Книга Тень Земли - Михаил Ахманов

– Хозяин! – Кобелино зашевелился на плюшевом сиденье, вылез, шагнул навстречу. Его волосы слипли от пота, виски и смуглые щеки влажно поблескивали. – Хозяин!

– Что в «Коне» не ждешь? – спросил Саймон, пытаясь угадать, какую сплетню ему сейчас преподнесут. – Музыка, пиво и общество приятное.

– Только лишнее. Зачем им видеть, как мы шепчемся? Подумают чего и Пако донесут.

– А нам, выходит, пошептаться нужно? – Саймон, приняв таинственный вид, уставился на мулата. Этот разговор его забавлял.

– Нужно, хозяин. Я тут знакомца навестил – он вроде Валеки из «Парадиза», чикитками торгует, от «плащей». Крутые девки! Груди – во! Бедра… ах, какие бедра! А зады! Твоя-то тощая, а у этих… – Заметив, как сошлись брови Саймона.он резко оборвал фразу и заторопился: – Словом, пришел я раз, пришел другой, а на третий знакомец и говорит… Саймон ткнул его пальцем под ребро.

– Опять докладываешь не по форме. Имя? Адрес? Внешний вид,приметы?

– Родриго Прыщ, хозяин. Центральный округ, Третья Драгунская, заведение «Под виселицей». Это в одном квартале от площади, где гаучо висят. Вид обычный: рожа толстая, зубы выбиты через один и нос набок. Примет особых нет, кроме серьги в ухе. Здоровая такая серьга, колечком, палец просунуть можно.

– Связи? – поторопил Саймон.

– Это ты о чем, хозяин?

– На кого он работает?

– А! На Монтальвана. Девок его пасет, но прирабатывает у смоленских. Хвастал, что с Карлой Клыком знается. Карла, дескать, грудастых любит, заглядывает «Под виселицу». Как вздернет кого, так и зайдет, и шутит – гуляю, мол, от виселицы к виселице.

– Кто этот Карла?

– Пахан Центрального округа. Ба-альшой человек! При самом доне Грегорио, а может, при его племянничках. Хотя вряд ли, не был бы он тогда паханом – у Грегорио с племянниками согласия нет. Прыщ толковал, что дочку он за «штыка» отдает, за Алекса Анаконду, чтоб, значит, внуков дождаться. Может, и дождется – внуков или Передела. Племяннички-то ждать не станут.

Саймон кивнул. Эта история гуляла в Рио по всем кабакам, и никто не ведал, сколько в ней правды, а сколько выдумки.

– Дальше!

Кобелино взял галопом с места, где произошла заминка:

– Так вот, пришел я в третий раз, а Прыщ и говорит, мол, дона Трясунчика заказали. Чтоб все было чинно-благородно, без мук и зверств, и чтоб покойничек в гробу смотрелся как жених на свадьбе. Горло, значит, не резать, в лоб не палить, ножиком в брюхо не тыкать и не накачивать керосином – от него по коже синий цвет разливается. Словом, работа для мастера, на пару тысяч песюков! Сказал он про песюки, и ждет, смотрит. После подмигивать начал и намекать: не найдешь ли умельца за тысячу? Вторую, мол, разделим. А еще, говорит, – полная амнистия тебе выйдет, от прежних грехов и Пустоши. Только чтоб умелец был не из наших, не из Рио, вольный или там отморозок, и половчее. Ежели справится, будет при новых заказах. Есть, мол, кого заказать! Трясунчик вроде бы так, для разминки. – Кобелино промокнул виски рукавом и закончил: – Я, хозяин, понимаю: пара тысяч после вчерашнего – плюнуть и растереть. Несерьезные деньги. Однако…

– Я подумаю, – сказал Саймон, повернулся и зашагал к Одесскому бульвару. .

Кто-то пытался выйти на него, и это являлось самым важным в бессвязных речах Кобелино. Какие-то люди, желавшие нанять отстрельщика – умелого, опытного, но не известного никому. И эти люди полагали, что такой человек найдется, – вернее, что Кобелино его найдет. Странная уверенность! Или не очень? Ведь Кобелино и Гилмор некогда жили в этом городе, и через любого из них можно было добраться до Ричарда Саймона. Правда, до разных Саймонов: до брата Рикардо, убийцы и главаря разбойничьей шайки, или до Тени Ветра, эмиссара Разъединенных Миров.

