Книга Пасть - Виктор Точинов

Он приваливается всем телом — чужим, ватным — к монолиту из полутора сотен сцементированных кирпичей. Глыбища. Центнеры. Кажется — не столкнуть, не стронуть.

Он столкнет. Если надо — вместе с собой.

…Голоса нет, из губ — слабое сипение. Но зверь его слышит, поднимает башку, чуть перемещается… Пора!

Наверное, ему помог сам замок. Откуда иначе взялись силы? Эти стены строили люди и для людей. Тут смеялись и ненавидели, любили и умирали — люди. Монстр здесь чужой.

Глыба рушится. Удар негромкий. Хрусткий. Попал. Снизу — вой? вопль? рев? — нечто не человеческое и не звериное. Но оглушительное.

Стены дрожат.

…смешно, но телевизор внизу все работает… золотой голос России тянет что-то оптимистичное… конец концерта… конец… а зверь все не дохнет — молча скребет передними лапами… задние — в кашу… всмятку… в лепешку… сзади у него все в лепешку… надо слезать и уходить… или уползать… надо… сил нет… жгут сбился… кровь уже не хлещет, еле сочится… стена вся залита… замерзнет — можно будет скатиться… как на санках… как в детстве… вдали, за рекой — ракеты и фейерверки… нарядные люди встречают Миллениум… кровавый Миллениум… как встретили, так и проживем… кто выживет…

…собственного тела нет… уехало вечерним поездом без прощальной телеграммы… надо слезать, сползать, скатываться… иначе конец… хотя и так конец… а зверь под стеной все бьется за жизнь… учись, сержант… ползи… ползи, мать твою!!

Ему казалось — ползет долго. И — уполз далеко. Но это лишь казалось. Он продвинулся по залитому кровью гребню полметра, не больше, — когда ликантроп вытащил наконец раздробленные задние лапы и крестец из-под глыбы.

Лапы с длинными пальцами цепляются за неровности гребня, когти крошат кирпич. Оборотень карабкается по гребню. Медленно. Вся задняя часть тащится кровавым месивом, ненужным балластом.

Гена — навстречу. Еще медленней. Они сближаются, как дуэлянты по команде: сходитесь! Смертельно раненные дуэлянты. И готовые драться до конца — своего и чужого. Но поединком чести тут не пахнет. У одного бойца под рубашкой кольчуга — даже сейчас раздробленные кости и разорванные сосуды вервольфа срастаются. Очень быстро срастаются.

Замах лапы и попытка ткнуть ножом одновременны — и одинаково бессильны. Обоих валит вниз собственное движение.

Зверь рядом. Лежит неподвижно.

Рука тянется к мохнатой глотке и замирает. Нож выскальзывает из окровавленной ладони. Но Генке кажется, удар достиг цели — сильный, смертельный. Кажется — он победил.

Улыбается, и — что-то лопается внутри с хрустальным чистым звоном.

Гонг.

Конец игры.

Рассвет серый, хмурый — небо вновь затянуто тучами. На замок густо сыплется снег. Кровавые пятна медленно белеют, исчезают… Окровавленный шарф торчит из-под снега — затем исчезает и он. Девственно-белая поверхность словно приглашает: кто следующий?

Оборотня и его жертв не видно — если, конечно, не исследовать узкую щель в подвале, куда единственно ползком и протиснешься.

Через несколько часов трое придурков нежно-наркоманского возраста найдут отличное рождественское развлечение: выдавят локтем фанерку в окне осиротевшего «запорожца» и весело укатят… Брошенную развалюху обнаружат в Колпино — там и будут искать пропавшую четверку студентов… В подземелье Шведской крепости до весны не заглянет никто.

Люди в замке Бип появились под конец первого дня тысячелетия. Трое мужиков залезли поправиться пивком — подальше от жен, злых и похмельных. Славка Чикарь шел первым — и первым увидел стоявший в стенной нише телевизор. Батареи сели — серый экран и негромкое шипение.

«Электроника ВЛ-100», читает Славка, сразу прикидывая, где и на какую емкость обменять находку. Мероприятие временно отложено, Чикарь спешит к выходу. Дружки за ним, громко намекая, что Бог велел делиться. В подземелье не заглядывают — к чему, в самом деле? Уходят, радостно обсуждая свою удачу.

На самом деле она, удача, гораздо больше — они даже не представляют, на сколько. Регенерация ликантропа закончилась, запас еды — тоже. Он голоден и ждет темноты.

Бартер удачен — телевизор оценен в литровку «Гжелки» плюс три пива и кое-какая закусь в придачу. Обратно в крепость тащиться не тянет — душа горит. Устраиваются на скамеечке, праздник продолжается с новыми силами.

Да и то сказать, уж нынче-то грех не выпить! Не хухры-мухры — Миллениум!

Часть пятая

СНОВА ЛЕТО. МЕТОД ГРАЕВА

Глава I

— Боже мой, какие шрамы! — Реакция на увиденное у блондинки была заурядной в отличие от ее бюста.

Бюст заурядным не назвали бы даже жители Балийского султаната, всемирно знаменитого своими прекрасногрудыми танцовщицами. Впрочем, Граев подозревал, что этим достоинства блондинки исчерпываются, — и, как всегда, хотел ошибиться.

По счастью, она не стала продолжать охать, ахать и развивать тему о шрамах и их происхождении (одно очко в ее пользу); повернулась спиной и попросила:

— Расстегни, пожалуйста…

Довольно невинным тоном попросила. Почему-то все девушки уверены, что мужчин, неожиданно вернувшихся на излете четвертого десятка в холостяцкое положение, невинность привлекает особо.

Блондинка была чуть полновата, бретельки бюстгальтера слегка врезались в спину. Граев справился с застежкой тремя пальцами левой руки (последние месяцы ему пришлось научиться много с чем справляться левой рукой). При этом он пытался вспомнить, каким именем представилась девушка, когда их познакомили четыре часа назад, — и не вспомнил, ничуть от этого не расстроившись.

И тут замурлыкал телефон. Мобильный. Граев напрягся — мало кто знал этот номер, и никто из знавших не стал бы беспокоить его в два часа ночи. Без веской причины беспокоить. Он протянул руку к столу, взял мобильник и в течение последовавшего двухминутного разговора произнес всего три слова:

— Граев.

Потом, после паузы:

— Где?

И наконец, после более длительной паузы, завершил разговор:

— Еду.

Встав, он не смотрел на блондинку, бросил взгляд за окно — кромешная августовская темень, в доме напротив светятся всего два окна. Черт, отвозить ее некогда и отправлять одну в такое время тоже не годится… Быстро приняв решение, вышел в прихожую, вернулся с запасным комплектом ключей — она уже все поняла и вернула застежку бюстгальтера в прежнее положение.

— Мне надо уехать. Срочно. Важное дело. — Он не стал рассказывать, что где-то там, за городом, лежит под холодными звездами мертвый человек, которого он безуспешно искал с июня. Вместо этого стал выдавать инструкции жестким тоном, словно разговаривал с подчиненным, не имеющим права отказаться. — Когда вернусь — сам не знаю. На ночь глядя из дому не выходи… Вино в баре, еда в холодильнике, микроволновка рядом; книги в шкафу, видеомагнитофон и кассеты — в соседней комнате. Ну а где кровать — сама видишь. Если задержусь и не дождешься — закрой дверь этими ключами, замки там несложные… Ключи опусти в почтовый ящик, желательно без свидетелей.