Книга Итальянская свадьба - Ники Пеллегрино

Я никак не мог взять в толк, зачем ей перебираться в Рим. У нее там никого не было — ни родственников, ни друзей.

— Я думаю, тебе надо остаться здесь и присмотреть за домом, — сказал я. — Я буду присылать тебе достаточно денег, чтобы сводить концы с концами.

— Мне плевать, что ты думаешь, и мне не нужны твои деньги, — резко перебила она. — Я еду в Рим.

Она побросала в чемодан свои немногочисленные пожитки, натянула единственное приличное пальто и, с силой захлопнув за собой дверь, побежала на пьяццу, чтобы успеть на следующий автобус. Я не сомневался, что далеко она не уедет, и поэтому прождал ее дома дня два или три. Но я ошибся. Она не передумала и домой не вернулась. Я забеспокоился. Изабелла всю свою жизнь прожила в Равенно, и я не мог себе представить, как она освоится в большом городе.

С каждым днем Равенно все больше угнетал меня, и мне не терпелось поскорее уехать. Так что в один прекрасный день я закрыл ставни, запер дом, а ключ оставил под камнем в саду — на тот случай, если один из нас когда-нибудь решит вернуться.

Я сел на поезд до Рима, а когда приехал на вокзал, увидел, сколько опасностей подстерегает Изабеллу в столице: карманные воришки, готовые в любую минуту выхватить у нее деньги; пронырливые цыганята; мужчины, охотящиеся за юными наивными девушками. Хотел бы я знать, куда она отправилась, но Рим большой город, и я не надеялся ее найти.

Вместо этого я отправился на Пьяцца Навона и немного побродил по узким улочкам, вспоминая дни, когда ухаживал за Катериной. Я даже заглянул в кафе, где она когда-то работала, и с радостью обнаружил за стойкой прежнего владельца, грека по имени Анастасио. Мы вместе выпили кофе, и я рассказал ему о своих успехах в «Маленькой Италии». Но когда он спросил о Катерине, я замялся. По правде говоря, он едва узнал бы ее, если бы снова увидел.

— Она теперь мама. У нас две замечательные дочки, — похвастался я, показывая ему фотографии дочерей, которые я всегда носил с собой в бумажнике.

Пока я ехал домой, у меня было достаточно времени, чтобы поразмыслить над тем, что я потерял и что могу потерять. Я поклялся, что, как только доберусь до дома, немедленно порву с Инес.

Но это оказалось не так-то просто. Катерина стала еще более замкнутой, чем прежде, и я чувствовал себя одиноким и несчастным. И спустя немного времени снова начал встречаться с Инес. Конечно, в душе я презирал себя за слабость, но мне было проще видеться с Инес, чем избегать ее.

Прошло, наверное, не меньше года, и вдруг я получил открытку от Изабеллы. На ней изображалась Испанская лестница. А на обратной стороне Изабелла писала, что попала в беду и нуждается в помощи. Я злился на нее, но она все-таки сестра мне, и поэтому я не мог ей отказать. Так что я опять отправился в Рим и нашел ее в крошечной двухкомнатной квартирке неподалеку от вокзала Термини. Это была жуткая дыра, душная и тесная. Мне показалось, что Изабелла даже огрубела от такой жизни. Она попала в скверную историю, естественно, связанную с мужчиной. Я помог ей перебраться в более приличное место и начал регулярно высылать деньги. Она не сразу с этим смирилась, слишком уж была гордая. Но у нее не осталось выбора.

На этот раз по дороге домой я размышлял о том, в кого я превратился, и понял, что мало чем отличаюсь от того придурка, из-за которого у Изабеллы возникли проблемы. Мне стало стыдно, и я во второй раз поклялся, что положу конец этой безумной связи с Инес.

Кстати, незадолго до этих событий она взяла себе за правило под любым предлогом наведываться в «Маленькую Италию». Естественно, она клялась и божилась, что зашла совершенно случайно, — мол, гуляла по рынку или обедала в соседнем кафе с подругой. Не обошлось и без пары сцен, когда она поняла, что я остаюсь при своем решении порвать с ней. Конечно, я испытывал неловкость, потому что Инес была женщина неплохая, но в первую очередь я нуждался в любви Катерины, моей жены.

Все уладить оказалось непросто. По ночам Катерина спала повернувшись ко мне спиной; если я находился в комнате, она старалась туда не входить; стоило мне завести какой-то разговор, она моментально его обрывала. Мне оставалось только надеяться, что я спохватился не слишком поздно и что ее любовь ко мне не угасла окончательно.

Я взял на работу еще одного повара и стал меньше времени проводить в «Маленькой Италии». Вместо того чтобы работать или дуться в карты с Эрнесто, я оставался дома. Однако Катерину это смущало, она, похоже, даже стеснялась меня. Да и я чувствовал себя не в своей тарелке, будто занимал слишком много ее личного пространства. Так что, когда пришла весна, а вместе с ней и тепло, я начал больше времени проводить в саду.

Я возделывал землю так, как меня учила мама, когда я был маленьким. Я сеял семена аккуратными ровными рядами и любовался зелеными ростками, пробивавшимися из земли, и сажал все больше и больше. Иногда я замечал, как Катерина, грея руки о чашку с чаем, наблюдает за мной из кухонного окна. Однажды я увидел, как она обрывает боковые побеги с помидорного куста.

— Мой отец всегда поручал это мне, — пробормотала она и тихо скользнула в дверь.

Проходило лето, и она все чаще вызывалась помочь мне на огороде. Казалось, будто ей понравилось работать рядом со мной. Мы вместе боролись с личинками, поедавшими наш латук, снимали гусениц и выпалывали сорняки. Там, на свежем воздухе, рядом с тянущимися к солнцу растениями, ее любовь ко мне тоже как будто подросла.

И все-таки Катерина изменилась. Та девушка, которой она некогда была, исчезла бесследно, превратившись в чахлую, анемичную женщину. И постепенно мне пришлось с этим смириться.

Пьета видела, как у отца опустились веки. Еще минута — и он уснет. Она разглядывала его лицо, изборожденное морщинами, покрытое налетом седой щетины. Папа всегда был веселее всех. Он мог часами качать ее на качелях, любил затевать шутливую борьбу с Адолоратой, позволял им обеим пачкаться с головы до ног, наедаться до отвала мороженым и не ложиться спать в положенное время. По вечерам, забравшись на свою двухъярусную кровать и свернувшись калачиком, они только и говорили о том, насколько папа лучше мамы.

Теперь, годы спустя, Пьета почувствовала себя предательницей. Она надеялась только, что мама не дежурила у двери детской, прижав ухо к замочной скважине, что она не догадывалась об истинных чувствах дочерей. У родителей могли быть свои слабости, как и у всех прочих, но они любили ее до самозабвения. Подумав о том, что они стареют и что однажды они уйдут, оставив ее, по выражению Беппи, брошенной на произвол судьбы, Пьета почувствовала, как по ее щекам заструились слезы. Склонившись к кровати отца и зарывшись лицом в простыни, она крепко сжала его руку и тихо расплакалась.

Когда Пьета вышла из палаты отца, наступил вечер. Однако она не чувствовала и тени усталости. Все еще под впечатлением от второго путешествия в прошлое, она как в тумане брела к выходу по ярко освещенным коридорам. Без сил опустившись на заднее сиденье такси, она решила, что ей надо срочно выпить. Бутылка белого совиньона и подходящая компания, чтобы ее распить, сейчас пришлись бы очень кстати.