Книга За гранью - Питер Робинсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Только то, что все они были в возрасте от восьми до двенадцати лет.
— Где они теперь, тоже не выяснила?
— Нет. Ливерсиджи не знают. Да я и не спрашивала.
— Не отчаивайся. Мы сделаем из тебя детектива.
— Нет уж, спасибо.
— Давай подумаем, как их разыскать. Они смогут рассказать нам о Люси больше, чем ее приемные родители.
— Хорошо. Начну с того, что выясню, согласятся ли социальные работники говорить со мной.
— Держу пари, что будут не очень рады. Самое лучшее — найти пенсионера или того, кто перешел на другую работу. Для них рассказ о прошлых делах уже не кажется предательством.
— Я как-никак психолог, уж сама разберусь.
Бэнкс рассмеялся в трубку:
— Телефонная линия иногда искажает информацию, так что в данном случае произошло смешение обязанностей детектива и психолога.
— Прибереги эту шутку для своих тупоголовых коллег.
— Спасибо тебе, Дженни. Ты проделала колоссальную работу.
— Я еще только начала.
— Держи меня в курсе.
— Обязательно.
Когда Бэнкс положил трубку, королева госпела Махалия Джексон пела «Приди же, Воскресенье». Убавив громкость и взяв недопитый бокал, он вышел на небольшой балкон, нависавший над водопадом Грэтли. Дождь уже кончился, но до этого, во время ливня, шум падающих капель был таким сильным, что почти перекрывал рокот водопада. Солнце только что село, и яркие розовые и оранжевые отблески угасали на западе, пробиваясь сквозь темные облака, в то время как темнеющая восточная часть неба из бледно-голубой становилась чернильно-синей. Сразу за водопадом виднелось пастбище, по которому бродили овцы. Посреди пастбища стояло несколько огромных старых деревьев, на которых обосновались грачи, по утрам часто будившие Бэнкса своими шумными перебранками. Он был уверен, что грачи — самые вздорные и невоспитанные птицы. Позади пастбища долина шла под уклон к берегу протекавшей на расстоянии чуть больше мили от его дома реки Суэйн. На противоположном холмистом берегу в слабеющем вечернем свете Бэнкс еще мог рассмотреть огромный зияющий вход в Вороний утес, похожий на разинутый в улыбке рот скелета. Стены этого древнескандинавского строения, выложенные сухой кладкой, все еще рельефно выделялись на фоне меркнущего вечернего неба. Посмотрев направо, он увидел колокольню хелмторпской церкви, стоявшую в самом низу долины.
Бэнкс взглянул на часы. Еще не слишком поздно, можно дойти до паба «Собака и ружье», выпить пинту пива, а может, поговорить с завсегдатаями из местных, с которыми он свел знакомство после переезда. Нет, решил он, компания ему сейчас не нужна; надо о многом подумать: каковы могут быть последствия смерти Терри Пэйна, где искать останки Лиан Рей и что может дать для расследования информация, полученная Дженни Фуллер о прошлом Люси. Бэнкс вдруг подумал, что, после того как он занялся делом Хамелеона, его стало все сильнее тянуть к одиночеству и все менее — к легкой трепотне в баре. Скорее всего, решил он, расследование страшного преступления, реальное ощущение присутствия зла сделали разговоры о пустяках совершенно несовместимыми с возложенной на него ответственностью за происходящее.
Да еще известие о беременности Сандры продолжало его мучить, возвращало к воспоминаниям о прежней жизни, которую он старался забыть. Бэнкс понимал, что не может добавить веселья ни в одну компанию, но и ложиться спать в такую рань ему тоже не хотелось. Он вошел в комнату, добавил в бокал виски, взял сигареты и, снова выйдя на балкон, продолжил наблюдать последние отблески закатного света. Из далеких вересковых зарослей донеслась трель кроншнепа, Махалия Джексон продолжала вести мелодию уже без слов: слова она уже давно пропела.
