Книга Головы Стефани (Прямой рейс к Аллаху) - Ромен Гари

Сэр Давид Мандахар немного успокоился. Наступила тишина, наполненная утренними песнями птиц, попавших в силки света. В очередной раз Руссо почувствовал, что между начальником полиции и его непосредственным шефом, министром внутренних дел, происходят какие-то непонятные вещи — не высказанные вслух и, возможно, более смертоносные, более опасные, чем доказанное преступление — многомиллионные взятки и комиссионные от продавцов оружия…

— Ваше дело обсуждали на Совете министров, — важно сказал Мандахар. — Я предложил немедленно отстранить вас от должности. Правительство сочло, что, в свете ваших прошлых заслуг, следует дать вам еще один шанс. В общем, вы в том же положении, что и я. В ближайшие часы мы должны довести это дело до успешного конца. В противном случае эта страна исчезнет с карты мира…

Он бросил злобный взгляд на Руссо.

— Правительство требует от вашего посла, чтобы вы первым же рейсом вылетели из Хаддана, то же касается и мисс Хедрикс.

— Это ваше правительство попросило меня приехать сюда, — напомнил Руссо.

Мандахар пожал плечами.

— Мы попросили у Соединенных Штатов кредит на срочную закупку оружия. Именно в таком контексте мы дали разрешение на ваше присутствие здесь. В кредитах, как вам, вероятно, известно, нам было отказано. США, по-видимому, сочли, что извне нам ничто не угрожает и что оружие будет использовано для гражданской войны…

Он прервал свою речь, чтобы ухмыльнуться.

— Но совсем недавно Саудовская Аравия закупила оружия на сумму в триста пятьдесят миллионов фунтов стерлингов… Военный бюджет Ирана равен трети бюджета Франции… Кубинские летчики летают на «мистерах»[90]Южного Йемена. Северные корейцы обслуживают советские установки в Египте. Кувейт только что закупил тридцать пять истребителей… Против кого они хотят воевать? Отказ Соединенных Штатов вынуждает нас закупать оружие у частных торговцев, платя им наличными и на сорок процентов больше, потому что срочные поставки…

Сила убеждения, заставлявшая дрожать голос сэра Давида Мандахара, была искренней, но Руссо не покидало чувство, что она происходит от совсем иной озабоченности, нежели озабоченность угрозой, которая якобы нависла над Хадданом из-за военных аппетитов его соседей…

В гостиной с ее викторианской мебелью и безделушками, противопоставлявшими свое невозмутимое английское спокойствие экзотической растительности сада, наступил тот момент тишины, когда обмен взглядами без слов выражает взаимное понимание. Сэр Давид Мандахар, действительно, был противником автономии Раджада внутри Хаддана — хотя это позволило бы сохранить территориальную целостность Хаддана… но только потому, что он желал сохранить единство страны в интересах Раджада. Он не хотел и слышать об автономии северных провинций, потому что считал, что населяющие эти районы шахиры вновь должны стать хозяевами всего Хаддана, — как это было со дня возникновения государства до тех пор, пока демографическое равновесие в стране не изменилось в пользу переселенцев. Иначе говоря, сэр Давид Мандахар был не только согласен с шахирами, он шел еще дальше. Он убрал с трона бывшего имама, но потому что считал, что трон достанется молодому Али Рахману, а он, Мандахар, станет «сильным человеком» в этой стране. Он как никто другой желал бы услышать, как показания Стефани транслируются всеми арабскими радиостанциями… К сожалению, два наемника, две канальи уже на излете своей карьеры, попытались «сорвать большой куш», а такого развития событий этот человек, чей взгляд, казалось, следует за мыслями Руссо, предвидеть не сумел…

— Если у вас, Руссо, имеются собственные соображения, касающиеся внутренней политики нашей страны, то советую держать их при себе, — прорычал он. — Американцы и без того уже выставили себя на посмешище во Вьетнаме и на Кубе, зачем вам пинок под зад еще и в Персидском заливе…

Он развернулся и вышел из дома. Его британский фетиш последовал за ним. Позже Руссо не раз будет размышлять, откуда у этого свирепого и так гордившегося своими народными корнями воина возникла столь странная потребность — обзавестись в качестве живого амулета и знака высокого социального положения этим гардеробом с Сэвил-Роу, едва отмеченным человеческим присутствием…

За уходом сэра Давида Мандахара едва не сразу же последовали маневры танков — их грохот почти перекрыл рев насмерть перепуганных верблюдов на площади Ксара. Было очевидно, что министр обороны питал к своему коллеге, министру внутренних дел, не слишком глубокое доверие. Сад вернул себе свою темноту и свои небесные тела.

Руссо поднялся. Он чувствовал озноб, утро выдалось холодное. Господин Дараин, который во время последнего обмена репликами сохранял невозмутимость, граничившую с параличом, собрал на своем лице все голубоватые и зеленоватые краски занимавшегося дня.

— Извините нас, — сказал он, делая совершенно неубедительную попытку вернуться к традиционному исламскому гостеприимству.

После чего он предал своего шефа — в некотором роде по инерции и только для того, чтобы соблюсти честь и законы гостеприимства:

— Могу заверить вас, что маршал… я хочу сказать, генерал принял все меры предосторожности, и мисс Хедрикс ничто не угрожало. Речь шла лишь о том, чтобы члены Комитета освобождения Раджада могли выслушать ее свидетельские показания. Маршал, естественно, не мог предусмотреть, что два авантюриста, поняв, какие внушительные суммы они могут заработать на этой кассете… Маршал — традиционалист, человек, очень привязанный к прошлому…

Слово «маршал» предназначалось для того, чтобы дать Руссо понять, что готовится.

Господин Дараин вздохнул.

— Реакционер, скажут сегодня. На деле же он человек очень скромного происхождения… А люди, вышедшие из самых низов, особенно привязаны к традициям… Его отец был хайберским пуштуном, который осел у нас…

— Вы, естественно, были в курсе, — сказал Руссо.

Правая рука господина Дараина запротестовала — жест был усталым и вместе с тем исполненным покорности.

— Вы заблуждаетесь. Но я сразу все понял, когда узнал про приказ прекратить патрулирование пустыни… Только во власти Мандахара было сделать такое.

Руссо вернулся к себе домой по улочкам, на которых насчитал больше военных грузовиков, чем бродячих собак. Лавочки были еще закрыты, но перед дверьми уже образовались очереди, традиционный признак нервозности населения. Любая угроза государственного переворота и гражданской войны тут же выражалась в создании продуктовых запасов.

Он велел отвезти его в резиденцию американского посла, где узнал, что Хендерсон провел ночь в министерстве иностранных дел, а сейчас находится в советском посольстве, где возмущены ролью «жандарма», которую Иран, похоже, все больше и больше настроен играть в зоне Персидского залива.

Еще Руссо узнал, что уже в первые часы ночи сначала подпольные станции, а затем и «Радио Триполи», и «Радио Багдад» ежечасно передавали крайне эмоциональный репортаж о «геноциде» и информировали мировую общественность о судьбе двух выживших свидетелей: Массимо дель Кампо уже устранен, а Стефани Хедрикс только что едва не лишилась жизни.