Книга Естественное убийство-3. Виноватые - Татьяна Соломатина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот неутомимый кретин! – обессилено вздохнул Всеволод Алексеевич.
– Да, я тоже позволила себе заметить, что фонетика ни к чёрту.
Алёна Дмитриевна лишь беззвучно хохотала.
– Господи, хорошо живыми ушли! – сказал Северный, устроив Алёну Дмитриевну на сиденье «Дефендера». – Как тебе моя маменька?
Вместо ответа Алёна повернулась к Северному и, как две ромашки, распахнула глаза. Правый зрачок был в норме с учётом освещённости, левый – с бусинку.
– Фу-уф! – шутливо выдохнул Всеволод Алексеевич. – Как сказала бы твоя дочь: «С мамой всё в порядке, анизокория в норме!»[14]
Алёна Дмитриевна при упоминании о дочери нахмурилась, и размер зрачков стал одинаковым.
– Кстати, об Алине. Необходимо заехать к ней и всё рассказать. Именно сегодня! Завтра у меня уже не хватит духу. Слишком много всего, и я хочу решить всё сразу.
– Возможно, прямо всё и именно сегодня решить не удастся, но я как раз хотел предложить тебе заехать к твоей дочери. В конце концов, мать отсутствовала целый месяц и…
– …и моя дочь вполне способна обеспечить себя едой и помыть за собой посуду! – расхохоталась Алёна.
– Но не родилась ещё на свет девочка, который не было бы приятно, когда о ней заботятся. Что любит Алина?
– Алина любит меня и лошадей.
– Малыш, ты очень умная женщина. Умная и красивая. И моя матушка даже сделала меня бесприданником, одним росчерком пера доверив тебе пару сотен квадратных метров недвижимости в Москве и ближнем Подмосковье. И я даже понимаю почему. Ты не только так же порядочна, как Маргарита Пименовна. Ты точно так же эгоистична, как она.
– Я эгоистична?! – наигранно возмутилась Соловецкая.
– Не стоит так повышать голос. Давно известно, что эгоисты – они и есть на самом-то деле самые настоящие альтруисты, когда речь идёт о жизни, о любви и о прочих подобных глобальных вещах. А в мелочах эгоисты такие эгоисты, что ой! Я, радость моя, спрашивал тебя о куда более незначительных, сиюминутных вещах, которые, по большому счёту, и составляют нашу жизнь. Что твоя дочь любит… поесть и выпить? Всего лишь.
– А-а-а… Фисташковое мороженое и мохито.
– Вот и отлично!
Алина очень обрадовалась матери и Всеволоду Алексеевичу. После положенных приветствий и поцелуев она отобрала у Северного пакеты, не позволив ему распоряжаться на своей пятиметровой кухоньке.
– Хорошо, что вы позвонили. Я могла бы и не зайти домой перед работой. Как отдохнули?
– Алина, у меня к тебе очень серьёзный разговор! – каким-то очень не своим голосом выдавила из себя Алёна.
– Тогда, может, пойдём в комнату? Мама, для очень серьёзного разговора нужно пространство. На этой кухне можно говорить только об очень несерьёзных глупостях. Ты купалась в море?
– Купалась.
– Страшно хочу на море. Летом полечу на Мальту. Если, разумеется, сумею накопить денег на поездку. Буду лежать на пляже, читать книжку и чтобы никого – ни лошадей, ни мужиков, ни…
– Каких это мужиков?! – нахмурилась Алёна.
– Мамочка, я пошутила! Никаких мужиков. Сплошные кошечки, собачки, алабаи весом пятьдесят восемь кило, кролики с бельмами, хомячки с простатитами и лошади, лошади, лошади. Ещё зачёты и рефераты, навоз и хлоргексидин, и… Мама, кофе будешь?
– Да.
– Тогда идите в комнату. Всеволод Алексеевич, очень вас прошу: не надо мне помогать. Хотя мне и очень приятно такое ваше желание, – улыбнулась Алина и вытолкала маму и Северного из кухни.
Через десять минут кофе был готов. Алина налила матери хорошую порцию виски и спросила:
– Мама, что есть такого важного, о чём мы не могли бы поговорить с тобой по телефону, по почте или, например, в следующую субботу?
– Алина, дело в том, что…
– Всеволод Алексеевич, хлопните мою маменьку по спине. Похоже, пластинку заело.
Алёна Дмитриевна ухнула залпом полстакана и, зажмурившись, выпалила скороговоркой:
– Алина, имя твоего биологического отца Тихонов Алексей Константинович! Я встретила его при крайне странных обстоятельствах в Крыму несколько недель назад, хотя до этого не виделась с ним двадцать один год, и…
– Мама, я знаю имя своего биологического отца, – совершенно спокойно сказала Алина Соловецкая.
– Как «знаю»? – ахнула Алёна. – Откуда? когда? кто тебе сказал? он?! Я его убью!
– Мама, мама! Спокойно! Вспомни про заповеди, про то, что «не» с глаголами пишется отдельно! Пример: «Не убий!» – рассмеялась Алина.
Девушка вплотную подошла к матери, погладила её по голове и поцеловала в макушку. Затем взяла бутылку и подлила Алёне ещё на два пальца.
– Когда ты вернёшь свой естественный окрас лица и будешь в состоянии спокойно слушать, я всё тебе коротко и последовательно расскажу. Коротко – потому что длинно рассказывать не о чем. Последовательно – потому что так удобнее воспринимать информацию. А для охов, ахов, возмущений и перемалывания словесного мусора у нас есть немецкая бабушка, тьфу-тьфу-тьфу, дай бог здоровья её германскому пенсионеру, он пока держится, курилка![15]
– Цвет. Цвет лица, а не окрас.
– Это у людей цвет. А у животных окрас. Животных я люблю больше, чем людей. В общем, «по палате». К тебе я отношусь, мамочка, как к животному. То есть с любовью.
Алина улыбнулась, налила себе в небольшой бокал мохито, вернулась в кресло и вопросительно посмотрела на мать. Алёна отпила глоток виски и махнула рукой: мол, всё в порядке, рассказывай.
– Не так давно у нас на конюшне появился господин Тихонов Алексей Константинович. Поинтересовался, возможно ли в его немолодом уже возрасте овладеть верховой ездой и какую при его нехилом весе лучше для этого завести коняшку. Я рассказала ему стандартную сказку о том, что любви к лошадям все возрасты покорны, и даже если вы слепой карлик, с детства страдающий параличом, то при наличии умной и выученной лошади она станет вашим лучшем другом, на манер собаки.
– Фу, какая ты язвительная! – вдруг строгим нарочито педагогическим тоном произнесла Алёна.
Алина переглянулась с Северным, и оба оглушительно расхохотались. Вытирая выступившие от смеха слёзы, Алина сквозь хохот выдавила из себя:
– О, мамочка! Ни боже мой! Не подумай чего плохого. Мы со Всеволодом Алексеевичем хохочем отнюдь не над слепыми карликами! Ни-ни-ни! Отнюдь нет! Просто, моя дорогая мамочка, меня воспитывала одна прекрасная, умная, обаятельная и, прости, слегка язвительная женщина. Всему, чему я выучилась, всему, что у меня есть, я обязана ей. И я благодарна ей за всё, люблю её больше всех на свете и никогда не перестану её любить.
