Книга Грешные намерения - Элизабет Хойт

— Не заставляйте меня сдерживаться, — сказал он. Она, чуть заметно улыбаясь, дразнила его и себя движениями бедер.

— Темперанс, — простонал он.

Карета качнулась, переезжая выбоину, и Темперанс воспользовалась этим, чтобы упасть прямо на него.

Но сразу же приподнялась, продолжая дразнить. Он выругался, на его верхней губе выступили капли пота.

А она смеялась тихим смехом, таким, каким не смеялась никогда в жизни. Она отдавалась, она безумствовала в полутемной карете, по дороге между двумя мирами. Она снова выгнулась, дразня его.

— Проклятие, Темперанс. — Его голос, обычно такой холодный и бесстрастный, прерывался.

Он ругался, ворчал что-то неразборчивое, но было совершенно ясно, чего он хотел. Он решительно приподнял ее и снова опустил.

О, какой экстаз! Он заполнил в ней пустоту. Ощущение было неповторимым. Темперанс изгибалась, держась за его плечи, вжимаясь в него, но ей хотелось чего-то другого.

Он шлепнул ее по задравшимся юбкам.

— А теперь, скачите на мне.

Она недовольно скривила губы. Ей нравились эти легкие, ласкающие прикосновения, эти чудесные ощущения.

— Скачите же на мне, черт побери!

Она посмотрела на него, этот аристократ, этот лорд, умолял ее доставить ему удовольствие, и она решила пожалеть его. Она приподнялась и снова опустилась.

Он не спускал с нее глаз, а она, изгибаясь, тяжело дыша «скакала» на нем, попадая в ритм кареты, катившейся по темным улицам. Она задыхалась, ее движения становились такими лихорадочно быстрыми.

Его лицо блестело от пота, мышцы на шее напряглись, и Темперанс увидела, как он сглотнул, прижимаясь к ней.

Ей хотелось сказать ему, закричать во весь голос, как много он значит для нее. Но она сбилась с ритма и бессильно упала. Ее тело непроизвольно содрогнулось. Словно в тумане она чувствовала, как он снова и снова входит и выходит из ее разгоряченного, мягкого тела, и она, уткнувшись в его плечо, рыдала в ожидании. Он не щадил ее, она повернула голову, чтобы посмотреть на него, и увидела взгляд, устремленный в потолок, раскрытый рот, зубы, оскаленные в беззвучном крике. Его семя наполняло ее. Он изогнулся, приподняв бедра.

Потом неожиданно он расслабился.

Медленно, как будто через силу он поднял руки и, обняв ее за талию, прижал к себе. Она, положив голову ему на плечо, прислушивалась к звукам ночного Лондона.

Лазарус, не оставляя ее мягкого теплого тела, лежавшего у него на коленях, закрыл глаза, вдыхая аромат страсти. Это был земной, ненавязчивый запах, который всегда будет напоминать ему о ней. Он провел ладонью по ее спине, ощущая грубую шерсть плаща. Они занимались любовью в карете. У него дрогнули губы от нелепости такой ситуации. Он не был молоденьким лордом, подверженным приступам азарта и возбуждения, но Темперанс возбуждала его независимо от того, где они находились.

Она подняла голову и попыталась оттолкнуть его, но он задержал ее на минуту.

— Тише.

— Мы скоро приедем домой, — прошептала она.

Она была права, но ему не хотелось отпускать ее, отделяться от нее.

Она сползла с его колен и чуть не упала, когда карета резко завернула за угол.

— Осторожно. — Кэр поддержал ее, но она быстро пересела на место напротив него.

И отвернулась от него.

— А, это вернулась миссис Дьюз, матрона строгих правил. — Он устало положил голову на сиденье.

— Вам необходимо привести себя в порядок, — сказала Темперанс, указав на его колени. Как будто его вид оскорблял ее.

Он опустил глаза. Ему действительно нечем было гордиться. Вялый и влажный предмет его гордости лежал на бриджах.

— Пожалуйста, — тихо попросила она.

— У вас найдется платок? — вежливо спросил он. Она пошарила в рукаве и, достав платок, протянула его Лазарусу.

— Спасибо.

Он бы расхохотался, если бы только эта ситуация не была скорее трагической, чем смешной. Почему она настолько провинциальна в своем отношении к плотским утехам? Он прищурился. Может быть, ее супруг был ханжой или просто неполноценным.

Кэр вспомнил, что она почти никогда не упоминала своего мужа, хотя утверждала, будто любила его. Лазарус открыл рот, собираясь расспросить ее о покойнике, но карета, качнувшись, остановилась. Кэр выглянул в окошко и увидел, что они в конце Мейден-лейн.

Темперанс уже выбиралась из кареты.

Он поднялся.

— Все в порядке, — поспешила заверить она. — Я сумею выйти сама.

Он сдержанно улыбнулся:

— Не сомневаюсь, что сумеете, но я собирался проводить вас до дверей.

— О, но… — Она замолчала, увидев его лицо. После этого она тихонько вышла из кареты.

Как только они оказались на улице, он взял ее под руку, испугавшись, что она просто сбежит. Они молча подошли к двери, и он к этому времени уже был в гневе, хотя не мог объяснить почему. Как только они подошли к дому, Темперанс повернулась, очевидно, собираясь войти, даже не пожелав ему доброй ночи.

В Кэре что-то взорвалось. Он выругался и, повернув ее лицом к себе, впился в ее губы. Этого он и хотел; это укротило животное, сидевшее в нем; и ее мягкие губы, и тихий вздох, когда он провел по ним языком. Он не мог понять это безумное звериное желание, владевшее им. Он хотел ее, хотел что-то получить от нее — и не знал, что именно. Он только знал, что если эту ужасную потребность не утолить, то он потеряет какую-то часть самого себя. Это была неясная мысль, и когда он поднял голову, то увидел на лице Темперанс такую же растерянность. Возможно, она тоже была охвачена чем-то ужасным, чего не могла понять. Она раскрыла рот, словно собираясь что-то сказать.

Но, ничего не сказав, отвернулась.

— Темперанс!

Она остановилась, не оборачиваясь.

— Я… я не могу. Доброй ночи. — И постучала в дверь своего дома.

Господи! Он повернулся, топнув по неровным камням мостовой. Так не может продолжаться.

Дорога домой была длинной и утомительной. Когда он добрался до своего дома, часы уже пробили полночь. Он отдал дворецкому шляпу, плащ и трость и уже направлялся к лестнице, когда дворецкий кашлянул.

— Милорд, у вас гостья.

Лазарус повернулся и удивленно посмотрел на слугу. Дворецкий поклонился.

— В библиотеке вас ждет леди Кэр.

Лазарус направился в библиотеку, сердце забилось от какого-то необъяснимого волнения. Он распахнул дверь и сразу же увидел мать. Она сидела на диване, разложив блестящие синевой юбки, склонив голову на плечо. Она уснула, ожидая его. Он на цыпочках подошел к дивану, почему-то не решаясь разбудить ее. Как давно он рассматривал ее? С тех пор прошли годы, а может быть, и десятилетия. Она всегда была красива. Черты ее лица, утонченные и аристократические, не изменились, но он заметил чуть расплывшийся овал лица и морщинки вокруг глаз. Наклонившись, поискал другие изменения и почувствовал запах апельсинов. Ее духи. Она всегда пользовалась ими, и их аромат пробуждал в нем воспоминания детства. Как она приходила, когда он пил чай, ему тогда было лет семь или восемь. Как она перед тем, как уйти, целовала его в щеку. Мать пошевелилась, и он поспешно отступил.