Книга Почему поют русалки - К. С. Харрис

Женское лицо, изображенное на портрете, было совершенно незнакомым, хотя некоторые черты напоминали лицо Кэт, особенно пикантное противоречие линии изящного носа и чувственной припухлости губ. Второй же портрет изображал самого графа Гендона таким, каким он был двадцать пять лет назад. Себастьян не сводил глаз с парных миниатюр в одинаковых филигранных рамках и чувствовал, как его затопляют ярость и страх.

— Нет!

Он отшатнулся от столика, на котором лежали портреты.

— Клянусь Богородицей! Вы ни перед чем не остановитесь, лишь бы помешать этому браку!

— Ни перед чем, — с разумной правдивостью признался отец. — Но выдумать такое мне бы даже в голову не пришло.

— Не верю! Я не верю вам. Слышите? Не верю!

Гендон судорожно сжал челюсти.

— В таком случае поговори с мисс Болейн сам. Можешь расспросить миссис Эмму Стоун.

— Не сомневайтесь, я именно так и сделаю!

— И они расскажут тебе ту же историю.

Себастьян отчаянным жестом смахнул оба портрета на пол со столика.

— Забери вас нелегкая, отец! Черт вас всех подери! Глаза Гендона — так похожие на синие глаза Кэт — наполнились болью обиды.

— Ты не должен винить меня в том, что когда-то я влюбился именно в эту женщину.

— Кого же в таком случае мне винить? — взорвался Себастьян.

— Одного только Бога.

— Не верю я в Бога, — бросил его сын и выскочил на улицу.

ГЛАВА 55

Прежде всего он поспешил на Харвич-стрит.

— Где она? — выкрикнул он, когда перед ним в дверях возникла фигура Элспет.

Горничная уставилась на него недоумевающими глазами.

— Мисс Болейн нет дома.

Себастьян вбежал в холл и крикнул:

— Кэт!

Гулкое эхо ответило ему из пустого дома.

Бегом по ступенькам наверх, распахнул дверь гостиной, снова по лестнице на третий этаж, отмахивая по две ступени разом.

— Кэ-эт!

Медленно он спустился вниз и снова бросился к горничной. Та оставалась в холле, заправляя лампу.

— Где она, черт вас побери?

— Не знаю. Мисс Болейн нет дома.

— Я вижу, вы знаете больше, чем говорите. Скажите мне, что вам известно?

— Ничего я не знаю! Мне кажется, происходит что-то непонятное, но, клянусь, я ничего не знаю.

— Она сказала, когда вернется?

— Возможно, завтра. Хозяйка сказала, чтобы я не ждала ее раньше завтрашнего дня.

— Возможно?

— Все, что я знаю, я вам сказала.

Себастьян в сердцах ударил ладонью по стене и выскочил на крыльцо.

Дальше его путь лежал в Кэмпден, где обитала миссис Эмма Стоун. Когда-то эта женщина обрела в определенных кругах нешуточную популярность, став автором «просветительских» брошюр «Христианское благочестие» и «Поучения для грядущих поколений». Назови Гендон другое имя, и Себастьян оставил бы его историю без внимания. Но поверить в то, что эта ханжа согласилась принять участие в подобном заговоре, его ум отказывался.

Направляясь по тропинке к особняку из красного кирпича, Себастьян окинул взглядом его строгий благопристойный фасад. Кэт мало рассказывала Себастьяну о своей жизни, но то, что он знал, совсем не вязалось с тем, что поведал ему Гендон. Когда-то Кэт сказала, будто ее отцом является один английский лорд, но мать оставила его, убежав незадолго до рождения дочери в родную Ирландию. Также Себастьян знал о том, что случилось с матерью и отчимом Кэт, когда Ирландию оккупировали английские войска. После их смерти ее взяла на воспитание родная тетка — об этом ему тоже было известно из собственных уст возлюбленной. В голове Себастьяна сформировался довольно туманный образ лицемерной витийствующей ханжи, которая выпорола племянницу хлыстом, когда та пожаловалась на грязные домогательства дяди.

Его взгляд обежал ряд аккуратно зашторенных окон. Неужели именно из этого дома когда-то бежала Кэт, чтобы, покинув его кров, превратиться в бездомную скиталицу? Она никогда не называла тетку по имени. Но он должен признать, что о многих событиях в своем прошлом Кэт старалась не говорить.

Внезапно виконт почувствовал, что за ним наблюдают. Поднимаясь по ступенькам к входной двери, он успел заметить, что в одном из верхних окон взлетела и мгновенно опустилась легкая занавеска.

Себастьян почти не сомневался, что на звонок не ответят. Но дверь открылась почти сразу, и на него с нескрываемым любопытством уставились глаза худенькой горничной.

— Вас зовут лорд Девлин? — выдохнула она.

— Да, — ответил удивленный Себастьян.

Девушка отступила в сторону и распахнула дверь еще шире:

— Входите. Миссис Стоун велела сразу провести вас наверх.

Временами наихудшие из наших снов приходят, когда мы бодрствуем.

Кошмары, настигавшие Себастьяна во мраке ночей, являли ему знакомые картины, этот беспорядочный поток воспоминаний о сверкающих над головой саблях, о гремящих в ушах артиллерийских разрывах прерывался, как огненным пунктиром, стонами умирающих людей, ржанием взбесившихся коней. Он давно примирил свою жизнь с этими снами.

Но как ему жить с тем невыносимым ужасом, который поселился в нем теперь, он не имел понятия.

Себастьян долго бродил по темным улицам Лондона, по узким извилистым переулкам с закрытыми лавками и сумрачными домами. Туман накрывал город, расписывая мокрое полотно мостовых светлыми мазками огней уличного фонаря или редкого экипажа. Он пытался объяснить себе необъяснимое, понять, как его любовь, только что такая прекрасная и высокая, внезапно превратилась во что-то низкое и порочное. Защищая человеческую жизнь от варварской нечестивости и скотства, люди выработали отношение к некоторым проступкам как к безнравственным. Но в этой иерархии греха только два из них считались непростительными и недопустимыми. В порядочном английском обществе о них упоминали лишь испуганным шепотом, как о самых страшных. Такими грехами были людоедство и сожительство между членами одной семьи. Между отцом и дочерью, к примеру. Между братом и сестрой.

Он знал, что ему следует с содроганием отступиться. Да, какая-то часть его разума уже содрогнулась и отступила, но другая томилась по женщине, которую он хотел назвать своей женой, по будущему, которое он себе рисовал. По всему тому, что у него так внезапно отняли.

Себастьяну хотелось вскочить в седло и помчаться далеко-далеко, оставляя за собой незнакомые деревушки, сквозь леса, в которых гудит ветер. Он мечтал остаться в полном одиночестве, наедине с молчаливыми холодными и далекими звездами. Так мчаться и мчаться, пока соленые морские волны не захлестнут его бег, принеся с собой забвение.