Книга Сундук с тремя неизвестными - Валентина Андреева

Хоронили Лидочку на новом участке кладбища, где была сплошная глина. Именно тогда Арефьев за большие деньги приобрел себе соседний участок земли. Долго жить после операции он не надеялся. Для придания сделке видимости законности, в пустующую могилу была захоронена урна с прахом неизвестного бомжа, посмертно ставшего родственником Арефьева Игоря Леонидовича. Он получил свидетельство о праве на последний в жизни земельный участок. Теперь эту бордовую книжку передадут Варваре Семеновне. Чуть позднее. Когда она немного свыкнется со своим горем.

– Ей все равно бы пришлось горевать, – вздохнула Наташка. – Главбухша сказала, что два месяца назад у Арефьева начался рецидив – пошли метастазы, он стал активно терять вес. Ему постоянно кололи какие-то безумно дорогие препараты, счета на их приобретение оплачивала фирма. А его мать до сих пор уверена, что длительный срок лечения после пустяковой операции связан с заболеванием туберкулезом. Он ей так сказал. В наше свободное для бомжей и бродяжничества время эта «мумия» без конца возвращается. Запросто можно подцепить где угодно, причем иногда она выступает под маской сильной простуды.

Мне захотелось встать в выглянуть в окно – убедиться, что в окружающем нас мире ничего не изменилось. Но передумала. Поерзала на табуретке и успокоилась.

– Вот теперь понимаю, почему Игорь так бездумно подходил к вопросу женитьбы. Не слабо! Сменить трех жен, одна одной стервознее. Торопился жить. С другой стороны, после Лидочки не мог никого любить по-настоящему, а эти стервятницы в процессе охмурения денежного жениха, как пить дать, проявляли недюжинную изобретательность. По глупости он позволял себя обожать, считая (опять-таки по глупости), что осчастливил избранницу.

– Ир, давай помянем несчастного еще раз. И – все! Ночью мне за руль. А Игорек не козел. О покойниках нельзя говорить плохо. Он был просто взрослым мужчиной с душой наивного чукотского юноши.

Я с готовностью протянула свою чашку, и Наташка плеснула в нее коньяка.

– После твоей сегодняшней поездки на фирму у меня создалось впечатление, что похоронила брата.

– По разуму?

Я чуть не поперхнулась от возмущения, чем очень удивила Наташку.

– Нечего обижаться. Ничего плохого в виду не имела. Просто ты такая же взрослая особь, только женского пола с душой наивной чукотской девушки. А я ваша старшая, умудренная жизненным опытом сестра. Милосердия. С дипломом.

Мы еще долго обсуждали причину, по которой Игоря в прошлую пятницу понесло к Светке. И спорили столь громко, что дождались звонка в квартиру.

– Наташенька? – мирно пророкотала за дверью Анастас Иванович. – Как хорошо, что Ирочка у тебя. А я к ней названиваю!

– О, блин? – вытаращилась на меня Наташка. – Ты, оказывается, у меня? Надо же, как не вовремя. – И, пробурчав пару нелицеприятных слов то ли в мой адрес, то ли в адрес Анастас Ивановича, поплелась открывать.

– Ой, как удачно вы зашли! – напевно прозвучало из коридора. – А мы безвременную кончину париков обмываем. Ирина Санна, оказывается, имела глупость вернуть их Борису, а он пустил парики на обивку двери. На даче, вместо поролона. Остались только два карнавальных варианта – черный и рыжий, но они вам не пойдут.

– Ну почему же? – прогудела соседка. – Очень даже пойдут. Вы, Наташенька, подстрижете их прямо на моей голове, так, чтобы прическа мне шла. Это будет пробный вариант. На цвет закроем глаза.

Наташка растерялась. Даже через кухонную дверь я чувствовала, как подруге не хочется брать в руки расческу и ножницы, зато Анастас Ивановичу хочется влезть в Наташкину квартиру и в ней закрепиться. Наверное, в моей психической деятельности очень сильно доминирует правое полушарие. Как у всех ясновидящих.

