Книга Вождь из сумерек - Николай Ярославцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как и ночью, коснулся раны.
И ничего. Бодро вскочил на ноги. Задрал подол рубахи, принялся разматывать полосы холстины, которой обмотал его Леха поперек живота.
Пивень опомнился от сна, с непостижимой быстротой подскочил к нему и попытался удержать его за руки.
– Все в порядке, дружище. Заросло, как на собаке, – пошутил Стас, разглядывая рану.
И в самом деле – его бок сиял первозданной чистотой. От раны и следа не осталось. Даже Лехино шитье исчезло, словно и не касалась его изуродованного тела толстенная хомутная игла.
Пивень вытаращил глаза и, шепча что-то толстыми губами, попятился от него.
– Ты еще скажи «Чур меня, чур…». И крест животворящий в воздухе поперек живота начерти, – поеживаясь, усмехнулся Стас, успокаивая волхва. – Или не ты меня снадобьями чародейскими поил, а прежде полдня их наговаривал? И, как видишь, помогло. Сейчас бы еще ломоть хлеба и чарку вина для полного счастья, и хоть под венец! Да и ты, мой друг и лекарь, чарку заработал.
Пивень все еще не пришел в себя от изумления.
Открыл было рот. Засопел своим мясистым носом…
– Да тащи ты свой наркоз, эскулап недоделанный, – Стас весело расхохотался и хлопнул ладонью по широченному плечу волхва, как по лавке. – Уставился на меня так, словно я с того света перед тобой нарисовался. Э, брат волхв, да ты и бороду сбрил. То-то смотрю, помолодел и похорошел. Теперь от девок отбоя не будет. Первый парень на деревне, вся рубаха в петухах. Хотя, зачем тебе петухи, если ты сам – Пивень? Только по утрам не кричишь, самого не добудишься. Да что ты молчишь, словно воды в рот набрал?
Отодвинул волхва в сторону и пошарил рукой под лавкой.
– Не мог же я вчера весь кувшин вылакать? – размышлял он. – Наверняка, осталось. Если после меня Пивень к нему не приложился.
Пивень пропустил его прозрачный намек мимо ушей. Следил за ним остекленевшими глазами и зевал ртом, как выброшенная на берег рыба.
– Или Леха свое рукоделье обмывал?
Наконец-то волхв пришел в себя.
– Вождь, ты спал седьмицу. Мы уж думали – все. Конец пришел. А лезвие ножа к губам поднесли, отпотело. Значишь, дышишь – решили мы. И в глаза со свечой заглядывали. Вроде живой… и как бы не живой. И холодный, как вода в летнюю пору из Соколяньского колодца. А на ноже след от дыхания.
– Да ну?
Рука Стаса замерла на полпути к кувшину.
Кроме этого, совсем неуместного вопроса, Стас больше не нашел что спросить.
– А сегодня под утро задышал. Даже губами шевелить начал. И синь с лица схлынула, – продолжал Пивень. – А что лопочешь – не разобрать.
– Ну, значит, плакала тризна. Попойка отменяется, – глупо ухмыльнулся Стас. – Давай кружки, брат волхв. Я из горла не пью. Воспитанье не позволяет.
Стас налил из кувшина по полной кружке.
– С возвращеньицем меня, мой дорогой волхв, – бодрым голосом сказал он и залпом выхлестнул содержимое кружки себе в рот. – Нет у меня времени на всякие глупости вроде смерти. Сумерки над головой висят.
– Висят, проклятые! – неохотно согласился волхв и со вздохом поставил свою кружку на стол.
– Может, зря мы народ? – осторожно спросил Стас. – Может, еще не поздно назад повернуть до лучших времен?
– А когда они бывают, эти самые лучшие времена? Нет, Слав! Беду не ратью, беду народом встречают. И захотели бы назад повернуть, так не повернуть уже. Днем и ночью люди работают. С топором в руке спят. Бабы неподъемные бревна таскают, подгонять не надо. Одни лес валят, другие возят, третьи избы ставят, посад затынивают. В кузнях днем и ночью горны полыхают. Надоело роду по чужим углам скитаться. А здесь пусть и худое, но свое.
Стас подошел к дверям.
– Не такое уж и плохое. Земли необъятные. Края не видно, – негромко произнес он.
– Так и я о том же. У нас все не ко времени. А пройдет год-другой, и окажется, что самое время и было.
– И ладно. Утешил, – согласился Стас, шагнул на крыльцо и, спохватившись, добавил: – Я на несколько дней исчезну, так что вы с воеводой Хмурым не расслабляйтесь.
– Как это? Куда? – подхватился Пивень. – Только-только на ноги встал, и сразу бежать?
– Ай-ай-ай! – укоризненно покачал головой Стас. – Да я, можно сказать, для тебя открытая книга. Читай да читай. Только страницы переворачивай. Насквозь просвечиваю.
– Просвечиваешь. Да не в том месте.
Волхв не склонен был принимать его шутливый тон.
– Хорошо, Пивень, – Стас не стал спорить. – Скоренько смотаюсь в Сумерки и обратно. Войтик с ребятами в беду могут попасть. Выводить надо. А одним им из проклятого леса не выбраться.
– А ты?
– Я – нет! – решительно отрезал Стас. – Я вождь! Меня беда стороной обязана обходить. Положение обязывает!
Пивень понял, что спорить бесполезно, и обреченно махнул рукой.
– Поешь хоть прежде перед дорогой.
Но Стас был уже за порогом.
Счастливо щурясь, обернулся и нетерпеливо крикнул.
– Где ты там, возишься? Ждать не буду, один уйду!
Следующим утром, задолго до рассвета, он уже выводил из ворот детинца своего Серого. Рядом, ворча и не скрывая своего недовольства, плелся Пивень.
Чуть приотстав от них, шел Хмурый. Был он чернее грозовой июльской тучи. Увидев вчера во дворе крепости живого и бодрого Стаса, он было возликовал. Но радость его была недолгой, поскольку Стас тут же поспешил его порадовать новостью о предстоящем отъезде.
За Хмурым, уже в седлах, с трудом сдерживая застоявшихся коней, шел десяток Хруста.
– Да, не печалься ты, Хмурый! – весело успокоил его Стас. – Командир должен быть всегда важен лицом и бодр телом. Тебе же легче. Начальство далеко, сам себе голова. Что еще надо бойцу для спокойной жизни? А я быстренько. Одна нога здесь, другая… тоже уже здесь. Не успеет Пивень два раза чихнуть. Правда, волхв?
Стас явно ждал его поддержки. Но Пивень что-то проворчал в ответ, отвернулся и сердито сплюнул.
– Все, ребятки. Долгие проводы, лишние слезы, – не касаясь ногой стремени, он взлетел в седло и по-разбойничьи, как это делал Войтик, свистнул.
Серый сорвался с места в хлесткий галоп.
Стрелой пронеслись тесной улочкой посада, не боясь разбудить народ. О его отъезде каким-то чудом уже прознали, и родичи вышли проводить вождя. Правда, Стас подозревал, и не без оснований, что это чудо носило вполне конкретное имя. И имя это было – Пивень.
Как-никак, вождь отбывает. А не хухры-мухры.
Политес обязывает.
Стас улыбнулся.
Скачка веселила сердце. Свежий утренний ветерок приятно холодил лицо, щекотал ноздри, забирался под волчовку.