Книга Крах династии - Сергей Шхиян

Федор не ответил, посмотрел так тоскливо и жалобно, что я невольно прикусил язык.

— Ладно, я пошел, Ксения хочет переодеться в моего слугу.

Как всегда бывает, когда чего-то очень не хочешь, оно тут как тут.

Не успел я в Охотном ряду войти в первую же мануфактурную лавку, как там оказалось все необходимое для экипировки. Даже сапоги нашлись. Теперь ничего другого не оставалось, как вывести мою любезную в московский свет.

Когда мы с Ваней Кнутом, нагруженные узлами с одеждой, вернулись на Царский двор, в покоях Федора оказались только их слободские двойники. Годуновы еще не вернулись из церкви.

Маруся вполне освоилась во дворце, даже поздоровалась вполне непосредственно, если не сказать, свысока. Федор, тот по простоте особых эмоций не выражал, только сказал, что царская еда ему пришлась по вкусу, но пожаловался, что здесь нет кислых щей.

— А как наше дело с дьяком Екушиным? — поинтересовалась Маруся, когда светская часть визита окончилась, и мы сидели в ожидании Годуновых.

За хлопотами последних двух дней и, чего греха таить, ночными радостями, я совсем забыл о коварном дьяке и даже не удосужился узнать у его холопа Кирилыча, вернулся ли тот в Москву.

— Вечером пошлю Ваню про него разузнать, — пообещал я, — пока мне было не до того. Это вы с Федором бездельничаете на царских хлебах. Да, кстати, как тебе понравились одежды царевны? Она говорила, что ты их вчера мерила.

— Ничего, — с показным равнодушием сказала Маруся, — если бы я была царевной, то одевалась бы получше.

— Да ну? — делано удивился я. — А сама Ксения тебе как?

— Обычная девушка. Такая, как она, у нас в слободе каждая вторая. Мимо пройдешь, не заметишь.

Оценка, надо сказать, была вполне уничижительная, совсем в духе самой Ксении. Что касается Маруси, а может быть и большинства женщин вообще, то никаких авторитетов, когда дело касается внешности конкуренток, для них не существуют. Прямо и принципиально режут за глаза самую горькую правду.

— Ну, ну, тебе виднее, — с невольной улыбкой сказал я.

— А что, неужели она тебе нравится? — искренне поразилась Маруся. — Вот не думала, мне казалось, что ты разбираешься в женской красоте!

Почему ей так казалось, она не уточнила. Чтобы не усугублять разговор, я перешел на другую тему, спросил, когда они с Федором собираются возвращаться к себе домой.

— Не знаю, как Маруся скажет, — первым ответил парень. — Я так хоть сейчас. В гостях хорошо, а дома лучше.

— Ничего, мы еще здесь поживем, — обнадежила меня девушка. — Я с самим царем еще толком не познакомилась. Он все правит и правит, совсем дома не сидит!

Мне стало приятно, что она так быстро разобралась в системе государственной власти, но от комплимента я воздержался, тем более, что в это время вернулись Годуновы.

Ксения, как только вошла, сразу же впилась взглядом в объемный узел с одеждой.

— Достал? — требовательно спросила она, кося строгий взгляд на брата.

— Все-таки достал, — констатировал он, явно не получая от моей ловкости никакой радости.

— Достал, — подтвердил я.

— И шапка есть? — спросила царевна.

— И шапка, и сапоги. Все красное, думаю, тебе понравится.

— Пойдемте, поможете мне, — властно приказала Ксения Марусе и своей дворовой девушке, и они пошли переодеваться.

— Ну, что уговорил остаться дома? — спросил я царя.

Тот только безнадежно махнул рукой. Судя по всему, в царском семействе принципы Домостроя не срабатывали. В общем, так и должно было быть. Царевна, на случай наследования престола, получила образование примерно такое же, как и Федор. Вероятно потому в общении с ними я не чувствовал такого большого культурного разрыва, как в случае с простыми обывателями или их матерью.

Как можно было предположить, переодевание затянулось. Федор давно обменялся одеждой со своим тезкой, а царевны все не было. Мы нетерпеливо ждали, когда она будет готова. Разговор не клеился. Отправить слободского Федора и моего Ваню Кнута было некуда, а при них царь держал себя, как и ему и было положено, сдержанно и величаво. Только когда у него окончательно лопнуло терпение, недовольно пробурчал:

— Интересно, сколько нужно времени, чтобы просто переодеться!

Я, как человек более опытный в общении с прекрасным полом, только пожал плечами.

Наконец дверь, за которой происходило таинство перемены пола, открылась, и к нам, плавно ступая маленькими сапожками, вышел очаровательный мальчик, одетый во все красное. Никакого диссонанса с общей модой в этом не было. Большинство москвичей предпочитало щеголять в одеждах самых ярких расцветок, чем и обуславливалось значительное количество в городе красильных мастерских.

— Ну и как?! — подбоченившись спросил стройный юноша и картинно встал, круто выставив крутое бедро с упертой в него рукой.

По мне, так за версту было видно, что никакой это не мальчик, а девушка с нежным личиком, тонкой розовой кожей и заметной даже под кафтаном округлой грудкой. Оставалось только уповать на то, что заподозрить в переодетой царевне женщину просто никому не придет в голову. Моды менять одежду еще не было в природе. Во всяком случае, на святой Руси.

— Ну, как сказать, — без подъема сказал царь, — на слугу похожа, только при нашей с Алексеем одежде, нам слуг вроде бы не полагается.

— Тогда пусть он оденется в свое обычное платье, — разом решила конспиративные сомнения царевна. — Только переоденься побыстрее, — распорядилась она, — мы и так потеряли слишком много времени.

— Ну, ты даешь! — с восхищением воскликнул я. — У тебя еще хватает совести говорить о потере времени! Знаешь, сколько ты времени переодевалась?

— Не могла же я выйти кое-как одетой! — хладнокровно объяснила Ксения. — Все-таки я женщина. Ну, что ты стоишь как столб! Иди, переодевайся. Федор прав, я буду среди вас самая нарядная. Сам не мог додуматься прилично одеться!

Пришлось срочно посылать дворовую девушку за вещами и превращаться из заурядного горожанина в «красавца» витязя в бархатном камзоле, опушенном собольим мехом, правда с прорешкой от арбалетного дротика на спине. Заштопать дырку у меня не дошли руки.

Пока я менял одежду, вся компания висела над душой, точнее будет сказать, толклась за дверью комнаты, в которой я переодевался и подбадривала советами и понуканиями.

— Наконец-то! Сколько можно копаться! — упрекнула царевна, когда я вышел.

Ее последнюю фразу я проигнорировал и гордо направился к выходу. В сенях государевых покоев, как и в других общих помещениях, через которые мы проходили, совсем не оказалось придворных и слуг. Все куда-то исчезли, хотя обычно народа там толклось много. Мне небезосновательно показалось, что шалости молодых Годуновых во дворце ни для кого не секрет, и все только делают вид, что ничего не замечают.