Кончилось тем, что Анастас Иванович капитально «набралась». Причем без нашего участия. Все из той же коньячной емкости. Просто не бутылка, а бездонная бочка. Опьянев, соседка размякла и решила побрить голову. Не себе – Степану Ивановичу, убеждая нас, что это придаст ему солидность. А то смотрится рядом с женой мальчиком. Даже неудобно. Еле отговорили. Носом учуяв надвигающийся момент «отплытия» Анастас Ивановича, предусмотрительная Денька заранее удрала в комнату. Добровольно! Обычно ее из нашей с Наташкой компании не выпихнешь. Домой соседка уходила вполне довольная своей прической – черным париком с длинными прядями, напяленным на голову задом наперед, выделывая ногами, руками и шеей занимательные выкрутасы, заимствованные из народного узбекского танца. Уже будучи в коридоре, сгребла нас с Наташкой в кучку и, поблескивая таинственно сверкающими прищуренными очами, шепотом наказала ни в коем случае не говорить о посиделках Степану Ивановичу. Возвращение соседки к родным пенатам было ознаменовано грохотом.

– Говорила же ей – переверни парик. Неужели мужа раздавила? За то, что усомнился в ее трезвости. – Наташка сокрушенно вздохнула.

– Не похоже. Скорее всего, сделала небольшую перестановку в прихожей – заменила собой шкаф.

Открыв входную дверь, мы прислушались и, удовлетворенно улыбнувшись, разошлись по квартирам. Анастас Иванович мирно ворковала со своим шкафом для одежды, обещая ему новые антресоли. От Степана Ивановича.

Несмотря на солидное количество выпитого кофе, мне удалось заснуть. Причем без сновидений. Но что удивительно, едва открыв глаза, я сразу поняла, что в квартире Светланы Константиновны Серо-Беловой нам с Наташкой придется вести тщательные поиски не только разных документов.

6

Вечный пьяница, сосед по подъезду Колька не подвел. Вечером явился с работы в относительно трезвом состоянии, настроенный на амурно-технический лад. Как только он не называл Наташкину «Таврию»! И погремушечкой, и железякушкой, и умницей, доставшейся бабе-дуре. Подруга, со смирением примерившая на себя звание «бабы-дуры», и не мыслила возражать. До тех пор, пока Колька не поставил диагноз: засорился карбюратор.

– Как будто я в него мусор веником сметаю! – жаловалась мне Наташка, страдая от того, что «Ставрида» до завтрашнего вечера занедужила. – А этот «алкаш – золотые руки» жутко обиделся, когда я выразила сомнение по поводу его заключения. Все гаечные ключи побросал и с гордо поднятой головой отправился домой. Еле вытащила его из соседнего подъезда.

– А почему из соседнего?

– Так он со злости перепутал, где живет. Представляешь, как я выглядела в чужих глазах? Тащу его за рубаху, он сопротивляется, а я, чуть не плача, воплю: «Колянчик, ну, пожалуйста, вернись, я тебе еще поллитра куплю!» Он, разумеется, выпендривается, смекнул, что в таком состоянии готова и не на одну поллитровку разориться. Вцепился в дверную ручку намертво и только обиженно сопит. Но тут, к счастью, какая-то бабуся мимо семенила. Приостановилась и давай меня отчитывать! Что ты, говорит, девка, совсем сдурела? Молодая, красивая, неужели ж себе порядочного человека не найдешь? Совсем бабы рёхнулись, готовы за мужичьи портки бутылку отдать. Раньше за такую цену можно было гору дров запасти. Да как плюнет в сердцах! Колька хватку ослабил и заорал, что его штаны ни за какие бутылки не купишь. Словом, я его легко в сторону отшвырнула. Полкуста сирени снес и успокоился. Тут как раз дворничиха Татьяна подлетела и ну его чехвостить! Пришлось заступиться. В том плане, что сирень, если ее не прореживать, она все заполонит. Колька, надо отдать ему должное, добро ценить умеет. Ни слова не говоря… Ой, может, он язык при падении прикусил?… А, ладно, Зинка спасибо скажет. А язык заживет, как на собаке. Короче, Колька сразу рубаху снял – она у него нечаянно разодралась, да к тому же после дождя земля была не очень чистая. Карбюратор он тоже снял. Завернул его в немного попорченную рубаху и потащил домой – ремонтировать. Но вредность все-таки проявил. Только завтра вечером вернет машине хорошее настроение. Я предупредила, что можно без рубахи. Делать нечего, ночью придется ехать на «Шкоде»…