Книга Страж неприступных гор - Феликс В. Крес

Владычица Вечной империи на морскую прогулку не выбралась; так что восхищаться капитанской каютой Китара оставалось агарской княжне — ибо он поселил ее у себя.

И почти до самого конца рейса от этого не было никакой пользы. Риди не смогла составить ему компанию. Она была живой вещью и, даже иногда приходя в себя, тупо смотрела в потолок и не могла дать ответа на простейший вопрос. Чаще всего, однако, она просто спала. Это не был обморок — ее удавалось разбудить, вот только… Она тупо смотрела на него и не могла ответить на вопрос, для которого вполне хватило бы «да» или «нет»…

Во время долгого рейса при хорошей погоде Китару почти нечего было делать, и он отчаянно скучал. Парней Броррока он как-то разместил — некоторых в носовом кубрике, других в выделенной части трюма, в любом случае подальше от бочонков. Он присматривал за всем, играл в кости со своими офицерами, по просьбе моряков пару раз сыграл на лютне, к восхищению матросов Броррока, — у него был хороший слух, и играть он умел вполне прилично, к тому же знал множество грустных армектанских песен, которые пели солдаты на привалах. Все это занимало у него втрое меньше времени, чем скука.

А скучал он в своей каюте.

На другом корабле над «стариком» бы посмеивались, что он наверняка украдкой щупает больную пассажирку… Но не у Китара. Никто здесь никогда не ударил матроса, ибо уважение и дисциплина были такие же, как в армектанском войске, где офицеры не смели унижать подчиненных. Но небитые, накормленные, прилично оплачиваемые моряки тоже должны были знать свое место. Каждый из них мог запросто вылететь с «Колыбели», а за тяжкую провинность угодить в петлю. Поэтому капитан имел право вытворять что угодно, хоть бегать по палубе без штанов с пером чайки в заднице; никто бы даже не обернулся, а тем более улыбнулся.

Китар всегда скучал у себя, поскольку капитанской скуки подчиненные видеть не должны. Все вроде бы знали, что запертый в четырех стенах капитан зевает во весь рот и чешет под мышкой, но каждый спрошенный офицер или матрос сразу же ответил бы: «Капитан? Он у себя. Наверное, прокладывает курс».

Однако Китар курс не прокладывал.

С Прекрасной Риди он познакомился очень давно, так же как знакомились с ней другие капитаны, — на Агарах. Ему показали княжну, он посмотрел, причмокнул, присвистнул, поднял брови — и ушел. Несколько раз он пережидал в Ахелии пору штормов; осенью там собирались парусники со всех морей Шерера, поскольку у них наконец-то появилась родная пристань, во сто крат лучшая, чем дикие бухты или негостеприимные островные порты, где имперским солдатам и урядникам приходилось засыпать глаза серебром. Но хотя Китар и принадлежал к числу самых знаменитых капитанов под знаком черного паруса, с Тюленихой ему не везло. Она терпеть не могла княгиню Алиду, и на приемах, которые та устраивала для морского начальства, не бывала. По городу она гуляла всегда с какими-то мрачного вида парнями, лапы которых казались приросшими к ее заду; парни часто менялись, но привычки Риди — нет. Гулянки с участием простых матросов, которые обожала княжна, в свою очередь, были не для Китара. Он мог выпить со своими моряками, словно сотник легиона с солдатами, но по-настоящему напиваться умел лишь в кругу других капитанов и корабельных офицеров. Вследствие всего этого он почти не знал Слепую Тюлениху Риди, и первый в жизни долгий разговор с ней состоялся у него лишь после того, как она, вся мокрая, взобралась на палубу — один из многих несостоявшихся утопленников Броррока. Утопленнику пришлось закричать, чтобы капитан «Колыбели» понял, что утопленник этот особенный.

Тогда они говорили о Брорроке.

Китар сидел в каюте и скучал. Для больной Риди он приказал поставить койку, а теперь сам на ней спал. Княжну он перенес на свою собственную постель.

Сейчас она выглядела значительно лучше, чем вначале. Лицо ее приобрело нормальный цвет, губы уже не были синими, на лбу больше не выступал холодный пот. Она ровно дышала — просто спала. Вот только ее нелегко было разбудить.

Невероятно пышные были волосы у этой девушки. Невероятно. Разметавшиеся по подушке, по плечам… Их было полно повсюду. Темно-каштановые, кудрявые, густые.

— Ну и красивая же ты, — пробормотал он, покачиваясь на стуле. — Чтоб меня палками забили, как сказал бы старик. Я бы все отдал, лишь бы добраться до того, кто выбил тебе глаз. Изуродовать такую девушку… Это я тебе говорю, братец…

Он замолчал.

— Нет, наверное, все-таки сестрица, — закончил он.

Идущий по морю корабль сонно поскрипывал такелажем. Китар покачался на стуле, постучал пальцами по колену, поковырялся в ухе и в носу. Потом задремал. Очнувшись, он зевнул, посмотрел на Риди, которая за это время отнюдь не подурнела. Взяв лютню, он тихонько тронул двойные струны.

Тени душ из паутины расплывутся в мраке, когда Шернь

объявит о конце.

Но тени тех, кто в сталь закован, навсегда останутся

в лучах солнца.

И по зову Непостижимой Арилоры встанут рыцари,

окутанные смертной мглой,

Чтобы рассказать о деяниях, что мундиром славы

покрыли кольчугу земли.

Среди легенд о деяниях из алмаза,

Что режут гладь пустую зеркал истории,

Прозвучат…

Замолчав, он посмотрел на Риди.

Риди смотрела на него.

— Красиво, — тихо сказала она. — О чем это?

Китар пел по-армектански.

Он положил лютню на стол.

— О солдатах Непостижимой. О тех, кто не умирает… потому что погибает. Очень старая солдатская песня. Ее пели лучники из Сар Соа. Лучшие лучники на свете. Они сразились со всеми другими армектанскими княжествами, объединившимися против них.

Она задумалась.

— И победили?

— Проиграли. Княжество Сар Соа присоединили к другим, и возникло королевство Армект. Но побежденных лучников Сар Соа славят до сих пор. Не умерла ни одна из их песен.

— Это грустная песня.

— Нет. Просто мягкая и спокойная. Совсем не такая, как те, что ревут матросы.

— О чем она? — снова спросила Риди.

— О том, что после смерти все растворятся в Шерни, но не солдаты Непостижимой. Ибо госпожа войны сильнее Шерни, и те, кто ей служил, вернутся под ее начало, снова сражаться. Но уже не друг с другом. Плечом к плечу они встанут против трусов. И будут убивать их голыми руками, ибо крысы недостойны оружия.

— Ты в это веришь?..

— Нет… Никто в это не верит. Это просто такая солдатская мечта. Но для такой мечты… армектанской мечты…

Он не договорил.

— Что — «для армектанской мечты»? Скажи. Я тоже немного армектанка. Наполовину. Но я ничего не знаю о крае отца.

— Верно… Ну да, верно. Капитан К. Д. Рапис ведь был армектанцем, — с удивлением сказал Китар. — Я забыл. Я знал твоего отца, помогал ему захватить Барриру. Вот это была битва… Что с тобой, Прекрасная Риди? Ты наконец по-настоящему проснулась?