Книга Отрицание ночи - Дельфина де Виган

Я прочла перед всеми вслух: Тебе известна лихорадка, которой мы в своей холодной нищете противостоим? Ностальгия по стране, которой мы не знаем, тоска по местам, где мы не были? Есть приют для тебя, красивый, богатый, спокойный, где правят честь и фантазия, где счастье хочется вдыхать, как мягкий воздух, где архитектура поражает, как музыка? Там стоит жить и умереть!На меня смотрело прошлое Люсиль – оно смотрело чистыми глазами, без сожалений, без упреков, без осуждения. Оно просто смотрело, и мне казалось, на меня смотрят пространство и время.

В коридоре, выходя на улицу, я обернулась, чтобы проверить, все ли идет по плану, все ли уже снаружи, и вдруг увидела лицо Небо, убитое страданием. Он рыдал, не закрывая лицо руками.Мой отец внезапно вспомнил, что оставил свой портфель со всеми бумагами в такси, на котором ехал в крематорий. А Габриель явился в полубессознательном состоянии и без документов.

Для наших детей Люсиль оставила десяток маленьких подарочков, на каждом стояло имя.

Письмо покоилось в бумажном сером пакете, где мы с Манон также нашли два кулона – кристалы «Lalique» в форме сердечек.

Дорогие девочки!

Пришел долгожданный час. Я в конце пути, и я устала. МРТ – это супер, но надо прислушиваться к своему организму. Я никогда никому не доверяла своей боли. Одному я говорила одно, другому – другое, и они передавали третьему.

Я ужасно измучена. Моя жизнь очень сложна, а со временем станет только тяжелее.

Приняв решение, я успокоилась, хоть переход от жизни к смерти меня и страшит.

Я любила вас, мои девочки, больше всех на свете. Я очень старалась, поверьте.

Берегите своих детей.

Люсиль

P.S.: Подберите к своим кулонам цепочки по вкусу. Да поспешите, у меня нет чека, так что лучше действовать, пока продавец меня не забыл. Я понимаю, что вам больно, но также понимаю, что это неизбежно. Я все равно бы – так или иначе – умерла. Я хотела умереть живой.

Я перечитала письмо десятки раз в поисках какой-то мелочи, детали, подробности, чего-то, что я упустила. Я хотела увидеть в письме Люсиль что-то особенное, послание, признания, извинения, раскрытие тайны маминой личности. Увы. Люсиль писала скромно, элегантно, со вкусом, с юмором, но без излишеств. Письмо отражает мамин характер – она всегда пыталась подняться над тривиальностью и анекдотом и развеять туман.

После смерти Люсиль я долгое время чувствовала себя испуганной – у меня дрожали руки, ноги, сердце билось очень быстро, кровь приливала к вискам и стучала, словно молоток судьи. Внезапно я подумала о том, что Люсиль даже не попыталась уберечь меня. Она знала, что я живу ближе всех от нее, она знала, что у меня есть ключ, она знала, что я приеду одна.

Мне было горько.

Однажды утром, спустя почти две недели после смерти Люсиль, мне позвонила ее консьержка. Она нашла письмо, отправленное Люсиль, которое почему-то вернулось. Письмо было адресовано мне и отправлено в день маминой смерти.

Коротким письмом, которое я должна была получить уже в понедельник, Люсиль оповещала меня о своей смерти. Она приложила к письму чек на восемь тысяч евро – для организации похорон. Она писала, что надеется – денег хватит и что на счету есть еще – для нас, нам в подарок.

Если бы я получила письмо вовремя, у меня был бы выбор – отправиться самой или вызвать бригаду.

Однако по невнимательности – безусловно, из-за волнения – Люсиль перепутала номер моего дома.

В течение нескольких недель я снова и снова в уме возвращалась к трагическому событию, я вспоминала слова, ремарки, паузы, я выстраивала систему иерархии, которая позволила бы объяснить самоубийство Люсиль. Отчаяние, болезнь, усталость, смерть Лианы, обездвиженность, безумие.

Я все отвергала.

Ведь когда человек хочет жить, он не убивает себя.

Днями, неделями, месяцами я задавалась одними и теми же вопросами: почему она решила покончить с собой, почему она не дождалась следующего обследования, почему она продолжала курить по половинке сигареты, вместо того, чтобы курить как паровоз, если ей уж так не терпелось сдохнуть?!

Почему?

Я была уверена в одном. В момент истощения и усталости после химиотерапии кто-то должен был оставаться рядом с Люсиль, не покидать ее ни на минуту.

Мы с Манон отправились к психиатру Люсиль за объяснениями. С точки зрения врача, вопрос состоял не в том, почему Люсиль выбрала конкретный момент, а в том, как она держалась все эти месяцы и годы. По словам врача, Люсиль постоянно говорила о нас, гордилась нами, считала нас своим смыслом жизни.

Я пользовалась проездной карточкой Люсиль на протяжении нескольких недель (забрали ее только после закрытия счетов). Управление парижского транспорта могло похвастаться тем, что их труп продолжал ездить на метро и жить своей жизнью.

Каждую ночь мне снилась мама – в постели, со светлыми волосами, в темном жилете, повернутая лицом к стене. Каждый раз, стоило мне только лечь на бок, я вспоминала мамино тело, у меня перехватывало дыхание, я вновь видела голубые руки, кувшин с водой и стакан на тумбочке, труп, завернутый в белые простыни. Это случилось двадцать пятого января в маленькой тихой квартирке. Я представляла себе, как несколько дней мама лежала в одиночестве, никто не прощался с ней, никто не держал ее за руку, никто не оплакивал ее. Я крутилась в постели, рыдала, как ребенок, и не могла уснуть…

Фотографии, рисунки, письма, молочные зубы, подарки на День матери, книги, одежду, побрякушки, игры, бумаги, газеты, тетради, отпечатанные тексты – Люсиль сохранила все.

Когда мы закончили разбирать мамину квартиру, мы устроили «день открытых дверей», чтобы каждый член семьи мог унести с собой дорогую для его памяти вещицу. Остальное предназначалось для благотворительной компании «Emmaüs».

Мои дети в последний раз пришли в бабушкину квартиру. Я радовалась тому, что они смогут снова вдохнуть воздух Люсиль, вспомнить ее, получить подарки с того света.

Дети отправились домой с моей подругой Мелани на ее машине. В метро я бы с таким количеством коробок далеко не уехала. Какие-то вещи выложили дома у Мелани (у меня физически бы не хватило места на все), остальное – растения, фотографии и так далее – выгрузили у меня.

Я встретила Мелани с детьми у входа в дом, открыла багажник. Поверх коробок лежала табличка «По газону не ходить» из сквера у дома Люсиль. Мелани не смогла отказать детям – эта табличка пробуждала столько воспоминаний, что пришлось вырвать ее из земли и взять с собой.

Моя дочка с чувством собственного достоинства объяснила:– Бабушка Люсиль хотела украсть эту табличку, поэтому мы это сделали.

Спустя несколько месяцев после маминой смерти я заполняла ее налоговую декларацию и обнаружила, что ее пенсия со всеми вычетами составляла шестьсот пятнадцать евро.