Книга Монумент - Йан Грэхем

– А потом? Когда мы дойдем до городской стены? – Краск утер со лба выступивший пот. – Именно этого они и хотят, разве нет? Гнать нас на юг, как овец… В конце концов стражи нас найдут. У стены мы окажемся в ловушке, и бежать будет уже некуда. Тогда нас просто окружат… Мы попадем им в руки.

– Пойдем в другую сторону – попадем к ним в руки еще быстрее, – буркнул Баллас. – Если мы двинем на юг, то оттянем встречу. У нас будет время подумать и составить план.

– План! – горько повторил Краск. – У нас нет выхода, мы в ловушке. Какой еще план?

Баллас пожал плечами.

– Нам понадобятся лошади, – сказал он.

Они крадучись пошли по Грантавену. Дорогой Баллас думал о стражах в полумиле к северу, об их единственной цели и понимал, что, по всей вероятности, стражи добьются ее и убьют их. Они не сумеют сбежать из Грантавена, пока закрыты ворота.

Баллас не знал наверняка, но вполне допускал, что скоро ему настанет конец. Он поймал себя на том, что не ощущает ни страха, ни гнева. Только удивление. Он умрет в такой обычный день, похожий на все другие. Небо было ярко-синим, светило зимнее солнце, не приносящее тепла. Сороки устроили свою обычную трескотню. Все было как всегда. Солнце, небо, сороки ни о чем не тревожились. Миру не было дело до бед Анхаги Балласа. Его смерть никого не тронет. Как любой человек, он превратится в прах и кости. Или, возможно, его тело сожгут, и огонь пожрет его, как любую другую плоть. Или же он станет добычей собак, и они съедят его, как любой кусок мяса.

И все же… все же Баллас по-прежнему мечтал о Белтирране. Земля за горами манила его. Он жаждал Белтиррана больше, чем самой жизни. Баллас пытался сбежать от Церкви не потому, что это позволит ему остаться в живых, а ради Белтиррана. Вот зачем ему требовалось выжить – и жить дальше…

Странные мысли. Как можно ценить какое-то место – пусть даже столь прекрасное – превыше собственной жизни? Баллас встряхнул головой. Неподходящее время для глубоких раздумий. Такие рассуждения лучше оставить философам.

Первую лошадь, гнедого жеребца, они украли с коновязи перед таверной. Вторую и третью – двух вороных кобыл – вывели из чьей-то конюшни. Баллас, Краск и Эреш уселись в седла и направились на юг, держась подальше от стражей.

Близился вечер. Свет начал меркнуть. По небу побежали черные, налитые влагой облака. Солнце исчезло за горизонтом. Немного не доезжая стены, Баллас остановил коня в конце аллеи и спешился. Кинув поводья Эреш, он сказал:

– Ждите здесь.

Миновав аллею, Баллас вышел на берег ручья. В сотне ярдов за ним вздымалась к небу городская стена из черного кирпича. Сорока футов в высоту, она казалась неприступной. Сверху стена была утыкана железными шипами и наверняка посыпана битым стеклом. Ее стражи не патрулировали, во всяком случае – внутри города. Но весьма вероятно, что они дожидались Балласа снаружи, допуская, что ему придет в голову забраться наверх и спускаться по веревке…

Баллас перевел взгляд на ручей. Он утекал под стену, где был оборудован шлюз. Баллас задумался, сумеют ли они пролезть по нему, затем увидел решетку, перекрывающую дыру, и отказался от этой мысли. Некоторое время он созерцал течение. Пошел дождь, быстро превратившийся в ливень. По поверхности запрыгали пузыри. Покачав головой, Баллас вернулся в аллею.

– Ну как, есть идеи? – спросил Краск. Невзирая на погоду, старик был без капюшона; дождевые капли стекали по его лбу и вискам. Капюшон Эреш тоже был откинут. Пряди волос, выбившихся из хвоста, облепили ее щеки. Девушка смотрела на Балласа вопросительно и спокойно, но он увидел в темных глазах страх. Эреш не желала умирать.

Она не думала о Белтирране, и не эта мечта побуждала ее бороться за жизнь. Что-то иное. «Она просто любит жизнь, – подумал Баллас. – Или, во всяком случае, предпочитает смерти». Что бы ни ожидало человеческие души, что бы ни находилось за Лесом Элтерин – рай, обещанный Четверыми, или безжалостное забвение, предсказанное философами-отступниками, – жизнь все же лучше…

– Погодите, – сказал Баллас. Он снова вышел из-под деревьев и направился к кабаку близ аллеи. Общая зала была пуста, если не считать кабатчика – широкоплечего мужчины средних лет. При появлении Балласа он посмотрел на стену. Баллас проследил за его взглядом и увидел пергамент с Эдиктом об Уничтожении.

Подойдя к стене, Баллас сорвал пергамент и швырнул его в огонь. Потом вернулся к стойке.

– Бутылку виски.

Кабатчик снял бутылку с полки и протянул ее Балласу. Тот молча покинул таверну и вернулся в аллею.

Забравшись на лошадь, он сделал большой глоток. Потом протянул бутылку Краску.

– Что толку, – вздохнул старик, однако тоже отхлебнул. – Великие Пилигримы! – пробормотал он. Потом тщательно осмотрел бутылку и передал ее Эреш. – Девочка моя, если я был плохим отцом, если я неправильно тебя воспитывал, если слишком долго продержал на болотах, вместо того, чтобы вывести в большой мир, – прости меня. Все, что я делал, я делал из любви к тебе…

– Тише, – мягко оборвал его Баллас. – Не говори лишнего. Позже это может поставить тебя в неудобное положение.

– И когда же оно будет, твое «позже»?

– Делай, как я говорю, – и будешь жить.

– Ты не имеешь права давать такие обещания. – Голос Краска был ровен и лишь чуть подрагивал. – Ты не можешь знать, что мы… – Он встретился взглядом с Балласом и осекся.

В глазах Балласа полыхала ярость. Краск нервно улыбнулся – если можно назвать улыбкой судорожное подергивание искривленных губ. Он был испуган, однако понимал, что не должен этого показывать. Глянув на Эреш, Краск насмешливо проговорил:

– Коли он говорит, что мы не погибнем, стало быть, так оно и есть. Если кто-то в Друине и поднаторел в искусстве выживания, так это наш друг Баллас. Мы уже имели возможность убедиться, верно, дочка? – Краск строго посмотрел на Эреш. – Он обладает иными достоинствами, нежели мы с тобой. Некоторые из них нам кажутся пороками… Но достоинства или пороки – сейчас они пойдут нам на пользу.

Эреш отпила из бутыли и вернула ее Балласу. Тот сделал большой глоток, вытянув сразу треть бутылки.

– Стражи придут в аллею, – сказал он, кивая в сторону севера. – Некоторые будут верхами, но по большей части они пешие. – Баллас протянул бутылку Краску. – Пей.

Краск охотно последовал его совету.

– Мы должны прорваться сквозь них, – заявил Баллас. Рука Краска, сжимающая бутылку, замерла в дюйме от его губ.

– Это что, шутка?

– Мы прорвемся, Если мы выберемся из оцепления, темнота нас укроет.

– Что-то горит, – внезапно сказала Эреш. – Я чувствую запах. – Она взяла бутылку, переданную отцом.

– А я слышу крики, – сказал Краск, склонив голову набок. Над крышами домов поднялось ало-оранжевой зарево, осветившее полнеба.

– Там жилой квартал. Трущобы… – Баллас нахмурился. – Я хорошо помню. Такие дощатые лачуги. Стражи что, жгут их?