Книга Робин Гуд - Ирина Измайлова

Едва прибыл гонец из Лондона, Веллендер распорядился арестовать всех, кого хотя бы подозревал в связи с орденом тамплиеров. Как он и ожидал, Ганнесимуса в его доме не нашли – магистр успел скрыться. Остальные, попавшие в его руки «братья» клялись, что они – верноподданные короля и никакого бунта не готовили. В Ноттингеме действительно до поры было вроде бы спокойно: месяц назад шериф дал понять главам городских гильдий, которых собрал на площади у ратуши, что в случае восстания первыми повесит их. И ремесленники утихомирились. Сейчас они тоже вели себя мирно, хотя вести из Лондона, куда позже, но дошли и до них.

Сэр Эдвин разослал гонцов ко всем рыцарям округи, у которых были свои дружины, и которым он вполне доверял, попросив прислать ему хотя бы по десятку воинов, а по возможности, приехать вместе с дружинами. Четверо приехали и привезли от двух до трех десятков верховых, еще трое отделались пятью, семью и десятью пешими воинами. На большее Веллендер и не рассчитывал, это было очень даже неплохо. Ему предстояло решить, ехать ли в ближайшее время к Лондону, на помощь тамошнему шерифу, который, как ему сообщили, пытался, но не мог навести в городе порядок и в итоге засел у себя в замке, либо послать туда дружину с одним из рыцарей, а самому оставаться на месте. Приказов, само собой, не поступало никаких, значит, нужно было принять верное решение самому.

Городские бунты, как правило, не длились долго: едва оказывались захвачены винные погреба, как толпу охватывало сперва буйное лихое веселье, потом безумие. Предводители восставших ссорились между собой, возникали кровавые распри, и, воспользовавшись этим, власти быстро наводили порядок, хотя урон от таких встрясок всегда бывал очень большой.

В этот раз все было куда страшнее. Во-первых, волнения длились долго и, хотя, казалось бы, на время стихли, но огонь тлел, и было ясно, что довольно одной искры, чтобы он запылал с новой силой. Во-вторых, впервые за долгое время городской бунт быстро распространился не только на окрестности Лондона, но и на несколько соседних графств, подняв изнывающих от поборов вилланов, к которым присоединились и некоторые небогатые рыцари: налоги и поборы принца Джона сделали их едва ли не беднее своих крестьян. И, в-третьих, волна восстаний только внешне выглядела стихийной – ее умело раздували и направляли. Кто это делает, было совершенно очевидно.

Совершенно очевидно было и другое: остановить эту волну могла только власть. А ее-то и не было! Молодая королева, супруга Ричарда Беренгария, оставалась в каком-то отдаленном замке, где ее и маленького сына короля строго охраняли преданные Элеоноре Аквитанской рыцари и воины. И, слава Богу! Уж ей-то сейчас никак не стоило появляться вблизи роковых событий – не было сомнений: организаторы смуты будут рады покончить с семьей короля.

Не было в стране и Элеоноры, которая, конечно, сумела бы привлечь преданных людей (а ее любили и уважали почти все графы, бароны, почти все рыцари королевства), и с помощью этих людей, вероятно, унять бунтующих.

Оставался фактический виновник смуты: принц Джон, сумевший за два годы отсутствия своего брата натворить таких безобразий, что ненависть к нему вспыхнула даже среди всегда преданных дому Плантагенетов[56]людей. Никто ведь не знал, что принц во многом действовал по указке вероломного графа Лестера, «брата Винсента», тайного рыцаря ордена тамплиеров. Да кабы и так! Человек, не имевший своей воли, целиком подпавший под влияние заведомого врага, что ж это за король? Но выбора все равно не оставалось. Если предположить худшее: Ричард не вернется, и не менее худшее: не вернется Элеонора, то необходимо было, ценой даже самого жестокого давления погасить бунт и заставить подданных принимать того короля, какой им остался, это самого Джона, чтоб ему икалось в седле, на полном скаку!

Нежданное появление Малыша и привезенная им весть словно бы сняли камень с души шерифа: по крайней мере, он знает, что нужно делать сейчас. И куда легче сознавать, что не только ради идиота-принца, но и ради (вероятно, в первую очередь!) епископа Антония, которого магистр и его «братья» хотят уничтожить не меньше, если не больше, чем наследника короля.

Расспросив Малыша Джона о том, как выглядели, как были вооружены отряды осадивших монастырь бунтовщиков, Веллендер без труда понял, что это не городские ремесленники, наспех напялившие украденные в крепости доспехи. Это были обученные воинские дружины. Кто? Откуда они взялись? Над этим сэр Эдвин недолго ломал голову.

Он немало слышал о том, как быстро, в случае надобности, организуют свои отряды тамплиеры, используя заранее подготовленных наемников. Другое дело, что в Англии, где до сих пор ордену не удавалось открыто укрепить свое влияние, храмовники должны были маскировать эти отряды, выдавая их за рыцарские дружины (которыми для вида командовал какой-либо рыцарь, но которым платил орден). Но, так или иначе, а они появлялись там и тогда, где и когда становились необходимы магистру.

Веллендер ясно видел, что в Ноттингеме бунта не будет. Задавленный в зародыше, он должен был теперь созревать очень долго. Поэтому шериф решился уехать, оставив в городе две призванные накануне рыцарские дружины, общим числом сорок семь человек, и доверив командование своему старому приятелю, недавно вернувшемуся из Крестового похода рыцарю Эмануэлю Фламу. (Старина Мануэль был один из тех, кто однажды, несколько лет назад, рискнул вызвать шерифа Ноттингема на турнирный поединок и долго потом оплакивал свой новенький шлем и добытый в Палестине щит с золотыми насечками).

С собой сэр Эдвин взял всю свою боевую дружину, сорок человек проверенных бойцов и дружину одного из подоспевших ему на помощь рыцарей, юного Конрада Дадли. Восемнадцатилетний Конрад рвался в бой, отчаянно сожалея, что в Ноттингеме все так спокойно, а в Лондон никто его не зовет, ну, вот, пускай и повоюет! Дружина у него была самая большая – двадцать семь воинов, из которых многие имели опыт Крестового похода, а значит, стоили немало.

Они ехали боевым маршем, с небольшими остановками, и, выехав из Ноттингема перед полуднем, к ночи вырвались на равнину, заросшую редкими кущами деревьев, отделявшую окрестности Уорвика от монастыря святого блаженного Августина.

Взглянув издали, Веллендер понял: оправдались самые худшие его предположения: монастырь был окружен. Вдоль стен, насколько хватало глаз, полыхали костры и факелы, слышалось конское ржание, в отдельных местах виднелись наспех установленные шатры. Здесь явно собрались не только те сто с небольшим воинов, что подскакали к стенам обители сутки назад. Их бы никак не хватило даже для того, чтобы так плотно оцепить стены с одной стороны, а, судя по всему, по другую сторону кольцо смыкалось.

– Вот, дьявол! – вскричал сэр Эдвин, осадив коня, чтобы издали оценить обстановку. – Да их тут шесть-семь сотен.

– Откуда же столько взялось? – спросил в недоумении Малыш Джон, во все время похода не отстававший от названного брата, хотя накануне ему уже пришлось проделать этот самый путь с такой же скоростью, только в обратном направлении. – Я же помню, сколько их было…