Книга Долг центуриона - Леонид Кудрявцев

— Нет, не отделаешься.

— А не заставит тебя отстать известие о том, что вот сейчас как раз я напряженно думаю о твоей проблеме? Кстати, приставая ко мне с какими-то претензиями, ты мне здорово мешаешь это делать.

— А может, все-таки тебе мешает думать головизор?

Краб Мараска скрипнул клешнями и мрачно заявил:

— Хорошо, раз ты так хочешь, я могу выключить головизор...

— Неужели?

Я не поверил своим ушам, поскольку не ожидал такой легкой победы.

— Но только сначала ты должен дать мне досмотреть эту ленту. Мне интересно, что эти психи станут делать с украденной девицей и зачем вообще они ее крадут, поскольку она не является богачкой и у нее нет богатых родственников.

— Ничего не получится, — сказал я. — Если ты сейчас не выключишь головизор, то я его разнесу. Как думаешь, сколько мне пуль понадобится, чтобы разнести его коробку управления?

— Ты не сделаешь этого.

— Еще как сделаю, — заявил я.

Блефом тут и не пахло. Несколько минут назад у меня появилось подозрение, что, купив Мараску головизор, я совершил ошибку. К данному моменту это подозрение уже вполне благополучно превратилось в уверенность.

— Хорошо.

Краб-кусака выключил головизор и, повернувшись ко мне, скрестил перед собой клешни.

— Ну вот и отлично, — сказал я. — Теперь давай все-таки обсудим проблему преступника-невидимки.

— Невидимок не бывает, — заявил Мараск.

— Не валяй дурака, — сказал я. — Просто это мы ему придумали такое название. На самом деле он, конечно, никакой не невидимка.

— Хорошо, — раздраженно пробурчал Мараск. — Все же дай мне подумать...

Я облегченно вздохнул.

Вот это был уже совсем другой коленкор. Вот сейчас он действительно задумался над проблемой.

— Твоя наиболее вероятная модель развития событий? — наконец спросил Мараск.

— Все очень просто, — промолвил я. — Невидимка, скорее всего, затаился. Я бы на его месте так и поступил.

Нет, конечно, он не сидит безвылазно у себя в номере и не привлекает своей нелюдимостью к себе внимание. Думаю, он делает то же самое, что и основная масса приезжих. Тем или иным образом участвует в шествиях, веселится, пьет глик. То есть слился с толпой. Самая лучшая маскировка.

— Личинки?

— Их он, скорее всего, сдал в один из не ограбленных им банков. Положил в сейф на свое имя. Через полгода или год, когда эта история забудется, он вернется, без помех заберет свои личинки и свободно улетит прочь.

— А если попытаться...

— Этим должен заняться назарунец. Однако мне кажется, ничего не получится. На планете много приезжих, много посещений банка, многие что-то кладут в сейфы. Короче — бесполезно. Таким образом преступника не вычислишь.

— Ну почему? Не надо ничего вычислять. Надо просто один за другим осмотреть все именные сейфы, которыми сегодня пользовались. И если в одном из них найдутся украденные личинки, то определить преступника будет легко.

— Тоже не получится, — покачал я головой. — Тайна вкладов. Гиперинспектор попробовал надавить на Дагай Каача и стал требовать, чтобы он сделал подобную проверку. Назарунец заявил, что это исключено. Любой ограбленный за сегодняшний день на этой планете банк согласен потерпеть гораздо больший ущерб, лишь бы сохранить тайну вкладов в именные сейфы. И совершенно понятно почему. Если тайна вкладов клиентов будет хотя бы раз нарушена, то это каким-нибудь образом, рано или поздно, станет известно всем. Нет ничего тайного... Короче — понятно. Банкиры не желают терять доверие клиентов, и их можно понять. Доверие клиентов — это тот фундамент, на котором стоит любой банк. Если его убрать, банк не продержится и одного дня.

— Сурово, — промолвил Мараск. — И думаю, ты прав. Но с чего ты решил, что твой противник так уж хитер и умен? Может, ему просто дико, сказочно везет?

Я вздохнул.

— Поверь, и я это знаю на личном опыте, быть преступником очень тяжелая, изматывающая работа. С того момента, как разработали методику сканирования памяти, трудности в этой сфере деятельности возросли в десять раз. Если невидимка до сих пор на свободе, он очень умен и ловок. Ни о каком обычном везении тут не может быть и речи.

— Понятно, — промолвил Мараск. — Все понятно.

— Что именно? — спросил я.

— Не мешай. Я еще думаю. Хорошо. Было бы сказано.

Я прошелся вдоль барьера, искоса посмотрел на Мараска и попытался прикинуть, о чем он может думать.

Как можно поймать того, о ком не знаешь ничего, совсем ничего? Должна, обязана быть отправная точка, некий факт, от которого следует начинать поиск. А что делать, если этого факта нет?

— Любопытно, — промолвил Мараск. — Я вот тут подумал об охраннике, который подстрелил ирмурянина. Кажется, гиперинспектор вовсе не собирался его брать под стражу. Не странно ли это? А ведь он, пусть и по ошибке, убил мыслящего.

Я кивнул:

— Ну да, это странно. Хотя, может быть, гиперинспектор сейчас способен думать только о том, как поймать преступника-невидимку? Да и охранник не способен сбежать с планеты. Поэтому им можно заняться и попозже. Думаешь, это важно?

Краб-кусака Мараска скрипнул клешнями.

— Маршевич, ты хороший центурион, но опыта у тебя еще маловато. Конечно, со временем это придет, ну, а пока слушай, что тебе советуют. Должен был гиперинспектор приказать взять этого охранника под стражу. У служак в его чине такие вещи делаются машинально. Так же, как ты по утрам чистишь зубы. И если он этого не сделал, значит, у него есть какие-то соображения.

— Да мало ли у него соображений? — сказал я. — И конечно, не должен он, не обязан передо мной в них отчитываться.

— А ты все равно — запомни. Тебе это может для чего-то пригодиться.

— Хорошо, — покорно сказал я. — Запомню. Это и есть твой совет? Если так, то я могу идти по своим делам?

И конечно, хотелось мне Мараску выдать, где я видел его бесконечные подколки, вечное ворчание, а также привычку постоянно всему поучать, но...

Я вздохнул.

Переделать моего помощника невозможно. Это аксиома, истина, не требующая доказательств.

— Не злись, — промолвил мой помощник. — А насчет совета... Вот тебе мой совет.

— Слушаю, — встрепенулся я.

Вот это уже кое-что. Это уже какая-то надежда.

— Мы и в самом деле ничего не знаем о преступнике, — важно сказал Мараск. — И вроде бы ухватить его не за что. Но все же одна точка, от которой мы можем плясать в его поимке, у нас есть.