Книга Ангелы полуночи - Норма Бейшир

Коллин заставил себя улыбнуться.

– Все очень просто – я выдавал себя за француза, или швейцарца, или немца в зависимости от того, где находился.

Инспектор усмехнулся.

– Неплохая идея. – Даже не заглянув в сумку, он пометил ее мелом. – Всего одна, как обычно?

Коллин кивнул.

– Еще раз добро пожаловать домой. – Инспектор махнул рукой, показывая, что Деверелл может пройти.

Ощущая во всем теле слабость от внезапно нахлынувшего чувства облегчения, Коллин повесил сумку на плечо и зашагал через заполненный людьми терминал к стоянке такси. Надо же, все его волнения не стоили и пенни!.. С другой стороны, откуда он мог знать, что наткнется на инспектора, который помнил его? «Судьба снова улыбнулась мне», – подумал Коллин, пробираясь сквозь толпу.

Подошло пустое такси, он направился к нему и столкнулся с женщиной, которая, похоже, тоже собиралась занять эту машину. Решительно ухватившись за ручку дверцы, она подняла на Коллина взгляд.

Ей было, наверное, около тридцати – пылающие щеки, сердито сверкающие черные глаза, длинные, густые темные волосы, прелестное лицо. Отличное черное шерстяное пальто, отделанное мехом черно-бурой лисы, – точно такое Коллин совсем недавно видел в модном журнале, где была представлена осенняя коллекция знаменитого дизайнера Паулин Трижере, – и большая черная и тоже отделанная лисьим мехом шляпа, затенявшая лицо.

«Бог мой, да она в жизни даже красивее, чем на фотографии», – подумал Коллин, мгновенно узнав ее.

– Я первая подошла, – резко сказала женщина и рывком открыла дверцу.

Коллин улыбнулся. «Так вот ты какая, Эшли Гордон-Холлистер».

– Ничего не имею против.

Он придержал дверцу, пока она усаживалась. Потом взял часть ее багажа и помог водителю разместить его внутри. И только когда машина отъехала, до него дошло, что красавица даже не потрудилась сказать ему спасибо.

Пожав плечами, Коллин уселся в следующее такси и назвал водителю адрес. Машина медленно двинулась по аллее, запруженной транспортом, а у Коллина все не выходила из головы короткая встреча с очаровательной молодой женщиной, о которой он совсем недавно читал. И в душе зрело чувство уверенности, что они еще встретятся.

НЬЮ-ЙОРК

ноябрь 1986 года

Эшли в одиночестве брела по Пятой авеню, не обращая внимания ни на людей, снующих вокруг, ни на то, что ее серая шерстяная накидка трепещет на сильном холодном ветру. Не замечала она и ярких, сверкающих, празднично украшенных витрин магазинов – первого признака надвигающегося Рождества. Мысленно Эшли все еще была на только что закончившейся встрече со своим адвокатом, которого наняла, чтобы подать апелляцию. Она согласилась на проведение персональной выставки в Нью-Йорке, потому что рассчитывала, оказавшись здесь, перейти к активным действиям, добиться нового суда и пересмотра решения, получить опеку над Робертом, но… Но ее адвокат подобного оптимизма явно не разделял. По его словам, он внимательнейшим образом изучил все материалы предыдущего процесса и был сражен убедительностью доводов, представленных Холлистерами. Может быть, ей и удастся добиться смягчения приговора, но в очень незначительной степени.

На мгновение у Эшли возникло искушение поискать другого адвоката, однако по здравом размышлении она отбросила эту мысль, придя к выводу, что любой из них скажет ей то же самое. Кроме того, Эллиот Морган согласился отстаивать ее интересы, несмотря на исключительно неблагоприятные обстоятельства дела, поскольку поверил: она заслуживает права самой воспитывать своего ребенка. А что будет думать по этому поводу другой адвокат, еще неизвестно; значит, могло получиться даже хуже. Этим утром она по телефону подробно обсудила ситуацию с Гарри Вилкоксом, и он одобрил ее выбор, заверив, что Морган способен наилучшим образом отстаивать ее интересы.

Рассеянно скользнув взглядом по лимузинам, припаркованным возле площади, Эшли быстро зашагала к зданию, расположенному на расстоянии полквартала. Кивнув привратнику в униформе, распахнувшему перед ней дверь, пересекла вестибюль и подошла к лифтам. Втиснулась в один из них, где было полно народу, и с трудом перевела дыхание. То, что на улице холодно, как-то не доходило до ее сознания. А сейчас, в тесном пространстве лифта, зажатая между другими жильцами, Эшли внезапно почувствовала себя так, будто задыхается от жары. Стояла молча, глядя в пол, не желая встречаться взглядом или вступать в беседу с другими пассажирами. Никого из них она не знала и не была расположена к пустой болтовне.

Выйдя из кабины, Эшли достала из черной кожаной сумки ключи, вошла в квартиру и заперла за собой дверь. Оглядываясь по сторонам, сняла черные лайковые перчатки, черную шляпу с отделкой из лисы и накидку. В интерьере квартиры гармонично сочетались стили эпохи регентства и Людовика XV, а в смысле цветовой гаммы – различные оттенки голубого и зеленого, но Эшли было все равно. Она не воспринимала это место как свой дом. Да и с какой стати? Эту квартиру, куда она въехала на прошлой неделе, временно сдала ей другая художница, тоже бывшая клиентка Мелани Мастерс. Сама она отбыла в Европу для проведения серии своих выставок, после чего собиралась отправиться на Антибские острова. Эшли сняла квартиру на год, втайне надеясь, что не задержится здесь так надолго. «Если все пойдет хорошо, – думала она, – мы с Робертом уедем домой через несколько месяцев».

Она села на кушетку, сняла черные замшевые сапоги и отнесла их в спальню. Открывая дверь шкафа, чтобы поставить их туда, посмотрела на свое отражение в большом, во весь рост, зеркале на внутренней стороне дверцы. Спутанные ветром волосы, разрумянившиеся щеки, фланелевый костюм винного цвета, хоть и купленный в магазине подержанных вещей, но в приличном состоянии… Нет слов, она все еще выглядела достаточно эффектно. Люди по-прежнему восхищались ее красотой, хотя самой Эшли чудилось, будто от нее осталась лишь тень того, что было прежде. В целом выглядела она так же, одевалась в том же несколько театральном, сугубо индивидуальном стиле, однако нечто неуловимое определенно стало другим. Может быть, все дело в глазах… Никакой макияж не мог скрыть пасмурного, лишенного жизни выражения ее глаз. На память приходили слова, сказанные когда-то Брендоном: «Больше всего, Эшли, мне нравятся искорки в твоих глазах…»

«Их уже давным-давно нет, Брендон, – с грустью думала она. – Если бы только ты был рядом, мой дорогой…»

Сняв жакет с отворотами, отделанными черным бархатом, она повесила его на деревянную вешалку в шкафу. Под жакетом на ней была белая кружевная блузка в викторианском стиле, с высоким воротом и маленькими перламутровыми пуговицами. Эшли очень хорошо помнила, когда в первый раз надела ее: они с Брендоном устроили дома романтический обед при свечах; Роберта отвезли к ее родителям в Санта-Елену. К этой блузке очень шли длинная черная бархатная юбка и две нитки жемчуга; ничем не закрепленные волосы свободно рассыпались по плечам.

«Викторианский стиль выдержан превосходно, – с улыбкой заметил Брендон, – но полупрозрачные кружева придают тебе исключительно сексуальный вид». Эшли запомнила эти слова и, встречаясь с Морганом, не снимала жакета.