Книга Мельница желаний - Анна Гурова

— Нет. Я жду здесь уже несколько дней — и сегодня утром получил приказ.

— Как вы с ним общаетесь?

— С помощью этого, — нойда достал из поясной сумки помятые дурманные шарики. — Я ухожу в мир сновидений, зову его, и он сам меня находит.

Вяйно такой способ сообщения не впечатлил. Он давно уже не нуждался в дурманящих снадобьях для путешествий по слоям мира и поэтому счел его грубым и неудобным. А Калли заинтересовался, и даже руку протянул, но Йокахайнен, бросив на холопа недовольный взгляд, быстро убрал шарики обратно в сумку.

— Скажи-ка ты мне лучше вот что. Зачем тун прилетел в земли карьяла? Что ему здесь надо?

— Я об этом мало знаю. Рауни со мной не особо откровенничал. Намекнул только, что ему надо непременно убить какого-то карьяла.

Калли встрепенулся, но Вяйно движением бровей заставил его замолчать.

— Зачем?

— Чего не знаю — того не знаю. Слыхал только, что его послала мать, Хозяйка Похъёлы. И для нее это очень важно…

Глаза Вяйно блеснули.

— А! Так этот тун — сын самой Лоухи? И правда, дело важное. И тайное — если она послала сына, не доверившись никому из родичей…

Несколько мгновений Вяйно размышлял. Йокахайнен почтительно ждал новых вопросов.

— Расскажи-ка про этого Рауни.

— Что именно?

— Всё что угодно. С самого начала, когда ты только с ним встретился. Почему он вообще надумал взять тебя в ученики?

Йокахайнен неловко поерзал на лавке. До чего же неудобны эти карьяльские жилища! Хотелось привычно сесть на пол, к очагу, поджав ноги. Но он скорее простоит всю ночь на ногах, чем сядет ниже нахального мальчишки-раба, чтобы тот смотрел на него сверху вниз. Вяйнемейнен уже не выглядел пугающим — обычный добродушный старичок, заботливый хозяин, но теперь Йокахайнен понимал, что это всего лишь ложное обличье, призванное сбить с толку врага. «Туны показывают зубы сразу же, — отметил он. — А карьяльский чародей скрывает их за улыбкой до самого последнего мига. Да — это гораздо разумнее и удобнее. Запомним».

— Мой отец — глава большого и славного рода Железного Ворона, — принялся он рассказывать, как было велено, — с самого начала. — Он мог бы называться сильным вождем, если бы не туны. Для похъёльцев он такой же раб, как и любой из саами. Внешние земли, где кочуют наши стада, на самом деле принадлежат Похъёле. В детстве я часто лежал ночами без сна и слушал, как за пологом чума воют голоса духов снежной пустыни. Им не было до меня дела, но я каждую ночь все равно умирал от страха. Эта земля жестока к нашему роду. Да что там, ко всем людям, не только к саами. Мы можем там только прозябать. Варги приплывают и уплывают на своих кораблях, а нам уходить некуда.

Я никому не говорил о духах, но мать знала. Она тоже слышала духов и умела заклинать их. Мои родители спорили из-за моего будущего до тех пор, пока случай не определил его сам, без их участия. Я — единственный сын, будущий глава рода. Однако мать говорила, что я прирожденный нойда. Отец, наверно, это тоже понимал, но даже слышать об этом не желал. Нойда не может возглавлять род, он отверженный, хоть и окружен почетом. Он принадлежит духам, они говорят с ним и через него.

В двенадцать лет я уже не только слышал, но и видел духов, и мать с позволения отца учила меня правильно с ними разговаривать, чтобы я как-нибудь не навредил себе по невежеству. Я высоко о себе мнил и мечтал тоже стать всемогущим и смертоносным. Мать сама невольно направила меня на нынешний путь, рассказав о боевой магии тунов, рядом с которой колдовское искусство саами — ничто. После этого у меня в голове засела мечта — отправиться в Похъёлу и выучиться колдовству тунов. Глупая, невыполнимая и опасная мечта! Туны никогда не учили людей колдовству. Иногда они забирали в Похъёлу молодых саами — юношей и девушек, — но назад никогда не возвращали. Что там с ними делали, не знал никто: некоторые предполагали, что их там пожирают, другие — что приносят в жертву темным похъёльским богам. В наших землях саами встречались лицом к лицу с тунами крайне редко. Ни один саами в здравом уме не стал бы по своей воле привлекать к себе внимание туна.

Однако моя опасная мечта сбылась. Я выучился колдовству тунов, побывал в Похъёле и вернулся оттуда живым. Случилось это так.

Все саамские племена платят тунам дань, причем огромную. Полагаю, все хозяйство Похъёлы строится на этих поборах. Дань свозят в определенные дни в небольшие приграничные крепости в предгорьях Внутренней Похъёлы, откуда ее забирают туны. За горы нас не пускают, да мы и сами туда не рвемся. Все мы с детства слышали сказки о Когтистом Старце, который стережет пригодные для людей перевалы, а похъёльские сказки имеют гнусное обыкновение оказываться правдой.

Когда мне исполнилось пятнадцать, отец повез в такую крепость очередную дань и взял меня с собой. Ему не очень-то хотелось, но я напросился. Мои ровесники уже брали первых жен, а я жил при отце и по-прежнему, даже еще сильнее, мечтал выучиться колдовству тунов. Я уже многое умел из саамской ворожбы. Отец с досадой видел, что все идет к тому, чтобы мне пойти по дедовским стопам. Может, поэтому и согласился взять с собой в похъёльскую крепость, от матери подальше.

Скалистые горы меня поразили — раньше-то я видел только пологие холмы и сопки и даже не подозревал, что на свете могут быть такие кручи. Всё же остальное — не удивило меня ничем. Крепость оказалась жалким скоплением домишек. Тунов я там вообще не увидел. Дань собирали такие же саами из каких-то малоизвестных северных родов. Да и крепостью это назвать было трудно — так, каменная башня с пристройками, при ней склады и хранилища, вокруг саамские шатры, сани, очень людно, и повсюду торгуют. На торгу-то все и началось. С пары сапог.

Я как их увидел, даже в груди потеплело. Кожа с ноги оленя снята чулком, сверху меховая оторочка, голенище сплошь расшито разноцветным бисером и серебряной нитью — а серебро к нам редко с юга привозят. Легкие, прочные, узор на солнце так и играет. В таких сапогах не идешь, а над землей скользишь.

Я спрашиваю: сколько? Хозяин начинает расписывать, как его дочь эти сапоги всю зиму бисером да серебром обшивала. Такие сапоги только сыну вождя носить. Я, говорю, и есть сын вождя — беру, не торгуясь! И руку протягиваю. И тут рядом со мной раздается молодой голос:

— Ого, какие сапоги! Мне они нравятся!

Торговец бледнеет и говорит:

— Они ваши, господин. Я разозлился и заявляю:

— Я их уже купил!

Торговец как будто не слышит, протягивает сапоги с угодливой улыбкой моему сопернику. Я рассвирепел, выхватил сапоги у него из рук, повернулся к тому парню и говорю:

— Эти я беру себе, а ты поищи другие!

Вокруг сразу так тихо стало. Только хозяин лавки сопит, ни жив ни мертв. Я взглянул на своего соперника внимательней. Высокий, тощий, в косматом плаще. На голове у парня была необычная шапочка — из гладкой кожи, облегающая, ушастая. Я еще подумал — как ему в такой шапке не холодно? Тут он взглянул мне в лицо, и я увидел, что у него в левом глазу два зрачка. Лицо смуглое, нос крючком…