Книга Великолепные руины - Джесс Уолтер

– Да, – вздохнул Паскаль.

И тут бы история с кинематографом и закончилась, если бы не тетя Валерия. Она появилась из-за старой часовни, точно призрак, спотыкаясь и всхлипывая, вне себя от горя, стыда и усталости. Глаза ее были пусты, курчавые волосы стояли дыбом, одежда перепачкалась, на пыльных, осунувшихся щеках пролегли бороздки от пролитых слез.

– Diavollo!

Валерия прошла мимо гостиницы, мимо Алвиса и Паскаля и спустилась к воде. Перед ней бежали злобные деревенские кошки. Ричард Бёртон был слишком далеко, и она как фурия накинулась на Майкла.

– Дьявол, подлец, жестокий убийца! – шипела она по-итальянски. – Ornicida! Cruento assassino!

Ричард, который уже почти донес свою бутылку до яхты, обернулся:

– Дин, я же тебе велел заплатить за вино!

Майкл остановился. Он широко улыбнулся, надеясь отбить атаку, но старую ведьму было уже не остановить. Она ткнула в него узловатым пальцем. Ужасное проклятие прогремело над бухтой:

– Lo vi maledicono a moirire lentamente, tormentati du tua anima miserabile! Пусть смерть твоя будет долгой и мучительной и пусть иссохнет от страданий твоя душа!

– Дин, черт тебя побери, – заорал Ричард, – а ну давай быстро в лодку!

15. Первая глава мемуаров Майкла Дина, забракованная редактором

2006

Лос-Анджелес, штат Калифорния

Мотор!

С чего бы начать? С рождения, говорят обычно люди.

Ну что ж. Формально я появился на свет в 1939 году. Четвертый (всего нас было шестеро) ребенок ушлого юриста из Города ангелов. Но по-настоящему я родился лишь весной 1962-го.

Тогда мне открылось мое предназначение.

До этого я жил так, как живут, должно быть, все обычные люди. Ужинал с родителями, ходил на плавание и теннис, на лето ездил к двоюродным братьям во Флориду, щупал девчонок за школой и около кинотеатра.

Был ли я самым способным из класса? Нет. Самым красивым? Тоже нет. Вечно я вляпывался в Неприятности. С большой буквы. Одноклассники мне завидовали и часто лупили. Девчонки отвешивали пощечины. Школы выплевывали, как испорченную устрицу.

Отец считал меня предателем. Я предал его гордое имя и его ожидания. Мне полагалось учиться за границей. Окончить юридический факультет. Пройти стажировку в его фирме. Идти по его стопам. Прожить его жизнь. Вместо этого я пытался прожить свою. Два года я учился на актерском. Изучал бродвейские спектакли. В шестидесятом бросил учебу: хотел сниматься в кино. Но подвело цыплячье теловычитание, и меня не взяли. Тогда я решил узнать этот бизнес изнутри. Начать с самого низу. С отдела по связям с общественностью на киностудии «Двадцатый век Фокс».

Работали мы тогда в старом гараже, переоборудованном под офис. Целый день общались по телефону с репортерами. Старались, чтобы хорошие истории появлялись в прессе, а плохие туда не попадали. По вечерам нужно было ходить на премьеры и вечеринки. Вы спросите, нравилась ли мне работа? А кому бы она не понравилась? Каждый вечер на мне висла новая цыпочка. Солнце, минимум одежды, секс. Жизнь била ключом.

Начальником у меня был лопоухий жирный тип со Среднего Запада по имени Дули. Я был новичком, и он старался за мной присматривать. Потому что я мог представлять для него угрозу. Как-то утром, когда Дули не было в офисе, раздался звонок. На том конце телефонного провода бились в истерике, потому что у ворот студии стоял какой-то умник с очень занимательными фотографиями известного актера из вестернов. На вечеринке. Восходящая звезда, любимец публики. Чего публика не знала, так это что парень голубой, как майское небо. На фотографиях он целовал раскрывающийся в чужих штанах бутон. Лучшее представление в жизни этого актера.

