Книга Отступник - Робин Янг

— Сэр Джон. — Жан спрыгнул с седла, а вот его спутники не стали спешиваться. Накидка рыцаря была покрыта пятнами лошадиного пота. — Я привез вам известия от…

— Наконец-то! — Баллиол не дал ему договорить. — Я ждал вас целую вечность!

— Давайте побеседуем внутри, — предложил Жан, глядя поверх плеча Баллиола на слуг, развешивавших флаги над дверями главного зала.

— Сначала скажите, когда король Филипп пришлет мне своих людей. Я уже устал ждать.

Жан заколебался, но потом все-таки заговорил.

Баллиол хранил молчание, пока тот рассказывал ему о битве под Кортрейком, в которой сложили головы более тысячи французских рыцарей. Из уст Жана, побледневшего от ярости, он узнал о волне гнева и возмущения, поднявшейся при дворе, и о мести, к которой теперь придется прибегнуть Филиппу. Наконец, Жан сообщил ему, что король призывает под свои знамена всех французов, способных носить оружие, а когда армия будет собрана, Филипп лично поведет ее во Фландрию, чтобы сурово покарать мятежников.

— Вы должны понять, сэр Джон, мой король более не может споспешествовать вашему возвращению в Шотландию. Во всяком случае, не тогда, когда фламандские крестьяне попирают ногами тела наших благородных товарищей, расхищая их шпоры и оружие, а вороны клюют их плоть. Он должен заставить Фландрию покориться его власти.

— Все готово. — Баллиол махнул рукой в сторону зала. — Сегодня вечером ко мне присоединятся все мои вассалы. Мои соотечественники в Шотландии подготовили почву для моего возвращения. Сейчас самое время сделать решительный ход!

— Боюсь, любой ход вам придется делать самому, не рассчитывая более на поддержку моего господина. Он просил меня передать вам свои глубочайшие сожаления. — Жан повернулся было к своему коню, но потом оглянулся. — Быть может, со временем, когда Фландрия покорится… — Он умолк, и собственные слова показались неубедительными даже ему самому.

— Будьте вы прокляты! Вы же сами пришли ко мне! — Видя, что Жан поднялся в седло, Баллиол сменил тон, и голос его зазвучал жалобно и умоляюще. — Умоляю, давайте побеседуем спокойно. Наверняка король может еще что-либо сделать. Выделить мне людей! Что угодно!

— Мне очень жаль.

— Подождите! — крикнул Баллиол, когда Жан и его спутники дали шпоры своим коням и помчались под арку. — Это же конец моего королевства!

За его спиной, во дворе, в тоскливом недоумении столпились слуги и поварята, глядя, как бывший король Шотландии схватил пригоршню земли и швырнул ее вслед удаляющимся всадникам. Когда вокруг него заклубилась пыль, поднятая копытами их коней, Джон Баллиол повалился на колени.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Лохиндорб, Шотландия

1302 год

Джон Комин не отрывал взгляда от надвигающихся стен замка Лохиндорб. Крепость, силуэт которой чернел на фоне сумерек, вздымаясь над твердью скалистого острова, получила свое название от озера, воды которого окружали ее; в переводе с гэльского оно означало «неспокойные воды». Помнится, мальчишкой он смаковал это имя, наивно полагая, что оно добавляет несокрушимой мощи и без того неприступной твердыне, окутывая ее грозной силой и предупреждая врагов о том, что их ожидает, если они осмелятся явиться незваными. Но сейчас, похоже, древнее знамение обратилось против него самого, и черные воды угрожающе смыкались вокруг скал. Он подумал о своем плане и вздрогнул, ощутив дуновение легкого ветерка.

На стенах горели факелы, пламя которых отражалось от алых щитов, вывешенных между зубцами и бойницами. Над одной из башен развевалось отцовское знамя. Когда гребцы направили лодку вокруг острова, вдоль высоких стен крепости, до Комина долетел запах нечистот: в озеро выходили сливы из отхожих мест. На восточной оконечности острова в воду выдавался причал, где его ждали двое слуг в ливреях отцовских цветов. Они схватили веревку, брошенную им рулевым, и пришвартовали лодку к пирсу. Комин шагнул на доски настила, предоставив оруженосцам собирать его вещи и снаряжение. Когда он направился к арочному проходу в восточной стене, его догнал Дунгал Макдуалл.

На лице капитана плясали отблески факелов.

— Вы будете говорить с отцом сегодня вечером?

Комин покосился на него. Доверившись Макдуаллу, он тем не менее так до конца и не был уверен в том, что может полностью рассчитывать на его поддержку, потому что тот долгие годы оставался верным вассалом Джона Баллиола. Белый лев Галлоуэя, вышитый на накидке капитана, отчетливо выделялся в свете факелов.

— Я не могу откладывать разговор, — после небольшой паузы признался он. — Делегация пробудет во Франции совсем недолго. И я рассчитываю заручиться столь нужной мне поддержкой именно во время их отсутствия.

Макдуалл согласно кивнул, когда они прошли под поднятой решеткой ворот.

— Вашему отцу придется отойти в сторону. Но без его поддержки ваш план не сработает.

— Я и сам прекрасно это знаю, — проворчал Комин, хотя от слов капитана у него неприятно засосало под ложечкой. Всю дорогу домой из Селкиркского леса, где прошла ассамблея, он не мог думать ни о чем другом.

Когда он вошел во внутренний двор замка, его приветствовал управляющий отца. Степенный и величественный, служивший клану Рыжих Коминов вот уже несколько десятилетий, сегодня он был необычно оживлен, и даже шаги его казались несколько более поспешными, чем подобало бы его согбенной фигуре.

— Сэр Джон! — Он шагнул ему навстречу из темноты. — Хвала Господу, вы вернулись!

— Что случилось, Дункан? — Поведение управляющего заставило Комина замереть на месте.

— Это ваш отец, сэр. Идемте, прошу вас.

Вслед за Дунканом Комин пересек двор и вошел в здание из дерева и камня, в котором располагались покои отца. Оказавшись внутри, он обогнал управляющего, шагая по лестнице через две ступеньки, и поспешил по коридору, ведущему к комнате лорда. Дверь в дальнем его конце была распахнута настежь, и оттуда лился слабый свет и доносились приглушенные голоса.

В богато обставленной спальне было невыносимо душно; окна закрывали плотные драпировки. В воздухе висел резкий запах мочи и трав. Перешагнув порог, Комин отыскал взглядом две фигуры, замершие у кровати под балдахином. Одним был мужчина в церковном облачении, и выбритая тонзура у него на макушке сверкала в пламени свечей. Другой была его мать.

Элеонора Баллиол, сестра отправленного в изгнание короля, обернулась на звук шагов сына. Ее морщинистое лицо, обрамленное поседевшими каштановыми кудрями, в скорби смягчилось.

— Джон…

Комин прошел мимо нее к кровати. Там, казавшийся карликом на огромных простынях и подушках, лежал отец. Лицо старого лорда было пепельно-серым, глаза ввалились. Поверх покрывала робко вытянулась рука, некогда перевитая мускулами, а сейчас похожая на цыплячью лапку. В тех местах, где ему ставили пиявок, на коже багровели синяки.

Получив послание о том, что его срочно приглашают на ассамблею в Лесу, отец, ослабевший от болезни, которая медленно подтачивала его силы весь последний год, приказал Джону отправляться одному. Он и тогда выглядел усталым и исхудалым, но не таким немощным и изможденным, как сейчас. Отец в буквальном смысле стоял одной ногой в могиле. Когда с его пересохших губ сорвался неразборчивый стон, Комин повернулся к матери.