Похоже, сейчас его востребуют в первом качестве, подумал Саймон. И люди, желавшие купить его, не знали, кто виноват во вчерашнем. Тут Кобелино прав; если б знали, цена на его услуги была бы повыше. Или не было б никаких предложений… Скорее последнее; тому, кто обчистил банк, не предлагают за пару тысяч отстреливать донов. Такой человек сам по себе – мишень.

Эти выводы были вполне очевидными, и Саймон уже смирился с тем, что список его возглавит не живодер Грегорио, а дон Хосе Трясунчик. Возможно, и к лучшему; расставаясь с миром скорбей и печалей, Трясунчик мог исповедаться в грехах и поделиться чем-нибудь интересным. Например, о том же доне Грегорио.

Одесский бульвар вывел к улице, что тянулась до площади и Богадельни. Невысокие здания по ее сторонам будто подрагивали в жарком мареве; временами, натужно ревя, проносился автомобиль или пылила телега, а прохожие, редкие в этот час, стремились укрыться под тенью домов и деревьев. Саймон шел по самому солнцепеку, лишь этим отличаясь от обитателей Рио. Выгоревшая шевелюра, сандалии, рубаха из некрашеного полотна, холщовые штаны. Белесая зыбкая тень на фоне белесых фасадов и раскаленной мостовой.

Он размышлял об этом городе, так непохожем на настоящий Рио, перенесенный на Южмерику. В Рио жили бразильцы, не бразильяне; там звучал иной язык, там улицы были полны машин и глайдеров, там ночь озарялась неоновыми огнями, там стоэтажные небоскребы подпирали небо, соперничая с горным хребтом, что протянулся на севере, там, под резными кронами пальм и яркими тентами, слышалась музыка – сотни мелодий, знакомых и незнакомых, сливающихся в разноголосый хор.

Здесь, в этом Рио, царили тишина, пыль и безлюдье. Узкие улицы, белые стены и невысокие дома; пролетки, фаэтоны и допотопные автомобили; значки кланов на вывесках торговых заведений, окна-амбразуры, двери-щели, лавки, кабаки и длинные унылые фабричные корпуса. Консервная фабрика, бумажная фабрика, ткацкая фабрика, лесопилка и угольный склад, кладбище и церковь при нем, рынок, почти пустой во время сиесты. Еще один рынок находился в гавани; там торговали рыбой, моллюсками и крокодильей кожей, а кроме того, не слишком таясь, девушками и детьми. Их поставляли многие кланы, снимая дань с неимущих самым простым и эффективным способом – натурой.

Город дремал, раскинувшись у серповидной бухты. Город был другим, и другим был берег, не походивший на прежние берега, на узкую полоску меж морем и горами, где высились некогда башни Рио. Тот Рио отправился к звездам, оставив на память Земле гигантский овальный кратер; море затопило его, ближние горы обрушились в воду, со склонов дальних сползли селевые потоки, прикрыв следы катаклизма; и теперь лишь Хаос да каменный пень утеса с Фортом напоминали о минувшем бедствии. Однако в определенном смысле оно являлось перманентным: природа достигла равновесия, чего нельзя было сказать о людях.

Саймон пересек площадь перед Серым Домом и свернул налево, к старой крепостной стене. Ее сложили из рваных каменных глыб самой различной величины и формы – вероятно, в прежние времена берег был завален этими камнями, пошедшими на строительство укреплений. В стене не имелось ворот, только широкий проем между двух неуклюжих пилонов, от которого начиналась Легионная улица. Тут тоже было тихо, но эта тишина казалась не пыльной и жаркой, а благостной. Фасады уютных домов увивали лианы, в палисадниках рос кустарник с сиреневыми цветами, над плоскими кровлями возносились затейливые башенки, а на перекрестках кое-где журчали фонтаны – и около них воздух был свежим, насыщенным влагой и запахом воды.