Книга Нетерпеливый алхимик - Лоренсо Сильва

— Я жду вас снаружи.

Пита воспринял мои вопросы с таким спокойствием, словно заполнял анкету послепродажного обслуживания, подсунутую ему владельцем автомобильного салона. Мы получили четкие краткие ответы, которые почти совпадали с мнением Давилы, однако благоприятный отзыв Питы имел для нас несравнимо большее значение. Попытки начальника составить объективное мнение о подчиненном часто сталкиваются с методичным противодействием последнего, дабы преподнести себя в лучшем свете и тем самым защититься от нападок того, чьи приказы он исполняет. В какой-то момент мне показалось, будто Пита намеренно уклоняется от критической оценки Тринидада ради уважения к памяти покойного или из-за боязни нарушить установленные на станции правила. Однако вряд ли за его умолчанием скрывалась важная информация. Когда я спросил, не замечал ли он чего-нибудь необычного в поведении Солера за последние месяцы, он неожиданно ошарашил нас лаконичным, но чрезвычайно значимым для дальнейшего хода следствия заявлением:

— Ему часто звонили.

— Из города или по внутренней связи? — поинтересовался я.

— Чаще из города.

— На телефон станции или на его сотовый?

— На сотовый. — Он засмеялся. — Забавно, но у Тринидада их было два: один предоставила администрация, а другой он купил сам, года полтора назад. Я в шутку окрестил его Малышом Билли[77]— у того, если вы видели фильм, на обеих ляжках висело по мобильному, хотя по сравнению с ними телефон Тринидада выглядел сущей безделицей — какая-то финтифлюшка размером с зажигалку.

— Так вы не можете сказать, кто ему звонил? — спросила Чаморро.

— Правда, не могу, — сказал Пита, виновато сморщившись. — Постойте, сейчас припоминаю, что ему звонили сюда, в отдел. Женщина. Это продолжалось целый месяц, и она замучила меня просьбами подозвать к телефону Тринидада. Ее имя вертится у меня на кончике языка. Ага! Патриция. Ее зовут Патриция.

Мы с Чаморро переглянулись. Моя помощница оказалась проворнее и зачастила:

— Патриция, а дальше?

— Только Патриция. Она не называла фамилию.

— Он вам когда-нибудь о ней рассказывал?

— Никогда, — уверенно ответил Пита. — Похоже, ему не очень нравилась ее настойчивость. Не спрашивайте, почему, но когда я передавал ему очередное сообщение, он хмурился или делал озабоченное лицо.

— Когда начались звонки? — встрял я, улучив момент.

— В начале года, — прикинул он. — Не берусь сказать точнее.

Мне представилось, как бы развернулись события, если бы мы узнали о Патриции в апреле. Мы бы тут же локализировали ее звонки — тогда это было проще простого — и не только не закрыли дело, а, напротив, вовремя придали бы ему правильное направление. Только самонадеянный кретин, сказал я себе, ограничивается разговорами с начальниками, понимая, сколько притворства и лжи содержится в тех откровениях, которые они выслушивают. Ни для кого не секрет, что правда доходит до вышестоящих ушей если не в искаженном, то в сильно измочаленном виде.

Мы закончили разговор, и Давила в сопровождении Питы повел нас по станции. Мы пробежались по гигантскому залу электрооборудования, затем быстро осмотрели зал управления, напоминавший рубку звездолета из «Космической одиссеи, 2001 год».[78]Что нас заинтересовало всерьез и даже внушило трепетный страх, так это помещение с ядерным реактором — так называемая «контролируемая зона», где незримо витала тень Тринидада Солера, в чьи обязанности входило предотвращение повышенной радиационной опасности. Туда не пускали без специальной одежды и дозиметра. Давила объяснил его назначение:

— Дозиметр служит для измерения уровня радиации. Не волнуйтесь, — успокоил он нас, увидев, какую мину состроила Чаморро. — Доза ничтожно мало и не превышает одного микрозиверта. Для наглядности могу привести пример: она в пятьдесят раз меньше того облучения, какое мы получаем при рентгеноскопии грудной клетки.

В раздевалке была только одна кабинка, и Чаморро пошла первой. Вскоре она появилась перед нами затянутая в оранжевый комбинезон, слишком узкий для ее фигуры. Пита моментально просек округлые выпуклости на теле Чаморро, отсалютовав ей блеском загоревшихся глаз. Моя помощница покраснела и принялась остервенело, но безрезультатно растягивать эластичную ткань на груди и бедрах Все, подумал я, теперь Пита от нас не отстанет: для него Чаморро была нежданной завлекалочкой, чтобы потащиться за нами через всю станцию по уже обрыднувшему маршруту, меж тем как для меня — серьезным испытанием, которому уже не в первый раз подвергалась моя стойкость. Давила ничего не заметил.

Мы одолели еще несколько турникетов и дверей, пока не очутились в сердце огромной белой сферы. Несмотря на размеры, в ней ощущалась гнетущая стесненность и было жарко. На платформе, куда мы поднялись, располагались три одинаковые установки высотой с целый дом, покрашенные в такой же белый цвет, и бассейн, сиявший девственно чистой голубизной. Тут же, как нам объяснили, находился и сам реактор. Мы подошли поближе. У бассейна, в нескольких метрах от того места, где происходила ядерная реакция, сидели два оператора, на вид иностранцы, и о чем-то тихо переговаривались, используя для отдыха кратковременный перерыв в работе. Их голоса заглушал ровный гул, не очень сильный, но довольный, чтобы скрадывать отчетливость произносимых слов. Если бы мы не знали, что операторы расположились прямо над активной зоной, в которой, пытаясь высвободиться, бурлила и клокотала неизмеримо опасная сила, то могли бы принять их за нежившихся на солнышке туристов.

Давила вел себя с прежней настороженностью, однако Пита вполне разделял спокойное равнодушие операторов. Он старался держаться рядом с Чаморро и объяснял ей, что к чему, а та не оставляла безнадежных попыток растянуть облегающую ткань комбинезона. Для Питы, как и для Тринидада Солера, обстановка была обыденной. Мои мысли опять переключились на покойного. Я попытался представить себе его лицо, представить его движения, когда он находился в этом помещении, похожем на величественный древний храм в ультрасовременном исполнении. Бассейн пересекал перекидной мостик. Нас пригласили подняться, что мы и сделали, не спуская глаз с неподвижной воды.

— А что там, на дне? — спросила Чаморро, разглядев какие-то темные предметы наподобие прямоугольных металлических блоков.

— Отработанное топливо, — сказал Давила и тут же пояснил: — Урановые стержни, сгоревшие в реакторе.

— Да они же радиоактивные!

— Еще какие, — вмешался Пита.

— А тут наверху, не опасно? Ведь нас разделяет только слой воды, — встревожился я.

— Он равен почти семнадцати метрам, хотя по виду не скажешь, — успокаивал нас Давила. — Защищает лучше всякого свинцового блиндажа.