Книга Опрокинутый купол - Николай Буянов

Их хватились утром. Елань вместе с прискакавшим на двор воеводой разослала гонцов проверить дороги и тропки в окрестностях, велела расспросить всех, кто видел брата и сестру накануне побега… И не уставала недоумевать: вроде не было у девочки повода таить обиду на нее, а городская дружина к лету собиралась принять нового полноправного воина.

Княгиня вышла во двор усадьбы, крикнула конюшенного.

– Велишь запрягать возок, госпожа? – поклонившись, спросил тот.

– Нет. Верхом поеду, – сказала Елань. – Еремей, будешь меня сопровождать. Чую, беда случилась.

Дробно простучали копыта, взметнулась по двору снежная пыль. Всадники вылетели из ворот. Верный Еремей держался чуть позади и правее, сумрачно глядя на дорогу и с неудовольствием думая о княгине: вот же неразумная. Никак не желает заботиться о себе. Времена нынче неспокойные, следовало бы все же ехать в санях и дружинников с собой взять побольше, а не трех человек. Случись что – слабая защита.

Князь Ярослав, подбоченясь, сидел на вороном жеребце и усмехался в длинные усы, глядя на приближающегося Олега. Глаза его были нехорошие: он знал, что Олег не пойдет против данного слова и приедет один. Разведчики, тайком проследив за Белозерским князем, подтвердили, что тот не взял с собой даже телохранителей. Совсем глупо, хоть и благородно. Ну что ж. Тем лучше…

За последние годы Ярослав отяжелел. Тело, некогда мощное и мускулистое, обросло жирком и округлилось. Едва в кольчугу влезало. Зато ум в страшной, беспощадной борьбе за власть приобрел звериную жестокость и хитрость. Уговорив своего брата Мстислава отдать его дочь замуж за половецкого хана Хейгу, Новгородский князь приобрел в стане врага собственные глаза и уши, ибо Хейгу состоял на службе у самого Мелика, ближайшего приближенного Бату-хана.

Хейгу, сын второй жены Тынгэ-хана, увидел свою двадцать первую весну, когда покоритель степей Чингиз, сокрушив Хорезм-шаха, взяв сказочный город Самарканд и, привязав к копью голову кавказского правителя Гюрли, всей своей мощью обрушился на половцев, укочевавших в прикаспийских степях. Те сопротивлялись недолго. Слишком привыкли к беззаботному существованию: долгие годы у них не находилось достойного противника (да и вообще никакого). Набеги на пограничные города руссов в счет не шли: налетят табуном, с дикими криками, осыплют тучей стрел, возьмут добычу, которую успеют, и – назад в степь, только пыль столбом из-под копыт.

После быстрого и постыдного разгрома одни половецкие ханы погибли, сражаясь с монголами до последнего (но таких было немного), другие побежали к недавним противникам, русским князьям, с мольбой о защите. Третьи предпочли перейти под знамя Чингизидов. Были и такие, что ухитрялись служить двум богам одновременно… Хейгу, к примеру, регулярно слал донесения в Новгород, поэтому Ярослав всегда был в курсе дел, происходящих в курултае.

Весть о скором вторжении монголов в северо-восточную Русь осенью 1236 года привез венгерский монах-миссионер Юлиан. Толстенький, маленького роста, с обыкновенной тонзурой на голове, Юлиан не столько проповедовал христианство, сколько старался установить степень надвигавшейся с востока опасности.

Глубокой ночью монах добрался до ворот Новгорода. Лошадь под ним была монгольская: низкорослая и мохнатая, со слегка кривыми ногами, но зато выносливая и неприхотливая. Высоких красавцев скакунов пришлось бы менять на каждом постоялом дворе, а этого шпион, посланный венгерским королем Белой, позволить себе не мог.

Ярослав встретил Юлиана неприветливо. Почти до полудня продержал возле терема, велев слугам отвечать всякий раз: устали, мол, наш господин после государственных дел. Почивают, будить не велено. Монаха, однако, было трудно этим пронять. Когда князь, наконец, позевывая и дотягиваясь, вышел на крыльцо, то увидел венгерского посланника спокойно расположившимся прямо на земле, на дурно пахнущей лошадиной попоне, с кувшинчиком вина и пирогом с белой рыбой. Потягивая греховный напиток, Юлиан смиренно созерцал облака, плывшие в высоком сентябрьском небе…

– С чем пришел? – лениво спросил Ярослав. Юлиан степенно встал, отряхнул крошки и осенил князя крестным знамением. Тот едва сдержался, чтобы не кликнуть слуг и не вытянуть непочтительного странника плетью. Нельзя. Вести, которые тот, возможно, привез, были теперь на вес золота.

– Позволь вкусить твоего гостеприимства, господин, – церемонно ответил Юлиан. – Я устал с дороги и, кроме того, хотел бы поговорить с тобой с глазу на глаз…

Слуга выскочил вперед, брызжа слюной от ярости.

– Ты с кем разговариваешь, невежда? Перед тобой князь!

– Оставь, – коротко приказал Ярослав. – Проводи его в горницу, накорми… Хотя нет, он и так не страдает худобой. Отбери вино и следи, чтобы не пил более. Да кликни охрану, чтобы стояли у дверей моих покоев.

– Слушаюсь, господин.

Юлиан был, однако, трезв, как и подобает истинному монаху. Подозрительно оглядев его с ног до головы и поняв, что его провели, Ярослав буркнул:

– Говори.

– Смею сообщить, великий князь, – начал тот, – что крепость Торжок пала после двух недель осады. Сейчас тумены Батыя селигерским путем идут к Новгороду.

Эта новость была подобна грому. Ярослав тяжело опустился на лавку, покрытую дорогим ковром. Испуганно взглянул в темный угол: показалось, будто князь Владимирский Юрий Всеволодович, погибший с мечом в руке на реке Сити, взирает с холодной усмешкой (ему сильно досталось в сече: высокий шлем с грозной черной стрелкой над переносицей разбит ударом копья, кровавый рубец тянется через скулу вниз, до ключицы, чешуйчатый панцирь на груди вмят внутрь, разорван, окровавлен…). Грехи мои, подумал Ярослав, вспомнив прискакавшего к городским воротам гонца с просьбой о помощи. Суздаль не дал людей в ополчение князю Юрию – и был уничтожен до последнего дома, до последнего человека. Отказал Торжок – и сам не устоял перед туменами Субудая. Закрылись перед Юрьевым посланником новгородские ворота – и… Сколько осталось Новгороду? Неделя, месяц? Столько, ответил сам себе Ярослав, сколько продержится Игнач-Крест, последний заслон на пути Батыя к Селигер-озеру.

– На Игнач-Крест надежда невелика, – будто подслушав его мысли, сказал монах. – И помощи тебе не пришлют так же, как и не прислал ты.

– И что ты посоветуешь? – помертвевши, спросил Ярослав.

– Я постараюсь отвести от тебя опасность. Сейчас Батый в раздумье: его поход не укладывается в намеченные сроки. На Рязань он потратил неделю. Три дня – на Владимир, две недели на Торжок и Суздаль. Весной снег сойдет, его кони исхудают от бескормицы, увязнут в ваших северных болотах и не потянут обозы с награбленным. Его подданные не смогут осесть здесь – эти земли не годятся для кочевья. Реки набухнут и превратятся в озера. Батый понимает, что может увязнуть в этих местах. Но он также боится, что его войска, не взяв достаточно добычи, взбунтуются. У него будет единственный выход: повернуть на юг, в степи, чтобы успеть насытить своих нукеров золотом и вражеской кровью…