Книга Пока мы можем говорить - Марина Козлова

– Это все, чем ты можешь мне помочь? – разочарованно прохрипел Дамиан. – А я думал… Ты же…

– У тебя смерть хозяйничает на кухне, – сказал Андрес. – Только Бог…

– Какой Бог?! – в отчаянии закричал Дамиан. – Я умираю! Из меня скоро кровь вытечет вся… Прогони мою смерть, о господи…

– Вот-вот, – пробормотал Андрес. – Примерно в таком духе. Начинай. Я во дворе побуду.

Через полчаса он вернулся и закрыл Дамиану глаза. Вынул из его рук тяжелый окровавленный комок, бросил в угол. Перенес Дамиана на диван, скрестил ему руки на груди, вложил в них распятие.

Врачам «скорой» объяснил, что приехал к больному другу по его просьбе, но застал его уже мертвым.

Утром, по дороге к ритуальному бюро, Андрес увидел переговорный пункт и подумал, что надо бы наконец позвонить Алехандре. Зашел и позвонил. Дальше время для него сплющилось и перестало соответствовать физическим законам. Андресу показалось, что не прошло и минуты, как он оплатил все услуги в похоронном бюро. Почти в этот же самый момент он оказался в церкви, где передал растерянному от напора падре некую сумму, которая на несколько нулей отличалась от символической. А также попросил позаботиться, чтобы церемония погребения Дамиана на местном кладбище прошла должным образом. И вот он уже на переднем сиденье старого BMW, чей владелец пообещал Андресу, что доставит его в Мадрид вот просто непосредственно по воздуху. «Это мой маленький личный самолет», – улыбался он в желтые усы, поглаживая приборную панель темными морщинистыми пальцами.

– Где они? – Только переступив порог, Андрес схватил измученную Марию за плечи. – Где они?

– Да в госпитале они, сеньор Андрес. – Мария с явным выстраданным превосходством взглянула на ошалевшего отца сверху вниз, вытащила и снова воткнула в узел волос две шпильки – одну за другой. – В больнице, у врачей. Где ж им еще быть-то? – Сжалившись, погладила его по руке, большого, сгорбившегося над ней, тяжело дышащего. – Все хорошо у нас, не волнуйтесь, – все хорошо.

* * *

Спустя три месяца, ранним октябрьским вечером воздух местами был теплым, как парно́е молоко, а местами – уже прохладным, с запахом подгнившей влажной травы. Будто маленькие атмосферные фронты неторопливо шли на сближение на окраине Западного парка, вблизи района Монклоа.

Отсюда до дома было рукой подать.

Андрес торопился к ужину. В левой руке нес большую упаковку подгузников, правой прижимал к груди птичью клетку с двумя рисовыми амадинами, серенькими, красноклювыми, беспокойными от неизвестности. Алехандра до сих пор равнодушно относилась к домашней живности, а вчера вдруг возжелала птиц на веранду. Точнее, для начала Алехандре захотелось устроить на веранде специальный чайный стол, а уж потом ей в голову стали одна за другой приходить сопутствующие дизайнерские идеи – скатерть из русских кружев, птицы в клетке. Мария спрашивала, не подойдут ли, на худой конец, каталонские кружева для такого дела – уж вроде бы не такая редкость, как какие-то… как ты говоришь, Алехандра? Вологодские? Так вот, не такая уж заморская диковинка, как эти твои вологодские, убеждала Мария. Но Алехандра твердо стояла на своем и даже в ближайшее время собралась посетить русский культурный центр на предмет приобретения кружев. Может, их каким-то образом можно переслать, рассуждала она. Наложенным платежом, например… Видимо, идея чаепития оформилась у нее как сугубо русская идея, а всему виной, как понял Андрес, томик Тургенева, который валялся в детской. Когда дети спали, Алехандра читала урывками, минут по двадцать, пока красавицы не начинали разевать розовые ротишки и призывать маму по поводу и без. Из всех развлечений больше всего девочки любили, чтобы их брали на руки. Родительским теплом они питались примерно так же, как материнским молоком или, скорее, так, как зеленый лист поглощает солнечный свет – всей поверхностью. В ответ они, по всем правилам фотосинтеза, заполняли пространство настоящим первосортным кислородом – Андрес с Алехандрой дышали и не могли надышаться их кожей, сладким младенческим дыханием, запахом их прозрачных льняных волос.

Андрес остановился – вдруг почему-то перехватило дыхание. Алехандра простит, наверное, если он сделает пятиминутный перекур. Клетку и неудобный пакет с памперсами он поставил на траву, разогнулся и увидел в конце аллеи знакомый двухместный экипаж своих малышей. Мария катила коляску, Алехандра шла рядом. Вот она заметила его, радостно взмахнула руками. Вот она уже бежит к нему по аллее, в длинной черной юбке, в плетеных сандалиях. Еще несколько секунд – и она повиснет у него на шее. Вот ее волосы, завязанные в узел, распутываются и освобождаются от шпилек. И в этот момент боковым зрением Андрес видит что-то еще, какую-то темную тень впереди, за деревьями. Тень тоже приближается к Андресу. Вот тень почти поравнялась с бегущей Алехандрой, будто два спортсмена наперегонки рвутся к финишной черте. Раздается плотный вакуумный хлопок и одновременно или на мгновение раньше Алехандра привычно повисает у Андреса на шее, а он привычно обхватывает ее обеими руками. Все привычно, как обычно, непривычно только одно – его руки прикасаются к чему-то липкому и горячему на спине Алехандры, она тяжелеет и издает какой-то глухой странный звук – он доносится не из горла, а откуда-то изнутри нее. Издалека кричит Мария, и тень – человеческий силуэт – мгновенно разворачивается на крик. И в этот момент, чувствуя, как Алехандра плавно сползает по его груди вниз, на траву, Андрес поднимает правую руку над головой и произносит четыре слова:

– Асгард!

Мария хватается за плечо и закрывает собой коляску, толкает ее спиной – назад, в глубь аллеи.

– Биврёст!

Внезапный ветер проходит по траве и шевелит волнистые каштановые волосы Алехандры.

– Мидгард!

Тень приближается, он уже видит ее белые глаза, вытянутую правую руку и еще видит внезапное замешательство и страх во всем ее бесполом изломанном силуэте.

– Хель!

Между ним, Алехандрой, лежащей на траве, и тенью с одной стороны, и Марией с детьми – с другой бесшумно вырастает живая стальная стена.

Часть третья

Арви

– Мама, ты меня видишь? – донеслось от двери.

Соля замерла. Медленно обернулась.

Лиза стояла в дверном проеме, перебирая пальцами край футболки. В серой ветровке, в грязных розовых бриджиках. Соля покачнулась, и Кид-Кун придержал ее за плечи. И так, при поддержке Кид-Куна, она дошла до Лизы и дотронулась до ее плеча.

– Это я? – спросила ее Лиза неуверенно. – Мама, это я?

Соля бесшумно села на пол и обняла ее за ноги.

– Я пойду, – пробормотал Кид-Кун и пулей вылетел из дома.

Через десять минут он уже был у сонного Данте, который в субботу раньше часа дня отродясь не вставал.

– Она вернулась! – выпалил Кид-Кун с порога. – Дочка Соломии. Прикинь.

– Дела… – Данте зевнул и с остервенением почесал худой живот. – Думаешь, будет цирк устраивать?