Дули должен был вернуться только назавтра. Но фотограф-то до завтра ждать не стал бы. Сначала я позвонил журналюге из отдела светских сплетен, он был мне должен, и я слил ему информацию, будто бы этот ковбой обручился с юной актриской, тоже восходящей звездой, но уже второго плана. Откуда я знал, что она согласится? Я сам ее попользовал пару раз. Для нее связать свое имя с таким ковбоем означало кратчайшим путем пробиться наверх. Конечно, она согласилась. В этом городе все плывет исключительно вверх по течению. Потом я прогулялся до ворот и нанял этого умника для съемок на студийных фотопробах. Негативы сжег сам, никому не доверил.

Позвонили мне в полдень, а к пяти все было улажено. Но Дули на следующий день рвал и метал. Почему? Да потому что меня вызвал сам директор студии. Меня. Не его.

Дули обрабатывал меня целый час. Не смотри старику Скуросу в глаза. Не выражайся. И ни в коем случае не спорь.

Ладно. Я ждал в приемной целый час. Потом меня впустили в кабинет. Скурос сидел на краешке стола, в похоронном костюме, приличествующем директору студии. Жирдяй в очках с толстенными линзами и набриолиненными волосами. Он пригласил меня сесть. Предложил кока-колы, я поблагодарил. Высокомерный ублюдок открыл бутылку, налил в стакан треть и протянул мне. Бутылку он держал так, как будто другие две трети я пока не заслужил. Старый грек сидел на краю стола, смотрел, как я пью свою малюсенькую порцию колы, и задавал вопросы. Откуда я? Чем хотел бы заниматься? Какой мой любимый фильм? Про того ковбоя он даже не вспомнил ни разу. Я понять не мог, чего он ко мне прицепился.

– Майкл, что ты знаешь о «Клеопатре»?

Дурацкий вопрос. Каждая собака в городе знала про этот фильм все до мельчайших подробностей. «Клеопатра» живьем пожирала «Фокс». Идею фильма мусолили двадцать лет, пока Уолтер Вегнер в пятьдесят восьмом за нее не взялся. А потом Вегнер застукал свою жену, она как раз делала минет его агенту, и продюсер отстрелил обидчику яйца. Эстафету «Клеопатры» подхватил Рубен Мамульян. Он представил смету на два миллиона долларов, а на главную роль взял Джоан Коллинз. Бред! Клеопатра из нее была, как из президента балерина. Студия выкинула ее пинком под зад и пригласила Лиз Тейлор. Самая крупная звезда на небосклоне, вот только репутация подмоченная после того, как Лиз увела Эдди Фишера у Дебби Рейнолдс. Тейлор еще и тридцати не стукнуло, а под венец она сходила уже четырежды. Казалось бы, не самый лучший для нее момент. И что она делает? Требует миллион баксов за роль и еще десять процентов с проката. Да никому даже и полумиллиона за всю историю не заплатили, а эта дамочка желает миллион!

Но студия была в отчаянном положении, и Скурос согласился.

В 1960 году Мамульян выдвинулся со съемочной группой из сорока человек в Англию. И тут начался ад. Плохая погода. Сплошные неудачи. Постройка декораций. Демонтаж декораций. Постройка новых декораций. Мамульян не отснял ни одного кадра. Заболела Лиз. Простуда, зубной абсцесс, воспаление мозга, стафилококк, пневмония. Ей сделали трахеотомию, и она чуть не померла прямо на столе. Съемочная группа пинала балду, пила и резалась в карты. Через шестнадцать месяцев расходы перевалили за семь миллионов долларов, а Мамульян отснял всего полтора метра пленки. Полтора года, а парень даже до роста своего не дотянул! У Скуроса не было другого выхода. Он уволил Мамульяна и нанял Джо Манкевича. Манкевич перенес съемки в Италию и вышвырнул всех, кроме Лиз. Уговорил Дика Бёртона сняться в роли Марка Антония. Нанял пятьдесят сценаристов, чтобы они переписали сценарий, – вышло пятьсот страниц текста. Девятичасовой фильм. Студия теряла семьдесят штук в день, тысячи людей из массовки получали деньги просто так, дождь лил не переставая, съемочное оборудование утекало с площадки как вода, Лиз пила, а Манки начал поговаривать о том, что нужно снять три серии. Три серии! Обратного пути уже не было. С начала съемок прошло два года, двадцать миллионов уже спустили в унитаз, и бог его знает, сколько спустили бы еще. А бедняга Скурос надеялся, вопреки здравому смыслу, что на экраны выйдет лучший фильм в истории кинематографа.