Книга Слабое место жесткого диска - Петр Северцев

Он даже открыл рот, чтобы выразить, видимо, свой протест, но я предостерегающе поднял вверх указательный палец. Пролистав несколько страниц ежедневника Гермогена, я нашел еще одну запись: «Совершить молебен во здравие чада Л.К.».

– На сегодня пока все. Мне пора домой, – резюмировал я результаты своего осмотра. – Завтра я продолжу расследование, а сейчас мне есть над чем подумать.

– Могу я узнать, над чем?

– Пока нет. Лучше скажите, кто вчера вечером мог видеть женщину, приходившую к владыке? Кто может описать ее внешность?

Роман Николаевич ответил довольно быстро:

– Я думаю, что Настасья Владимировна. Обычно она впускает и выпускает людей, приходящих на прием по личным вопросам. Она сейчас здесь, пройдемте в основное здание, и вы сможете с ней поговорить.

Мы совершили обратный путь в главную избу, и перед моими глазами предстала та самая пожилая женщина в платочке с испуганным взглядом, которая встретила меня и Полежаева перед началом разговора с Романом Николаевичем.

– Настасья Владимировна, вы можете описать ту женщину, которая приходила вчера вечером? – резко спросил у нее секретарь.

Взгляд старушки стал еще более испуганным и озабоченным.

– Это тихая такая? – после напряженной паузы переспросила она.

– Откуда я знаю, тихая она или громкая? – раздраженно произнес отец Роман. – Если бы знал, не спросил бы вас…

– Блондинка она или брюнетка? В чем была одета? – спросил я.

– Вот этого не скажу, – покачала головой старушка, – волосы у нее под платочком были. А так – пальтишко серенькое, сапожки. Глаза такие – как скрозь тебя смотрят… И тихая такая, смиренная…

– Когда она пришла и когда ушла?

– Вот этого не скажу, – снова покачала головой Настасья Владимировна. – Я на часы особо не смотрю. Но с полчаса-то они говорили. Я как раз новости смотрела по первой программе – владыка разрешал мне телевизор включать – так вот, вроде пришла она, когда они начинались, а уходила, когда уже про спорт начали говорить…

– Значит, все в соответствии с записями в ежедневнике, – пробормотал я себе под нос. – Спасибо, Настасья Владимировна!

Поблагодарив старушку, я перевел взгляд на Романа Николаевича:

– Мне все-таки пора. Вы отвезете меня домой?

– Конечно.

Секретарь вышел во двор и окликнул шофера.

– Я тоже с вами, – сказал он, приглашая меня сесть в машину. – Мне нужно навестить родственников.

Почти всю дорогу мы ехали молча, так как я сказал отцу Роману, что на сегодня я перегружен информацией и буду готов к дальнейшей конструктивной деятельности только завтра утром.

Мы распрощались с ним около моего дома. Пожав мне руку своей пухлой ладонью, он выразил надежду, что я докопаюсь до истинных причин произошедшего трагического события. Я ответил, что я сам в этом кровно заинтересован. Отец Роман удовлетворенно кивнул и бросил шоферу:

– В микрорайон на Птичьей горе.

«Тридцать первая» исчезла в темноте, а я вдруг неожиданно вспомнил слова Виктора Скворцова о том, что именно на Птичьей горе весной у нас собираются на свой ежегодный слет ведьмы и колдуны. Уж не туда ли намылился странный бесфамильный человек по имени Роман Николаевич?..

От этой мысли мне на секунду подурнело, но я пересилил себя и стал старательно вспоминать основы диалектического материализма, которым меня некогда пичкали в школе. Я подумал, что его стройные постулаты помогут разрушить хотя бы на некоторое время то ощущение мистического болота, в котором я пребывал последнюю неделю. Вспомнить я смог всего лишь самое основное: «Бытие определяет сознание». Эта мысль меня, увы, не успокоила, поскольку бытие было чернее некуда, и сознание, следовательно, лишалось последних шансов на просветление.

В тревожном оцепенении я тихо поднялся по лестнице и так же тихо, словно опасаясь кого-то, открыл дверь своей квартиры. Быстренько включив свет в прихожей и вслед за этим в комнате, я обнаружил, что все вещи находятся на своих местах и посторонних в моей квартире нет. Я последовательно обошел всю квартиру и пришел к выводу, что внешне в ней все нормально. Однако меня не покидало ощущение чьего-то незримого недоброжелательного присутствия.

Из этого неустойчивого психического состояния меня резко вывел звонок сотового телефона. Я, почти обрадованный, подбежал к трубке и поднял ее…

Увы, после недолгого молчания оттуда послышались короткие гудки, словно звонящий просто проверял мое присутствие. Я машинально взглянул на время. Мой взгляд узрел, что только что электронные часы сменили три цифры из четырех. На табло застыли цифры 21:00.

«Господи, и тут мистика!» – подумал я и впился взглядом в телефонную трубку, ожидая повторного звонка. Однако его так и не прозвучало. Непонятно почему, но напряжение внутри меня нарастало.

И тут наконец я понял, почему. Я был совершенно один, я вел борьбу в одиночку. Приятель пал жертвой чьих-то неведомых козней и отказывался работать.

Внутренне холодея, я открыл потайную комнату и тихо, почти гипнотизируя своего верного друга, приблизился к нему вплотную.

После того как были выполнены стандартные операции по загрузке, я с замиранием сердца вошел в программу и вместо ПРЕДСТАВЬТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА Приятель сразу вывел на монитор все то же знакомое мне пожелание ПОДАРИТЬ ДВА КИЛОГРАММА МАНДАРИНОВ СЫНУ ЛАРИСЫ КРИКУНОВОЙ.

Минуту я сидел молча.

Потом меня накрыло.

«Е-мое! Дались тебе эти мандарины! – выкрикнул я. От досады я был готов схватить системный блок в охапку и со злостью трахнуть им об пол. – Так, значит, глючишь, да? Значит, филонишь, да? Сундук недоапгрейженный! Да иссохнет твоя материнская плата во веки веков! Тьфу!»…

Потратив на грязные ругательства по поводу предательства Приятеля около получаса, я почувствовал, что совершенно спокоен и даже хочу спать.

«В конце концов, справлюсь сам», – решил я. Страх перед неведомыми мистическими силами исчез, осталась только злость. По сути дела, после просмотра ежедневника Гермогена сомнения в причастности Ларисы Крикуновой ко всему происходящему у меня отпали.

Но с какой стати, зачем?! Я не мог поверить, что в такой хрупкой, милой женщине скрываются подобные античеловеческие намерения! C'est le sacrifice pour l'enfant innocente… Жертвоприношение ради невинного дитя… Французская фраза… Как она подпевала Патриции Каас у меня на диване! «Грешница!» – прав покойный отец Петр… Больной ребенок, трудности с лечением, безысходность… И все равно – зачем?!

Ее дружок из госбезопасности… Яд, возможно, рицин, о котором упоминал Приятель, советовавший в самом начале расследования проверить Нижегородцева на предмет спецслужб. Слова Романа Николаевича о связи церковников со спецслужбами…

Главная незадача, однако, в случае с владыкой заключается в том, что у нее есть алиби: в это время она лежала под священником Петром Зубовым!! Который, кстати, после этого тоже умер. Как чуть раньше бывшая подруга Ларисы Елена Скворцова. И в том и в другом случае клинические показания не предполагали летальный исход. Более того, прогнозы врачей были оптимистически противоположны. И в том и в другом случае был инфаркт…