Книга Отель с видом на смерть - Алексей Макеев

Максимов оторвался от косяка, перебежал коридор, выждал. Если строго соблюдать дистанцию, то он его не потеряет. Огромная серая клякса продолжала колыхаться впереди. Вот сейчас поворот направо, надо догонять. Но случилось странное – не дойдя до поворота, полковник приблизился к комнате горничной и остановился. Вероятно, приложил ухо к двери – фигура как-то съежилась, уменьшилась в габаритах. Перетечь собрался в замочную скважину?

Максимов перебежал к очередной колонне, слился с гранитом. Такое ощущение, что Косаренко хотел постучать, но передумал. Рука отправилась в карман, что-то тихо звякнуло. Ключи?! Становилось жуть как интересно. Максимов оттолкнулся от колонны и сделал еще три шага, чтобы лучше видеть. И скорее мозгом, чем ушами, уловил присутствие за спиной! Человек прятался за колонной, а сыщик неосмотрительно проследовал мимо! Ах какая неловкость… Красивого разворота не получилось. В воздухе просвистел тяжелый, предположительно металлический предмет, хрястнул по затылку, и целый сноп искр брызнул из глаз!

Примечательно, что свое бесславное падение он запомнил. Рушился поэтапно: колени, бок, плечо, лоб…

6

Возвращение к жизни было жутко и сравнимо только с выходом из глубокой комы. Он лежал на животе, разбросав руки, ощущая щекой ворсистую поверхность дорожки. Голова взрывалась и искрила так, словно именно в ней проводился салют по случаю дня города. Рвота волнами подкатывала к горлу. Он поскреб ногтями по дорожке – неприятный звук, но руки не чувствовал. Подтянув колено к животу, Максимов рывком попробовал встать. Боль ударила, словно пушечный залп, в затылок! Терпи, казак… Но терпеть такую пакость невозможно. Он свалился на спину, широко открыл глаза и увидел абсолютную, непроницаемую чернь. Страшно заволновался. Где глаза?..

Он читал в бездонном Интернете: появился новый вид преступлений – характерный, к счастью, для Америки. Жертвы – молодые, физически развитые американцы. Идет такой лощеный парень поздно вечером по темному парку, получает по голове и, естественно, теряет сознание. Усыпляют хлороформом, везут в подпольную клинику, где хирург сноровисто проводит операцию по удалению глаз – на донорские нужды. Вкалывают анальгетик, везут обратно. Просыпается такой амбициозный, энергичный и готовый к покорению вершин бизнеса яппи – а глаз-то нет… И ОПГ работает грамотно, полиция бьется лбом об стенку – никаких следов. Кошмар, конечно, начнется, когда поймут врачи-убийцы, что здоровых, крепких телом людей полно и в России…

Он вспомнил все. И про темноту, царящую в доме. Притушил панику, попробовал перебороть пальбу в голове. Подняться, впрочем, не успел – послышались шаги, и кто-то споткнулся о лежащее поперек коридора тело.

– Блин, бревно положили… – Вспыхнула спичка, и темнота голосом Вернера забубнила: – Константин Андреевич, проблемы? Да что с тобой?.. А я прождал тебя в гостиной, пришлось одному вискарем давиться – и за маму, и за папу… А потом побрел тебя искать.

– Ты меня нашел…

Судя по таймеру в голове, работающему от независимого источника питания, провалялся он минут сорок.

– Не видел никого? – приподнялся на локте Максимов.

– Не видел… А должен?

– Черт… – Пронзительная боль мешала думать. Опершись на плечо коллеги, он поднялся, в двух словах описал ситуацию. Попутно ощупал шишку на затылке – огромная, зараза, но крови нет, тупым бабахнули.

Похоже, вариантов умного поведения больше не осталось. Сжимая зубы до кровавых чертиков в глазах, он доволокся до комнаты горничной и толкнул дверь. Дверь поддалась.

– Ты уверен, что это решение? – озабоченно спросил в спину Вернер.

– Ты все поймешь, – пробормотал Максимов, – ты все увидишь сам… – Он вошел в комнату, нащупал на стене выключатель, включил свет и зажмурился от иллюминации, показавшейся ему невыносимо яркой.

Раздался пронзительный визг – одетая в кружевную сорочку Юля подпрыгнула на кровати и натянула одеяло по самые зубы:

– Не подходите!

Никто и не собирался. В двух шагах от ее постели расплывшейся по полу грудой лежал полковник Косаренко. Живые так не лежат…

…Барсучье лицо коверкала судорога, синий язык, свесившийся изо рта, придавал ему какое-то клоунское выражение.

– Ангел смерти вы наш, Юлечка, – почти ласково произнес Максимов и, обессиленный, прислонился к косяку.

Вошел Вернер, почесал затылок. Хотел приблизиться к телу, но передумал (правильно сделал), прислонился ко второму косяку и взялся сосредоточенно ерошить шевелюру.

Горничная вытянула шею, уронила одеяло и покрылась асфальтовыми пятнами. Можно было предположить, что третья истерика в исполнении Юли по мощи и накалу затмит все предыдущие, сметет сыщиков как торнадо, и театральное училище здесь ни при чем. Но что-то помешало Юле побить прошлые рекорды. Тельце обмякло, глазки закатились, она банально хлопнулась в обморок и обездвижела.

«Влетели, – успел подумать Максимов. – Трудновато будет доказать ребятам, что от ошибок никто не застрахован».

А дальше было такое, что словами не описать, а надо видеть. Высыпали все – и спящие, и те, кто притворялся. Дом наводнила охрана, затопив все впадины и пустоты. Злорадно скалился здоровяк с кусочком пластыря на переносице. Пришла взъерошенная Екатерина, посмотрела на Максимова долгим укоризненным взглядом. Наливался трупной зеленью Пузырь, зачарованно гипнотизируя перекошенное лицо бывшего подельника. Плакала Надежда Борисовна, не способная навести порядок на вверенной территории. Кусал губы Коржак, смурнел и бурчал непристойности Вернер.

Юля потихоньку приходила в себя. Завидев покойника под собственной кроватью, завизжала, замахала ручонками – как будто он уже вставал и расстегивал штаны.

Примчалась похмельная Лизавета – обвела арену мутными глазенками: дескать, что я тут пропустила, почему без меня? – обнаружила любезного любовника в состоянии весьма недвусмысленном, помрачилась рассудком и с воплем: «Га-адина!!!» – набросилась на горничную. Вцепилась в кружевную ночнушку, стащила с кровати. Юля не сопротивлялась, она вообще туго соображала, только плакала и взывала о помощи. Когда два здоровенных охранника оторвали от нее взбесившуюся фурию, на груди горничной красовалась длинная, кровоточащая царапина. Лизавета колотила пятками, материлась.

Наливался праведным негодованием Шалевич – кипел, искрился, исходя многогранной ненавистью ко всем гостям, а особенно к Максимову. Созрев, подошел к сыщику и выстрелил указательным перстом. Сгусток клокочущей ярости поразил Максимова в самое сердце.

– Бездарная ищейка… Конец тебе… Добился своего – удалил охрану из дома?.. – Затем последовал водопад унизительной матерщины, низводящий Максимова до уровня помойного быдла.

Определенная доля истины в словах Шалевича, безусловно, присутствовала, виноватым Максимов себя отчасти чувствовал, но Шалевич явно перебрал – уж очень много неласковых слов досталось на долю сыщика. Вскипев, Максимов ответил тем же – ближайших родственников Шалевича не трогая, но дав ослепительно яркую характеристику самому бандиту и его жизненному кредо. Бандит впал в исступление, схватил Максимова за грудки.