Книга Изгои - Маргарет Мерфи

– Ну, не такой уж и молодой, – поправила мисс Ярроп. – И эта Наталья, я уверена, вполне способна позаботиться о себе сама.

Грейс начала было говорить, но мисс Ярроп, повысив голос, закончила:

– Ничем не могу вам помочь. И если хотите узнать о Наталье больше, то вам следует разговаривать с ней.

Глава 31

Из-за того что работы среди иммигрантской общины стало намного больше, а нужно было еще расследовать новое убийство, людей им теперь катастрофически не хватало. Управление прислало им в помощь всего лишь нескольких офицеров, которые занимались бумажной работой. Единственное, что еще мог сделать Рикмен, – это требовать от своей команды продолжать работать сверхурочно без оплаты. Он понимал: если они в ближайшее время не добьются видимых успехов в расследовании, ситуация еще больше осложнится.

В восемьдесят первом массовые беспорядки бушевали совсем рядом с их домом. Тем летом было тепло, и он слушал звуки погромов и грабежей, подняв повыше раму, вопреки указаниям матери держать окна закрытыми, а шторы задернутыми. Правда, он не верил, что у них есть нечто такое, что стоило бы украсть.

Их дом стоял в нескольких минутах ходьбы от Лодж-лейн, где больше всего и свирепствовали грабители. До него доносились крики, звон разбитых стекол и следом вой сирен полиции, пожарных, машин «скорой помощи». Иногда водители, пренебрегая опасностью, пробивали бреши в баррикадах, и вскоре запах дыма от горящих автомобилей волнами растекался в воздухе. Горели разгромленные магазины, и, хотя уличные фонари не включали, ночью оранжевое зарево подсвечивало небо.

Он слушал карманный приемник, прижав его к уху, поэтому родители не догадывались, что он еще не спит. Встревоженный голос репортера описывал толпы, выносящие холодильники, телевизоры и прочие товары из разграбленных магазинов.

На следующий день, рано утром, он незаметно выбрался из дома и, хотя это было строжайше запрещено, отправился по магазинам. Глаза горели от сажи, как грязный снег падавшей с бесцветного неба, на котором не было ни облачка. На улицах стояла тишина. Не было слышно привычного громыхания транспорта на главной магистрали. Единственным звуком стало монотонное жужжание какого-то двигателя. Сначала он подумал, что это автобус, ожидающий пассажиров, но, обогнув угол, обнаружил, что это работает не один, а целых три пожарных насоса.

Кое-как он перебрался через разваленную каменную кладку в полкирпича и обломки шифера. Тротуары сверкали битым стеклом. Долгое время после этого его будут преследовать сны, в которых зачерненные сажей окна пугающе пялятся на него пустыми глазницами. Повсюду сожженные машины со снятыми или горящими черным дымом покрышками. На некоторых участках асфальт был оплавлен и изрыт огненным жаром.

Булочная Уильямса в середине квартала была разорена, крыша обвалилась, стропила едва не превратились в уголь. Уильямс продавал домашние пирожные, порой кривобокие, но всегда потрясающе вкусные. В лепешках было полно изюма, пирожные плевались в ладонь джемом или кремом, если ты сжимал их посильнее. Женщины за прилавком, которая смеялась над тем, как он долго пересчитывает монетки в потной ладошке, но всегда выбирала ему самый большой кекс и самую толстую лепешку, сейчас не было.

По соседству, в мелочной лавке, пахнущей мылом и пылью, его мать покупала тарелки и блюдца поштучно на замену битым. Еще здесь продавались пугачи и бумажные пистоны, взрывавшиеся как бомбочки. Они были незаменимы для дворовых войнушек на темных зимних улицах. Фейерверки в октябре, блестки и мишура в конце года, а весной пестрая смесь цветов – яркие маргаритки его мать высаживала на узкой полоске земли под окном.

Мелочная лавка была разграблена, окна разбиты, неузнаваемые остатки товаров валялись покрытые толстым слоем сажи. Ряды магазинов стояли пустые, вылизанные огнем и обреченные на уничтожение.

Тогда казалось, что идет война и он, одиннадцатилетний мальчик, находится в самом ее центре. И в его душе родилась боль, которая раздирала грудь и стала его неотъемлемой частью на долгие годы. Иногда она увядала до тупой, ноющей, но никогда не покидала его совсем. Теперь, когда Джефф смертельно устал, он наконец понял, что означает эта боль: бессильную ярость, унижение и разочарование, загнанные внутрь и взорвавшиеся жестокостью, которую он не смог сдержать.

После грабежей и пожаров сносили целые кварталы, сравнивая их с землей.

Он видел все это от начала до конца: зарождающиеся беспорядки, пожары, нарастание грабежей, массовые беспорядки и мертвые дома после. И он не хотел снова увидеть такой Токстет на своем веку. Ни за что.

После совещания со старшим инспектором Хинчклифом Рикмен прошел прямиком в отдел. Разговоры перешли в тихое жужжание, и он почувствовал, пока шел от двери к белой доске в дальнем конце комнаты, что все взгляды обращены на него. Разгон, который он устроил им за задержку регистрации рапортов и оформления вещдоков, возымел некоторое действие, но пятьдесят человек, использующих помещение в течение двенадцати часов, причем кто-то уходит, кто-то возвращается с задания, неизбежно создают неразбериху и путаницу. Столы были завалены кипами бумаг, всюду валялись пустые упаковки и использованные одноразовые стаканчики, в помещении стоял спертый дух поздних вечеров и дешевой еды.

Посмертные фотографии Софии Хабиб и жертв поджога были прикреплены к доске магнитами. Ниже фломастером написаны даты обнаружения тел и предполагаемые время и причины смерти. Новым добавлением было фото Якубаса Пятраускаса, отсканированное с его иммигрантского удостоверения и увеличенное для публикации в прессе. Вторую доску целиком занимала схема, созданная при помощи программы «Холмс-2», которая представляла в цвете сводную диаграмму основных версий и связующих звеньев расследования.

От всех жертв шли двунаправленные стрелки к рамке, озаглавленной «Лица, ищущие убежище». Рисованный портрет женщины на розовом фоне с подписью «Мисс Хабиб» был связан красной линией с Лексом Джорданом, который выглядел как пьяный работяга. Другая линия соединяла четырех жертв поджога, пока еще безымянных, с Джерардом Флинном, известным как Джез. Пунктир обозначал предполагаемую связь с Крысами из Рокеби, бандой Бифи.

От портрета Якубаса Пятраускаса тянулась стрелка к двум мужчинами в масках, которых свидетели видели выходящими из общежития, после того как он набрал три девятки. Версия по кражам документов на пособия была заключена еще в одну рамку. До настоящего времени единственным подтверждением данной версии было исчезновение бумаг Софии Хабиб.

Рикмен несколько минут изучал схему, пока народ заканчивал телефонные разговоры и занимал места. Когда установилась относительная тишина, он повернулся и спросил:

– Ну и чем удивите?

Никто не жаждал принимать вызов – команда молчала. И тут поднялся Фостер, принимая удар на себя: он понимал, что раздраженный после совещания босс может оттолкнуть от себя людей.

– Оказывается, я ошибался, босс.