукав и потянулась к ней.

– Он погубит тебя, если ты не побережешься. – Она облизнула губы – Я видела во сне человека на гнедой лошади. Он опасен для тебя и для Оливера. Будь очень осторожна.

Старуха, задыхаясь, откинулась на подушку. Ее губы посинели.

– Лежи спокойно, Этель, не… Но Этельреда продолжала свое:

– Там были темнота и вода. Ты не должна приближаться к нему!

– Не буду, клянусь, не буду, – откликнулась Кэтрин, отчаянно стараясь успокоить старую женщину. Этель боролась за дыхание, ее грудь трепетала, пальцы сжимали руку Кэтрин, как птичья лапа.

Прибежал священник, кинул на Этельреду один только взгляд и принялся читать отходную с такой скоростью, что посыпавшиеся из него латинские фразы с трудом понял бы даже другой священник.

Когда он провозгласил «аминь», Этель упала на Кэтрин, елей стек по ее лбу на морщинистую щеку, как слеза.

Кэтрин прижала к себе тело, склонила голову на застывшую грудь. Пахло ладаном и смертью. Агата всхлипывала из-под молитвенно сложенных рук, священник тихо бормотал. Звуки латыни придавали обряду торжественное спокойствие.

Кэтрин слышала их, но не понимала. Она оторвалась от тела, скрестила руки Этель на груди и закрыла ее одеялом. Тело еще пылало жаром, и это создавало иллюзию жизни. Можно было подумать, что старая женщина просто спит, если бы не полная неподвижность груди.

– Я сделаю все, что необходимо, – спокойно и деловито сказала Кэтрин священнику.

– Я помогу вам, госпожа, – всхлипнула Агата. – Она была моей доброй подругой, благослови Господи ее бедную душу.

Кэтрин молча кивнула, отвернулась и вышла во двор, чтобы вдохнуть резкого февральского воздуха. Блестели лужи, из овечьего загона у стены поднимался пар от дыхания животных. Кто-то невидимый бил молотом и насвистывал за работой. Еще утром все это было так обычно, так привычно, но теперь казалось таким странным, словно сквозь толстое зеленое стекло окна.

Спокойствие вечера нарушил звонкий галоп: во двор влетел гонец на усталой лошади. Он разбрызгал лужи, сломав дрожащий на их поверхности свет, и рывком осадил коня недалеко от хижинки Этель. Подскочивший конюх принял поводья, а Кэтрин поймала себя на том, что пристально вглядывается сквозь сгущающиеся сумерки в скакуна – не гнедой ли это из видения Этель? Потом она придет в себя и займется делами, но пока горе служило достаточным оправданием ее поведения.

– Победа! – возвестил гонец, соскакивая с седла. – Линкольн наш, король Стефан взят в плен. Было большое сражение, и мы рассеяли его армию, как солому по ветру!

Хлопнув конюха по плечу, гонец побежал по направлению к замку.

Кэтрин проводила его взглядом. Слова звенели в ушах, но она не понимала их смысла. Это было нечто слишком большое, слишком важное, чтобы осознать сквозь бурю поднявшихся эмоций. Пока она уловила только одно: Оливер, как и предсказывала Этель, вернется. Но радость была омрачена.

– Почему ты не могла подождать? – проговорила она через плечо в сторону комнатки Этель и так испугалась поднявшегося в душе гнева, что моментально поправилась:

– Прости, я не это имела в виду, – шепнула она, зная, что говорит неправду, уже в то мгновение, когда открыла рот. Она имела в виду именно это, сколько ни отрицай. Кэтрин подняла лицо к серому вечернему небу.

– Скажи, кто теперь наставит меня?!

Ее глаза наполнились слезами, влага брызнула и потекла через край. Молодая женщина зарыдала.

В начале дня Оливера сняли с дежурства и проводили в капеллу замка, чтобы опознать тело Гавейна.

– Я велел ему держаться рядом, но он зашел в какой-то дом в одиночку и был убит горожанином, который остался защищать свое добро. – Рэндал де Могун развел руками, словно снимая с себя возможные обвинения.

На скулах Оливера заходили желваки. Где-то в глубине души он ожидал, что произойдет нечто подобное. Рыцарь смотрел на безжизненное тело Гавейна с горем, гневом, но без тени сомнения.