Книга Наука страсти - Джулиана Грей

— Опять же, я говорю, не имея опыта, но разве влюбленные женщины не должны сиять и выглядеть восторженно? А ты кажешься мне весьма… подавленной. — Он деликатно молчал, пока они выворачивали на дорогу. — У вас все… кхе-кхе… хорошо?

— Конечно. Мы…

Он вскинул руку.

— Господи, нет. Только никаких подробностей! Все и так чертовски неловко.

— Я и не собиралась выкладывать тебе подробности, ради всего святого! — выпалила Эмили, покраснев, стоило ей эти подробности вспомнить. — Всего лишь хотела сказать, что мы вполне нашли общий язык. Но, разумеется, больше этого не повторится.

— Почему?

— Потому что завтра утром, точнее, сегодня утром, после завтрака, я намерена рассказать ему всю правду.

— Слава Богу. Он, конечно, начнет бушевать и психовать, но по крайней мере все станет по-честному. И больше никаких этих ваших нелепых тайн. Тащиться среди ночи по снежным дорогам, уворачиваться от иностранных агентов. — Фредди выдохнул, вокруг его лица заплясали снежинки.

— Фредди. — Эмили смотрела на темное пятно своих рук, удерживающих поводья. — Разве ты не понимаешь? Я больше не смогу здесь оставаться. Переодетая, опозоренная. Незамужняя женщина…

— О, отец все это моментально уладит, я уверен.

Она не ответила. Да и что тут можно сказать? Дальше они ехали молча, кони инстинктивно придерживались засыпанной дороги и шли резво, стремясь скорее попасть домой. Холодный и резкий воздух при каждом вдохе обжигал Эмили легкие.

— Фредди, — произнесла она наконец, — я не могу выйти за твоего отца. Просто не могу.

— Да какого дьявола нет? Ты же его любишь, правильно? Хотя один бог знает почему. Надо думать, это какое-нибудь особенное расположение к угрюмым одноглазым старикашкам.

— Не в этом дело. И пожалуйста, следи за своей речью. Я все еще твой учитель, по крайней мере до завтрашнего утра.

Фредди заговорил чуть громче:

— Тогда в чем, дьявол все побери, дело? Я-то думал, истинная любовь побеждает все. Почему, дьявольщина, не выйти за него?

— Фредди.

— Прошу прощения. Почему, черт возьми?

— По множеству причин. Потому что он хочет жениться на мне из-за… желания и… и чувства долга… а не по любви. И еще потому…

— Чушь. Только потому, что он не сумел выразить все это правильными словами…

— …потому что я не какая-нибудь обычная молодая леди, которая легко войдет в вашу жизнь. Сейчас я подвергаюсь смертельной опасности, ты что, забыл? И последнее… — Тут ее голос упал до шепота. — Потому что я обманула его, а какой брак сможет такое выдержать?

— О, это! Он поймет.

— Не думаю.

— А ты его испытай и увидишь.

Из белой стены снегопада перед ними вырастали темные очертания здания.

— В любом случае мы на месте, — сказала Эмили. — Попробуй немного поспать. Обещаю, что не буду настаивать на уроках в девять утра.

Впервые в жизни Фредди ничего не ответил. Они направились в конюшню, расседлали лошадей, задали им овса и напоили. Руки Фредди ловко управлялись с ремнями и пряжками, щетками и попонами. Вероятно, большую часть детства он провел здесь, подумала вдруг Эмили.

Она отперла ключом кухонную дверь, и они вошли в дом. У подножия лестницы Фредди обернулся к ней:

— Дай ему шанс, Гримсби. Пожалуйста. — Его глаза в свете масляной лампы были серьезными и умоляющими. — Просто доверься ему, ладно? Позволь… В общем, просто дай ему шанс. Ему это необходимо.

Грудь стиснуло почти непереносимо. Эмили положила ладонь на щеку Фредди.

— Сделаю все, что могу. — Больше она ничего сказать не сумела.

Верхний коридор был пуст и темен. Часы издалека размеренно пробили четыре. Эмили кралась по холодным половицам, мучаясь чувством вины, а мышцы все еще сладко ныли. Она добралась до своей двери, бесшумно отворила ее и бросила рюкзак на пол.

В крохотном камине все еще тлел огонь. Эмили сняла пальто, повесила его на решетку, скинула с плеч черный шерстяной сюртук и села на кровать, чтобы разуться.

Кровать зашевелилась.

Эмили вскочила на ноги.

— О сэр! О сэр, не пугайтесь! Это всего лишь я!

С подушки поднялась чья-то фигура. Свет из камина обрисовывал тело, облаченное в сорочку. Юные соски ликующе указывали на потолок.

— Люси! — воскликнула Эмили, схватившись за края еще нерасстегнутого жилета. — Боже правый, Люси! Твоя… твоя одежда!

Люси протянула к ней руки.

— О сэр, только не уходите! Я всего лишь… Ой, мамочки, сэр! Что случилось с вашими бакенбардами?

— Я их сбрил.

— О. — Люси поморгала, сделала глубокий вдох и затараторила: — В общем, сэр, я подумала… о сэр, этот испорченный Фредди водит вас в «Наковальню», а там эти… эти дурные женщины. Я не могу больше это терпеть, сэр, не могу! Я стащила ключ у миссис Нидл…

— Что ты сделала?

Люси спрыгнула с кровати и драматическим жестом сдернула с себя сорочку.

— Возьмите меня, сэр! Возьмите вместо них меня!

Эмили резко отвернулась.

— Ради бога, Люси!

— Думаю… думаю, я ничуть не хуже этих порочных женщин в «Наковальне», разве не так? И я буду хорошо о вас заботиться, сэр. Вы могли бы… мы можем пожениться, герцог нам разрешит, я уверена, и…

Эмили уставилась в темную стену и сосчитала до десяти.

— Люси, дорогая моя, это в высшей степени неприлично.

— Это ничуть не хуже, чем то, что делаете вы! — Люси разрыдалась. — Ночь за ночью возвращаетесь домой так поздно! Это неправильно, сэр, уж точно не для джентльмена вроде вас. Со мной вам было бы куда лучше, сэр, честное слово! Разве я не штопаю ваши чулки?

— Это делаешь ты?

— Разве не выбираю вам самые лакомые кусочки кекса, а корки оставляю его светлости? Разве не приношу вам наверх каждое утро горячий кофе, разве не чищу щеткой ваш красивый сюртук?

— Люси, я…

Скрипнула половица, и руки Люси обхватили плечи Эмили.

— О, возьмите меня, сэр, скорее! — Руки у нее оказались на удивление сильными. Эмили почти мгновенно оказалась повернута лицом к горничной. Глаза Люси закрыла, голову запрокинула назад, как мученица на погребальном костре. На ней остался только ее отделанный оборками белый чепец, и больше ничего. — Дайте волю своим порочным привычкам, мистер Гримсби!

— Люси!

— Насытьте свою противоестественную похоть! Делайте со мной все, что хотите!

Эмили прижала ладони к вискам.

— Люси, Люси. Каких романов ты начиталась?

— Сорвите драгоценный цветок моей невинности!