Книга Девочка и мертвецы - Владимир Данихнов

В ответ стонали раненые.

Здание сеть-клуба взяли в кольцо милиция, военные и ФСД. Подкатил джип с тяжелым пулеметом. Люди с каменными лицами следили за осторожными передвижениями Наташи. Мертвая девушка замерла у фонарного столба и, смущенно улыбаясь, обратилась к почтенному собранию:

— Судари, дайте сказать, не палите зазря! Я не причиню вам вреда! Но и вы мне не причиняйте: вы ж не бабезьяны, в конце-то концов!

— Она нас оскорбляет! — истерически завопил кто-то. — Нас, людей!

Ему влепили пощечину:

— Успокойся, рядовой! Надо выказывать доблесть, нет времени истерить!

Из дверей клуба вышел лейтенант с окровавленным Корпусом на руках:

— Голубчики! — крикнул он, роняя убитого на теплый сырой асфальт. — Посмотрите, что эта тварь сделала с простым русским рядовым!

— Серая дрянь недостойна коптить наше небо, — потрясенно прошептал капитан ФСД Мальчиков и скомандовал: — Огонь на поражение!

— Капитан! Первоцвет Любимович приказал взять тварь живой!

— Беру всю ответственность на себя, — процедил Мальчиков. — Тварь, подобная этой, убила мою бабушку в Пушкино. — Он уверенно повторил: — Огонь!

Плотный огонь заставил Наташу юрким осьминогом забраться на вершину фонарного столба, а оттуда совершить могучий прыжок на крышу частного продовольственного магазина.

— Судари, не будьте бабезьянами! — закричала она с крыши. — Образумьтесь!

Тяжелый пулемет застрочил по крыше магазина; с кряхтением рухнула беременная неоном вывеска. Какой-то молодой рядовой закричал:

— Не сметь! Это семейная собственность!

— Что? Что такое?

— Семейный магазин Ищенко рушат! Вот сволочи!

Рядовой Ищенко забрался на джип, схватил пулеметчика за плечо и закричал:

— Прекрати стрелять!

— Че?!

— Прекрати немедленно!

Мальчиков увидел, что Ищенко мешает пулеметчику, и приказал:

— Арестовать Ищенко! Он заодно с мертвячкой!

— Серые среди нас! — завопил кто-то справа. — Ищенко — мертвяк!

Люди дрогнули: милиционеры направили стволы на военных, военные направили стволы на милиционеров, эфэсдэшники направили стволы на всех.

— Братушки, да что же вы…

— Мочи серых! — закричал лейтенант, пытавшийся сделать непрямой массаж сердца Корпусу. — Всех до единого убить!

— А-а-а-а-а…

— Ма-а-ачи!

— …а-а-а-а-а!

Стреляли, куда попало. Во всеобщем хаосе погиб капитан Мальчиков: его сразили пулей в грудь. Падая на пахнущий пряностями тротуар, он успел подумать, что умирает, как настоящий мужчина.

— С-цуки!

— Серые! Мертвяки вокруг!

Перестрелка продолжалась минуты три. Вскоре перекресток был усеян телами убитых и тяжелораненых. Лейтенант убедился, что Корпуса уже не оживить, достал пистолет, приставил ствол к виску и нажал на спусковой крючок: осечка.

— Тьфу, напасть, — пробормотал лейтенант и опять нажал на спусковой крючок: осечка.

— Видимо, сам бог против моей смерти, — заявил лейтенант потрясенно. — А кто я такой, чтоб противиться божьей воле? — Уверенный, что выстрела не последует и в третий раз, лейтенант снова нажал на спусковой крючок: выстрел, однако, последовал. Лейтенант упал, как тонкая березка, подрубленная злым топором дровосека.

Из сеть-клуба на карачках выполз испуганный Захарчук. Увидел мертвые тела, почесал в затылке:

— Всех убила! — Он вздохнул. — А такой положительной барышней казалась.

Глава семнадцатая

Посреди ночи Рыбнева одолел кошмар. Рыбнев сел на кровати, вращая круглыми глазами, сжимая потными руками простыню. Отдышался. Прислушался: в соседнем номере гулеванили командированные. Подозрительных звуков не слыхать. И всё же Рыбнева не покидало чувство, что за ним следят. Страшная мысль терзала уставший разум: его нашли. Сейчас раздастся стук в дверь. Вот сейчас.

Но стук не раздался.

Рыбнев вышел на балкон — развеяться, покурить. Ночь была звездная. Над провинциальным городком Платоновском курились вонючие дымки. Запах стоял плотный, почти осязаемый: город славился бойнями, мыловарнями и колбасными заводами. Горели красные огни в районе неликвидных проституток. По рельсам тарахтели знаменитые ночные трамваи, которыми так гордятся жители Платоновска.

Рыбнев остановился в гостинице три дня назад. Он не собирался задерживаться, однако сильно простудился и проводил уже третью ночь в номере с окнами, заклеенными пролетарскими газетами. Как надеялся, — последнюю.

Докурив сигарету, Рыбнев метнул окурок в звездную ночь. И тут же заметил человека внизу. Человек прятался в тупичке, в тени мусорных контейнеров, напротив гостиницы. У Рыбнева екнуло сердце: не обмануло предчувствие! Его нашли и установили слежку!

Стараясь не выдать себя, он вернулся в комнату и, не включая свет, быстро оделся. Вышел из номера, огляделся: коридор пустовал. Рыбнев тщательно запер дверь. Остановился на минутку у двери, за которой гуляли веселые командированные. Прислушался.

Пьяный мужской голос надрывался:

— Все подонки, Лёха! Все!

«Вовсе и не все», — обиженно подумал Рыбнев, вспомнив Сашу. Схватился за голову: в виски словно вкрутило два самореза.

— Пр-роклятье… — прошептал Рыбнев и по лестнице спустился в вестибюль. Он старался не думать о мертвой невесте, и голову чуть отпустило. Звякнув в колокольчик, Рыбнев разбудил портье, расплатился с ним и вернул ключи от номера. Портье зевнул:

— Уезжаете?

Рыбнев кивнул.

— Лучше б утра подождали, — заметил портье. — Междугородные автобусы с семи часов ходить начинают.

Рыбнев пожал плечами, и портье вновь уснул.

Рыбнев вышел наружу. Поежился от холодного пронизывающего ветра. Постоял на пороге, наблюдая за обрывками газет, ползущими по асфальту. Краем глаза уловил движение в темном тупике, но виду не подал. Сунул руки в карманы и пошел по улице, мимо тупика.

— Эй, гражданин… — раздалось за спиной.

Рыбнев не обернулся. По тротуару торопливо застучали каблуки.

— Да погоди ты!

Рыбнев сжал рукоять ножа, спрятанного за пазухой.

Мелькнула мысль: человек все-таки…

Потом другая: может, и не соглядатай, может, просто…

И, наконец, третья: после того как убил невинную машинистку Наташу, чего терять?

— Эй, граждани…

Рыбнев развернулся и всадил лезвие в темную фигуру.

Фигура как на автопилоте пробормотала: «Спичек не найде…» — и опустилась на асфальт нелепой загогулиной.