Книга Холодная месть - Линкольн Чайлд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О, из уст джентльмена с самого настоящего Юга это трижды комплимент!
Старик взялся за кувшин и снова наполнил бокалы.
Нью-Йорк
Кабинет доктора Острома в «Маунт-Мёрси» некогда был приемной работавшего при больнице «специалиста по душевным болезням». Эстерхази подумал, что подобного рода преемственности стоило ожидать. Кабинет еще носил следы тех времен, когда «Маунт-Мёрси» была больницей для весьма обеспеченных людей: большой мраморный камин в стиле рококо, причудливая лепнина, хрусталь в окнах, теперь забранных стальными решетками. Того и гляди, войдет дворецкий в белом галстуке, с бокалом шерри на серебряном подносе.
— Итак, доктор Пул, — произнес Фелдер, подавшись вперед и упершись ладонями в колени, — что вы думаете о сегодняшней консультации?
Умный, простодушный, нетерпеливый энтузиаст. Эстерхази смотрел на него с откровенным удовольствием. Мысли Фелдера настолько захватила странная болезнь Констанс и ее удивительная личность, что доктор начисто утратил профессиональную объективность и необходимое исследователю сдержанное благоразумие. Эстерхази же интересовался Констанс всего лишь как пешкой в его игре. Это давало ему огромное преимущество перед простофилями, зачарованными ее ненормальностью.
— Полагаю, доктор, вы обращались с нею в высшей степени тактично и осторожно. Адресоваться к ее ложным представлениям не прямо, а только в контексте общей картины, стоящей за ними, — несомненно, выигрышная стратегия. Должен признаться: когда я решил обратиться к вам, у меня было весьма пессимистичное мнение о перспективах лечения. Думаю, вы не хуже меня, а возможно, и лучше знаете о долгосрочном прогнозе развития параноидальной шизофрении. Результаты моей прежней работы с нею были, как я уже говорил, менее чем удовлетворительными. Но теперь должен с удовольствием констатировать: неудавшееся мне, очевидно, удается вам, и в такой степени, какая мне не представлялась возможной.
Фелдер кивнул, слегка покраснев.
— Вы заметили, что ее избирательная амнезия слегка ослабла?
— Да, я заметил, — согласился Фелдер и смущенно кашлянул.
— Не сомневаюсь, что пребывание в «Маунт-Мёрси» сыграло немалую роль в улучшении состояния Констанс, — сказал Эстерхази с легкой улыбкой. — Доброжелательная, интеллектуально стимулирующая атмосфера — это очень важно. По-моему, благодаря «Маунт-Мёрси» можно смело утверждать, что терапия даст положительный результат.
Сидящий в кресле по соседству Остром кивнул, принимая комплимент. В отличие от Фелдера он, хотя и явно заинтересованный в случае Констанс, голову от энтузиазма не потерял. В общении с ним требовалась большая осторожность. Однако лесть — оружие универсальное и эффективное.
Эстерхази скользнул взглядом по переданным Остромом документам, пытаясь определить полезное для себя.
— Я вижу, Констанс в особенности приятны два рода занятий: посещение библиотеки и отдых на свежем воздухе.
— У нее пристрастие к прогулкам на свежем воздухе, свойственное скорее веку девятнадцатому, чем нынешнему времени, — подтвердил доктор Остром.
— Это благоприятный знак, и, полагаю, нужно двигаться в этом направлении, — заявил Эстерхази, откладывая папку. — Вы не думали о том, чтобы организовать ей дневную экскурсию за пределы «Маунт-Мёрси»? Возможно, прогулку в Ботаническом саду?
Остром пристально взглянул на Эстерхази.
— Признаюсь, не думал. Выход за пределы больницы, как правило, требует судебного разрешения.
— Я понимаю. Как правило. Но мне кажется, если администрация больницы решит, что Констанс не представляет угрозы для себя и окружающих и, более того, по медицинским показаниям нуждается в выходе за пределы больницы, решение суда не требуется.
— Мы редко прибегаем к подобному. Слишком велика ответственность.
— Но подумайте о больной. О благе больной.
И тут, как и надеялся Эстерхази, вмешался доктор Фелдер:
— Я целиком и полностью согласен с доктором Пулом! Констанс ни в малейшей степени не проявила наклонностей к суициду либо к агрессии. И риска ее побега нет, скорее наоборот. Экскурсия не только усилит ее интерес к активности на свежем воздухе, но и продемонстрирует наше доверие. Надеюсь, вы не станете возражать против того, что подобное выражение доверия полезно для терапии и подтолкнет пациентку к большей открытости?
Остром задумался.
— Полагаю, доктор Фелдер прав, — подхватил Эстерхази. — И по-моему, разумнее всего выбрать в качестве места экскурсии зоопарк в Центральном парке.
— Хотя постановления суда не требуется, пациентка признана виновной в уголовном преступлении. Я считаю, что необходимо получить одобрение.
— Не думаю, что это серьезное препятствие, — возразил Фелдер. — Поскольку я состою в правлении Департамента общественного здоровья, я могу получить санкцию без особого труда.
— Великолепно! — воскликнул Эстерхази. — Сколько потребуется времени?
— День или два.
Остром раздумывал с минуту, затем решил:
— Вы оба будете ее сопровождать. Экскурсия ограничится временем до полудня.
— Весьма разумно, — согласился Эстерхази. — Доктор Фелдер, вы позвоните мне на мобильный, когда уладите формальности?
— Конечно же!
— Спасибо, джентльмены. А теперь прошу меня извинить: дела!
Пожав обоим докторам руки, Эстерхази улыбнулся и отправился восвояси.
Человек, называвший себя Клаусом Фальконером, отдыхал на верхней палубе яхты «Фергельтунг». День опять выдался приятный и теплый, в гавани на Семьдесят девятой улице было спокойно, тихо и сонно под нежарким солнцем поздней осени. На столике рядом с Фальконером лежала пачка «Голуаз», стояли коньячный бокал на высокой ножке и неоткупоренная бутылка «Коньяк Рой де Франс Фин Шампань».
Вытащив сигарету из пачки, Фальконер прикурил от золотой зажигалки «Данхилл», глубоко затянулся, затем нежно посмотрел на бутылку. С безмерной осторожностью снял старый, еще девятнадцатого века, воск с горлышка, смял в шарик и бросил в оловянную пепельницу. В лучах послеполуденного солнца коньяк, необычно темный, отсвечивал густым насыщенным багрянцем и казался выточенным из красного дерева. В чреве «Фергельтунга», в заботливо обустроенном винном погребе лежала еще дюжина таких бутылок — крошечная часть награбленного предшественниками Фальконера во время оккупации Франции.
Фальконер выдохнул струю дыма, с удовольствием посмотрел вокруг. Еще одна крохотная часть награбленного шестьдесят с лишним лет назад — золота, драгоценностей, денег со счетов, предметов искусства, древностей — пошла в уплату за «Фергельтунг». Это была весьма специфическая трехпалубная моторная яхта: длиной сто тридцать футов, шириной двадцать шесть, а в ней — шесть роскошных кают. В баках — пятьдесят четыре тысячи галлонов дизельного топлива. При полной заправке два дизеля «Катерпиллар» мощностью в тысяча восемьсот лошадиных сил каждый позволяли пересечь любой океан, кроме Тихого. Такая автономность, способность перемещаться вне зоны действия радаров и вне зоны действия закона, была жизненно важна и для работы, которой занимался Фальконер, и для организации, членом которой он состоял.