Пятничное утро для Мэгги началось неудачно. Она провела беспокойную ночь, часто просыпалась от неясных, пугающих сновидений, которые исчезали тотчас, когда она вздрагивала от собственного крика, пытаясь убежать от опасности. Вновь засыпала не сразу, и не только из-за колотящегося сердца, но и из-за зловещих голосов и шума, доносившихся из дома напротив. Неужели полиция вообще никогда не спит?
Проснувшись в очередной раз от кошмара, она сходила на кухню за стаканом воды и, выглянув в окно спальни, увидела нескольких офицеров полиции в форме: они грузили в фургон с работающим мотором картонные коробки. Другие втаскивали в дверь какие-то странные устройства, и вскоре Мэгги почудилось, что она видит призрачное свечение, мечущееся за опущенными шторами гостиной дома номер тридцать пять. В саду перед фасадом дома продолжались раскопки; место раскопок было закрыто парусиновыми ширмами и освещалось фонарями, установленными внутри, поэтому Мэгги могла разглядеть, как на экране, лишь увеличенные и деформированные тени мужских силуэтов. Эти пугающие фигуры перебирались в ее следующий ночной кошмар, и она в конце концов перестала понимать, спит она или бодрствует.
Она окончательно проснулась в самом начале восьмого и направилась на кухню, полагая, что чашка чая поможет ей успокоиться. Мэгги думала сегодня продолжить работу над сказками братьев Гримм, — возможно, примется за «Гензель и Гретель»; эскизами к сказке «Рапунцель» она была вполне довольна, потому ей хотелось хотя бы на несколько часов выбросить из головы мысли о доме напротив.
Вскоре она услышала, как к крыльцу подъехал разносчик почты, и газета упала на коврик, лежащий перед дверью в прихожей. Мэгги подняла ее, вернулась на кухню.
Статья Лорейн Темпл, напечатанная на первой полосе, сразу бросилась в глаза; рядом с ней, под заголовком, набранным более крупным шрифтом, было сообщение о том, что Терри Пэйн умер, не приходя в сознание. Газета поместила еще и фотографию Мэгги, хотя она не давала на то разрешения. Должно быть, фотограф сделал снимок, когда она шла в паб на встречу с Лорейн, подумала она: ее запечатлели в тех же джинсах и светлом пиджаке, что были на ней в тот вторник.
«ДОМ ПЭЙНОВ: ЧТО РАССКАЗЫВАЕТ СОСЕДКА» — гласил заголовок, а статья подробно сообщала о том, как Мэгги, услышав подозрительные звуки из дома тридцать пять, расположенного по другую сторону Хилл-стрит, позвонила в полицию. Называя Мэгги подругой Люси Пэйн, журналистка излагала, что пришлось вытерпеть Люси, которая было жертвой домашнего насилия, как она боялась своего мужа. Все написанное с достаточной точностью соответствовало словам Мэгги. Но не обошлось и без ложки дегтя. Согласно источникам в Торонто, писала в своей статье Лорейн Темпл, Мэгги Фостер и сама находится в бегах от жестокого супруга, Уильяма Берка, практикующего в Торонто адвоката; подробно осветила время, проведенное Мэгги в больнице, и бесплодные попытки удержать мужа на расстоянии с помощью судебных решений. Изображая Мэгги нервной, бесцветной женщиной, этакой серой мышкой, Лорейн Темпл также упомянула и о том, что она посещает местного психиатра, доктора Симмс, которая «отказалась от каких-либо комментариев».
Журналистка закончила статью предположением, что из-за собственных психологических проблем Мэгги склонна излишне доверять людям, попавшим в похожую ситуацию. Лорейн не могла в открытую заявить, что считает Люси виновной — закон об ответственности за клевету сурово наказывает за это, — но она заронила сомнение в души читателей, что Люси неискренна и вполне могла обвести вокруг пальца слабую и легковерную Мэгги. Конечно, это была чушь, но чушь, эффективно воздействующая на мозги.