Книга Дорога скорби - Дик Фрэнсис

Но не совсем невыносимо, а, Сид? — Он повернулся ко мне, продолжая обращаться к Йоркширу:

— Никто еще не придумал то, что на самом деле невыносимо для тебя, правда, Сид?

Я не ответил.

— Но он всего лишь... — возразил Йоркшир.

— Не говорите всего лишь, — твердо и громко прервал его Эллис. Вы еще не поняли? Что, по-вашему, он здесь делал? Что он знает? Он не скажет вам. Знаете, какое у него прозвище? Карбид Вольфрама. Это самый твердый сплав, он тверже стали. Я его знаю. Я его почти люблю. Вы не представляете себе, с кем имеете дело. И мы должны решить, как с ним поступить. Сколько человек знает, что он здесь?

— Мои телохранители, — сказал Йоркшир. — Они привели его.

Лорд Тилпит сообщил самое неприятное известие:

— Это съемочная группа сказала Оуэну, что в здании видели Сида Холли.

— Телевизионщики!

— Они хотели взять у него интервью. Миссис Доув обещала сказать им, что он ушел.

— Миссис Доув!

Если Эллис встречался с миссис Доув, он должен был знать, как знал я, что ради Йоркшира она не станет лгать. Миссис Доув меня видела и так об этом и скажет.

— Видела ли миссис Доув его привязанным к этому креслу? — с яростью спросил Эллис.

— Да, — слабо выговорил Тилпит.

— Вы идиоты... — Эллису не хватало слов. Затем он прямо сказал: Ну тогда вы не можете убить его здесь.

— Убить его? — Тилпит не мог поверить своим ушам. Все его лицо вспыхнуло. — Я не... вы говорите об убийстве?

— Да, милорд, — сухо сказал я. — Именно так. Они думают о том, что вас посадят за решетку как соучастника. В каталажке вам понравится.

Я хотел только показать Тилпиту чудовищность того, что предлагал Эллис, но сделал ошибку, разозлив этим Йоркшира.

Он шагнул вперед и пнул мою искусственную руку с такой силой, что она пролетела через всю комнату и ударилась о стену. Потом я увидел сам удар, но не смог повернуть голову, чтобы уклониться от него. Тяжелый гаечный ключ ударил меня по скуле и рассек кожу, но на этот раз не оглушил.

У Оуэна Йоркшира совершенно отказали тормоза. Возможно, что именно мой вид — без руки, с кровью на лице, неспособного защищаться — довершил дело. Он снова поднял руку с ключом, и я увидел на его лице злобу и неумолимое стремление убить. Я ни о чем особенном в тот миг не думал, и потом, это казалось странным.

Остановил его Эллис. Эллис перехватил опускавшуюся руку и дернул Йоркшира в сторону, так что, хотя тяжелое орудие и рухнуло вниз, оно все же не попало по мне.

— Безмозглый идиот! — крикнул Эллис. — Я же сказал — не здесь. Вы сошли с ума. Слишком много людей знают, что он был тут. Вы хотите забрызгать его кровью и мозгами весь свой новенький ковер? С тем же успехом можете залезть на крышу и покричать об этом. Придержите свой проклятый темперамент и найдите, чем перевязать рану.

— Что?

— Что-нибудь, чтобы остановить кровь. Вы что, совершенно рехнулись?

Когда он не вернется к тем, кто его ждет, сюда нагрянет полиция и станет искать его. Съемочная группа! Миссис Доув! Вся эта проклятая страна! Если вы прольете здесь хоть каплю его крови, получите двадцать пять лет.

Йоркшир, сбитый с толку натиском Эллиса, угрюмо сказал, что никаких бинтов здесь нет. Верни Тилпит предложил носовой платок — белый, чистый, вышитый коронами. Эллис выхватил у него платок и прижал к моей щеке. Я задумался, смогу ли при любых обстоятельствах, даже ради спасения жизни, умышленно убить его — и так и не нашел ответа.

Эллис убрал платок, посмотрел на красные пятна на белом и прижал его обратно.

Йоркшир расхаживал вокруг, помахивая гаечным ключом, как будто его дергали за веревочки. Тилпит выглядел совершенно несчастным. Я мрачно раздумывал о своем возможном будущем, а Эллис, убрав платок и критически осмотрев мою щеку, заявил, что кровотечение почти остановлено. Он вернул платок Тилпиту, который запихал его в карман, затем отобрал у Йоркшира гаечный ключ и велел ему остыть и составить план.

Планирование заставило их выйти и закрыть за собой дверь. Верни Тилпиту как минимум не нравилось оставаться со мной наедине, и он смотрел в окно, только чтобы не смотреть на меня.

— Развяжите меня, — с силой сказал я. Без результата. Он даже не показал, что слышит меня.

— Как вы сами впутались в это дело? — спросил я.

Ответа не было. Я попробовал еще раз:

— Если я свободно выйду отсюда, я забуду, что вообще вас видел.

Он обернулся, но встал спиной к свету, и мне не были видны его глаза за стеклами очков.

— У вас и в самом деле крупные неприятности, — сказал я.

— Ничего не случится.

Хотел бы я ему верить.

— Должно быть, вам это показалось вполне безопасным — использовать свою газету для того, чтобы высмеивать кого-то неделю за неделей. Что вам сказал Йоркшир? Спасти Эллиса любой ценой. Ну так это вам дорого встанет.

— Вы не понимаете. Эллис невиновен.

— Я понимаю, что вы по самую свою благородную шею в дерьме.

— Я ничего не могу сделать. — Он волновался, был несчастен и совершенно беспомощен.

— Развяжите меня, — настойчиво повторил я. Он заколебался. Если бы он был способен принимать разумные решения, он не позволил бы Йоркширу использовать себя, но он был не первый и не последний богатый человек, который сослепу оступался прямо в болото. Он не мог напрячь мысли и попытаться спасти себя, отпустив меня, и возможность неизбежно была упущена.

Эллис и Йоркшир вернулись, и ни один из них не смотрел мне в глаза.

Плохой знак. Посмотрев на часы, Эллис сказал:

— Подождем.

— Чего? — неуверенно спросил Тилпит.

К неудовольствию Эллиса, Йоркшир ответил:

— Телевизионщики еще собираются. Они уедут минут через пятнадцать.

Тилпит посмотрел на меня, все его тревоги были написаны у него на лице.

— Отпустите Холли, — попросил он.

— Конечно, чуть погодя, — успокоил его Эллис. Йоркшир улыбнулся. Я бы предпочел, чтобы он злился.

Верни Тилпит отчаянно хотел в этом убедиться, но даже он мог понять, что если бы меня собирались отпустить, то ждать было бы незачем.

Эллис все еще держал в руке гаечный ключ. Воспользуется ли он им, подумал я. Прольет ли мою кровь? Я не был уверен. А точнее, сможет ли он лично убить меня, чтобы спасти себя? До каких пределов доходит дружба? Создает ли она какие-нибудь табу? Или я, обвинив его во зле, сам разорвал сдерживавшие его внутренние «цепи»? Он хотел все исправить. Он хотел ранить меня, как только сумеет. Но убить... Я не знал ответа. Он обошел вокруг меня.

Время замерло. Был момент, когда можно было просить пощады, но я не мог. Решение, что бы я ни сказал, было за ним.