Книга Американский герой - Ларри Бейнхарт

— Гейтс — хороший человек, — замечает Бейкер. И это соответствует действительности. Он был крепким орешком, то есть он не станет ничего рассказывать Конгрессу только потому, что этого требует закон, и будет искренне смущен, если правда выплывет наружу. Он был советологом, возглавлял аналитический отдел ЦРУ, был помощником и заместителем директора ЦРУ Уильяма Кейси. Рейган прочил Гейтса в преемники Кейси, однако его ходатайство было отклонено, когда выяснилось следующее: он не поставил Конгресс в известность, как того требовал закон, что Олли Норт не по назначению использует средства, вырученные от продажи Ирану оружия. Гейтс также известен подделкой документов в политических целях.

— Еще бы, — откликается Буш.

— А как деньги попадут к Банкеру?

— Вот тут я не в курсе, — отвечает Буш.

— Жаль, что ты мне раньше не сказал об этом. Я все-таки госсекретарь.

— Ну, вообще-то все получилось совершенно случайно.

— Я хочу сказать, что если мы с кем-то собираемся воевать, — Бейкер выжимает из себя улыбку, — то я вообще-то должен знать об этом. — Когда он впервые читал записку Этуотера, он ощутил в ней странную убедительность. Теперь же он ощущал лишь, что все это в высшей степени странно.

— Не дрейфь, Джимбо. Я знаю, что ты считаешь себя умнее, чем я. Только не надо меня недооценивать, как это делают остальные. Я был конгрессменом, председателем Республиканской партии, главой ЦРУ, послом в Китае и представителем в ООН. Многих ли ты знаешь, кто занимался хотя бы одним из этих дел и вышел бы чистеньким? А?

— Прошу прощения, господин президент. Я понял. У вас потрясающая способность выходить сухим из воды.

— Не садиться в лужу и не попадать впросак.

— Позвольте предложить вам выпить, господин президент.

— Спасибо, господин секретарь. И кстати, господин секретарь, хочу сообщить вам, что у меня все под контролем. Я не собираюсь допускать глупых ошибок. Я не собираюсь войти в историю как президент-идиот. Но я использую все возможности для того, чтобы победить. Так ты со мной или собираешься бежать с корабля?

— Мы находимся на высоте двадцати двух тысяч футов, и я не собираюсь бежать с корабля, — отвечает Бейкер и передает скотч президенту. Он намерен любым способом прекратить это безумие. Хотя бы потому, что президент обвел его вокруг пальца. И не то чтобы Бушу это не было свойственно — время от времени он делал такое, чтобы доказать Бейкеру, кто здесь главный. Но никогда это еще не касалось столь серьезных вещей.

— Теперь у меня туз в рукаве, — поддразнивает президент. — И мне это нравится. Прямо как у Берта Маверика.

Бейкер поднимает свой стакан. Он ничего не говорит о Брете и Барте. Президент чокается с ним.

— За войну, — произносит Буш. — За хорошую войну.

— Мне бы хотелось знать только одно, — замечает Бейкер, не прикасаясь к виски. — С кем мы будем воевать?

— Не знаю. Пока все еще в производстве.

Глава 29

Когда я открывал свой офис, то предполагал, что окружающие будут смотреть на меня с определенной долей презрения, подсмеиваться за моей спиной. Однако этого не произошло. В этом большой плюс Лос-Анджелеса: никого не интересует, как ты это получил и откуда, главное, что получил. Я ношу новую одежду. А когда я вожу Мэгги, то меня уже воспринимают не как шофера, а как бойфренда. Я начал сопровождать ее на бизнес-ланчи, бизнес-вечеринки и деловые встречи.

Самая важная из них, разумеется, встреча с Дэвидом Хартманом. Он соглашается с тем, что Мэгги пора сделать следующий шаг и открыть свою компанию. Конечно, если ей удастся найти соответствующего спонсора. И мы обсуждаем, где можно достать необходимые деньги. Он упоминает «Джей-ви-эс/Виктор», «Мусаши» и, возможно, «Эм-джи-эм», так как женское кино приобретает все большую популярность. Кроме этого, он может обратиться в «Парамаунт».

Правда, на самом деле встреча посвящена совсем не этому. На самом деле устроена она лишь для того, чтобы мы с ним посмотрели друг на друга. И оценили друг друга. Он делает все возможное, чтобы понравиться мне. Это хорошо. И даже умудряется вставить в свою речь пару слов из лексикона десантников.

Мэгги прикасается ко мне рукой. Крупный план ее пальцев, скользящих по моей руке, которые отчетливо говорят: «Это мой мужчина». Крупным планом лицо Мэгги. Крупным планом Хартман в тот момент, когда он это замечает. Крупный план Джо, когда он ощущает, что рука Мэгги защищает его, как плащ Супермена. И все это отражается на его лице.

— Джо не говорит ничего нового по сравнению с тем, что я думала раньше, — говорит Мэгги. — Просто рядом с ним я чувствую себя сильнее.

Резкое переключение на Хартмана — похоже, он ей верит.

На самом деле хорошо, что я не сплю с ней. Безумие целибата позволяет мне сохранять рассудок. Если бы я был с ней близок, у меня бы возникла иллюзия собственного величия, я бы начал считать себя ее бизнес-менеджером, будущим продюсером, вымогателем и спекулянтом. Как бы то ни было, я продолжаю смотреть на нее как на кинозвезду, каковой она и является, а сам веду себя как влюбленный дурак, что тоже полностью соответствует действительности. Я не знаю, как это ей удается, но в результате все получается очень правдоподобно. Она сияет, как абсолютно удовлетворенная женщина, переполненная гормонами любви. Ей удается обмануть даже меня, хотя я точно знаю по горящему в ее комнате свету и доносящимся оттуда звукам, что ее ночи столь же одиноки и безрадостны, как и мои.

Она действительно великая актриса. В этом не остается никаких сомнений.

— Я желаю Мэгги только добра, — замечает ее агент.

— И я тоже.

В это к нам подходит официант с бутылкой вина. Сто долларов в магазине, более двухсот по ресторанным ценам.

Когда я был подростком, любого идущего мне навстречу парня я автоматически оценивал по следующим параметрам: больше ли он меня? сильнее ли? смогу ли я с ним справиться? Когда я подрос, повоевал во Вьетнаме и вернулся, все изменилось. Теперь, когда я смотрю на парня, я себя опрашиваю: может ли он убить? убивал ли он когда-нибудь? сможет ли он сделать это еще раз? Мои критерии изменились.

Я смотрю на Хартмана. Вряд ли ему доводилось кого-нибудь убивать. Даже с большого расстояния на войне. Не знаю, почему для меня это так важно, но это важно. Позднее, когда я знакомлюсь с его личным делом, выясняется, что он действительно не участвовал ни в одном сражении. Может ли он убить человека? Думаю, ему бы хотелось это сделать. И не потому, что ему хотелось бы увидеть умирающего человека, хотя многие убивают именно ради этого, а просто чтобы ощутить себя собой.

Агенты специально обучаются тому, чтобы стать безжалостными, грубыми, бессердечными «убийцами».[71]Но быть агентом-киллером все равно что быть грубым футболистом. Неизбежно что-то ускользает. Даже в таком городе, как Лос-Анджелес, не испытьшающем никакого уважения к реальности, все это прекрасно понимают. Поэтому Хартману стоило бы взглянуть на себя в зеркало и осознать тот факт, что он настоящий убийца. Наверное, ему бы это понравилось.