Книга Чего боятся ангелы - К. С. Харрис

Пьерпонт пожал плечами.

— Свидетельства грязных грешков значительных людей всегда полезно иметь. — Он посмотрел во тьму за раскрытыми дверьми конюшни.

Однако Себастьян давно уже слышал шаги в саду — крадущиеся, быстрые. Он соскользнул с тюка за спину француза, обхватил его рукой за шею и прижал пистолет к его виску.

— Прикажите им остановиться, — прошептал он. Затем, когда Пьерпонт замешкался, добавил: — Сейчас же.

— Restez-en la, — сказал Пьерпонт.

Шаги замерли.

— Неплохо будет дать им знать, что мы уходим. Идаже не думайте что-нибудь предпринять, — добавил Себастьян, когда Пьерпонт снова крикнул в темноту.

— Вы ошибаетесь, понимаете? — бросил Пьерпонт через плечо, пока Себастьян тащил его к выходу.

— В чем именно?

К его удивлению, Пьерпонт рассмеялся.

— Насчет прочего не скажу, — сказал он, когда Себастьян отпустил его и нырнул во тьму. — Но я не убивал Рэйчел Йорк.

ГЛАВА 45

День относительного безделья заставил Джарвиса нервничать. Он переживал, с нетерпением ожидая развития событий. Меньше чем через тридцать шесть часов принц Уэльский будет провозглашен регентом.

Уже после полуночи он дочитал отчет и встал, потянувшись. Дом был пуст и тих, все занудные женщины его жизни давно улеглись спать.

Добравшись до библиотеки, он налил себе бренди, затем отпер верхний правый ящик стола. Джарвис нечасто разрешал себе позлорадствовать, но сейчас он позволил себе эту роскошь, держа в руках извлеченный из бумажных недр документ.

Ухмыльнувшись про себя, он уже собирался задвинуть ящичек, когда вдруг услышал голос своей дочери:

— Что-то не так?

Он поднял голову и увидел, как она стоит в дверях, прикрывая от сквозняка рукой дрожащее пламя свечи. Геро была высокой женщиной. Слишком высокой и чересчур худой на вкус Джарвиса, с узкими бедрами и почти без груди. Свои тусклые коричневые волосы она, вопреки моде, не завивала, а недавно вообще стала стягивать их узлом в суровом стиле, более присущем служительнице евангелической миссии, чем молодой леди из высшего света. Но сегодня она их распустила, и в золотистом свете свечи он внезапно увидел, что его дочь могла бы стать вполне привлекательной, если бы только захотела.

Он нахмурился.

— Не так ты волосы носишь. Тебе чаще надо их распускать. Подстричь надо лбом, завить в локоны.

Девушка удивленно улыбнулась.

— Я по-дурацки смотрюсь в локонах, и ты сам это знаешь. И я не о себе говорила. — Веселье сменилось тревогой. — Ты уверен, что все в порядке?

Джарвис обладал особенной, победной улыбкой. И давно научился с ее помощью награждать, обманывать или вводить в заблуждение. Вот и сейчас он улыбнулся и увидел, как волнение исчезает с лица дочери.

— Со мной все в порядке, дитя мое, — сказал он и запер ящичек на замок.

ГЛАВА 46

Кэт закрыла глаза и улыбнулась. Годы неискренности, тщательного расчета, преднамеренной отчужденности постепенно стерли воспоминания о том, как от прикосновения к любимой, покрытой потом коже разгорается теплое пламя радости. Как пронзительное чувство стягивает все внутри при виде знакомых плеч над собой. Как захватывает дух от наслаждения, когда сильные пальцы стискивают запястья и она добровольной пленницей сдается на милость его ищущих губ. Она забыла, что за чувственностью лежит восторг и духовное слияние, доходящее до высшей точки.

Их окружала темная молчаливая ночь, наполненная лишь прерывистым дыханием и треском огня в камине. Трепещущими руками Кэт прижимала к себе напряженное тело Себастьяна, стискивала его бедрами, ощущая, как дрожь проходит по его телу, слышала, как ее имя мучительно вырывается из его уст, чувствовала, как он пульсирует внутри ее.

Потом он гладил ее по покрытому испариной лбу, по волосам. Он улегся рядом с ней и нежно поцеловал за ухом. Его веки уже дрожали, глаза закрывались от усталости. Она ощущала, как тревоги и опасности прошедшего дня уходят из него, рука, обнимающая ее, становится вялой и он засыпает.

Иногда, как она уже успела узнать, его мучили кошмары, воспоминания о войне, от которых он вскакивал в холодном поту. Но сейчас его сон ничего не тревожило. Тихонько устроившись рядом, она прислушивалась к его дыханию, смотрела, как блики играют на его чеканном лице. Но когда чувства, переполнявшие ее, были готовы выплеснуться наружу, она осторожно соскользнула с постели. Взяв со спинки соседнего кресла кашемировую шаль, она подошла к окну, вглядываясь в окутанный туманом сад.

Она всегда любила Себастьяна. В тайном уголке сознания, под мучительным гневом и страданиями последних шести лет тлела ее любовь, горячая и прекрасная. И самой жестокой мыслью было осознание невозможности побороть это чувство, понимание того, что боль останется с ней на все те тусклые одинокие годы, которые ей предстоит прожить.

Опустив шторы на покрытые морозным узором окна, она вернулась к мужчине, по-прежнему спавшему в ее постели. Ее взгляд скользнул по гордой, аристократической линии его носа и подбородка. На какое-то мгновение она позволила себе впасть в опасные мечты, соблазнительные фантазии о будущем вместе с Себастьяном, если тому не удастся очиститься от подозрений в жутком преступлении. Он никогда не будет графом Гендоном, но навсегда останется беглецом.

Не успев на самом деле пожелать этого, она остановилась, хотя тяжелый вздох приподнял ее грудь и слезы набежали на глаза. Именно из-за любви к Себастьяну Кэт ушла от него шесть лет назад. И она хорошо знала мужчину, которого любила. Она знала, что, пока виконт жив, он будет продолжать сражаться за свое честное имя.

Или погибнет, пытаясь это сделать.

На следующее утро, когда солнце еще только намекало, что поднимется над горизонтом, Себастьян вернулся в «Розу и корону». Во время завтрака появился Том, принеся с собой запахи снега, угольного дыма и жареного мяса, которое продают уличные торговцы.

— Холодно, как в могиле, — сказал он, притоптывая ногами и дыша на свои покрасневшие пальцы, прежде чем протянуть руки к камину.

Себастьян оторвался от намазывания хлеба маслом.

— Где твои перчатки?

— Пэдди отдал.

— Пэдди?

— Ага. Пэдди О'Нилу. Он сосед того актера, Хью Гордона. Гордон перехватил карету, за которой Пэдди послал одного из соседских парней в прошлый вторник вечером. Даже угрожал Пэдди дать в морду, когда старый чудак сказал, что про него думает.

Себастьян отодвинул стул и встал.

— А ты уверен, что это было во вторник вечером? То есть ведь старикан мог и перепутать.

— Только не этот. Каждый вторник последние пятнадцать лет он ходит на непрерывную молитву на Лоу-Уэймут-стрит. Его черед с девяти до десяти, и туда он как раз и направлялся, когда Гордон перехватил его карету.