Книга Красный свет - Максим Кантор

– Разве не понятно, – сказал Аладьев, – что им нужна жертва? Жертвой станет самый неспокойный, самый активный и честный.

Я уловил нотки соперничества в разговоре. Пиганов был политиком и воспринимал прочих как свой штаб. Штабные же ревновали друг друга к славе. То были интеллектуалы, но, судя по всему, признание распределялось меж ними неравномерно.

Должен сказать, фатум весьма чутко выбирает неудачников; уже по первой демонстрации было видно, кого и как он будет охранять. В Мюнхене в 1923-м Геринг получил две пули в живот, еле выжил, Адольф и Людендорф не получили ни царапины, а охранник Людендорфа погиб на месте – закрыл собой генерала. Я приглядывался к заговорщикам и гадал: кто из них готов закрыть другого – или таких среди них нет?

– Александр Янович, возвращаться нельзя! Поселю вас у Курбатского в Белгравии, – Пиганов жестом отмел возражения. – Оппозиционеры должны объединяться.

Господин Пиганов проживал в Лондоне у своего друга миллиардера Курбатского, владевшего половиной российской нефти.

– Полагаете, стану прятаться? – Халфин рассмеялся саркастически.

Господин Халфин имел возможность скрыться, но выбрал борьбу. Он заканчивал новую книгу, в которой сказал последнюю правду. «В письмах Тургенева нахожу такое! О, я выведу Россию на чистую воду!»

– Ну, что ж – сказал Пиганов. – Понимаю ваш выбор. Ситуация революционная.

Гости заговорили хором. Часто повторялись слова «новая элита».

– Качественно новая ситуация: возникла новая элита!

– На площадь вышли те, кто ни в чем не нуждается! Не пролетариат!

– Бимбом отдыхает в Риме, но на баррикады прилетит.

– Чпок кинул тридцатку.

– Пусть подавится тридцаткой.

– Власть не понимает новую элиту!

– У вас грант на создание книги об оппозиции? – спросил я Халфина.

В сущности, гранты макартуров, соросов и прочих магнатов – это индивидуальные планы Маршалла. Так мир выстраивает касты жрецов, готовит новую элиту.

– Это последняя битва с коммунизмом, – ответил Халфин невпопад. – Формируется новая элита, принятая Западом.

– Я держу свои пальцы скрещенными, – сказал британский майор. – I keep my fingers crossed. – Это английское выражение; майор Ричардс не буквально имел в виду, что его скрещенные пальцы помогут делу либерализации в России. Но прозвучало обещание торжественно – я видел, что майор заинтересован в победе на тиранией.

Гости продолжали обсуждать, как именно российская госбезопасность охотится за ними. Два-три слова было сказано о том, кто станет в будущем премьер-министром и кто – президентом. Называли разные имена: упомянули беглого миллиардера Курбатского; опального богача, отбывающего срок в колонии; присутствующего здесь Пиганова; радикального националиста Гачева; журналистку Фрумкину; публициста Бимбома. Кандидатур было много.

Я думал: любопытно, кто из них окажется Ремом, кого пустят в расход в «Ночь длинных ножей»? Победа в 1933-м была важна, спору нет, но окончательно все решиось в 1934-м… Кто из них станет Геббельсом, кто Борманом, а кто – самим фюрером? И на сколько лет это предприятие рассчитано? Теперешняя российская власть планирует править триста лет, Адольф говорил о тысячелетнем рейхе – и его хватило на двенадцать лет… Любопытно, на сколько лет рассчитывают эти люди?

Я прикидывал также, сколько мог украсть Курбатский, чтобы заслужить британскую защиту. Англичане не выдают беглых директоров банков, воров-миллиардеров, а если богачи назвались узниками совести, британское правосудие спасет их от тоталитарного режима страны, где находится разворованный банк. Не так давно я читал в британской газете интервью с московским бандитом, который утверждал, что скажет правду в лицо гнилому режиму – потому он и выбрал свободный мир. Впрочем, что я знал об этом бандите? Возможно, он социальный философ и филантроп, а разбой – это так, прикрытие.

Особняк в Белгравии, друзья в парламенте, новая элита, грант в Оксфорде, счета в банках – русские фрондеры чувствовали себя в Британии как дома. Я недоумевал, для чего могу пригодиться московской оппозиции – у них уже все есть.

7

– Время позднее, – сказал я майору, – приятно было познакомиться.

– Подождите, прошу вас, – сказал майор.

– Я объясню, что нам от вас нужно, – сказал Пиганов.

Он встал с дивана, расправил плечи. Я подумал, что Герман Геринг напрасно пренебрегал спортом и утратил свои стати, оказавшись в Каринхалле владельцем погреба и охотничьих угодий.

– У нас имеется просьба. Россия на перепутье, – сказал Пиганов. – Не в первый раз. Двадцать лет назад мы свергли коммунизм и вместо демократии получили власть полковника госбезопасности.

– Я читаю газеты, – сказал я.

– Теперь Россия созрела для нового шага вперед.

Краем глаза я следил за майором Ричардсом, тусклые глаза майора иногда оживали: сопоставив искорки в глазах майора со словами Пиганова, я понял, что майора интересует путч. Пиганов продолжал:

– Вы присутствуете на партийном собрании, мы проводим выездной съезд в Лондоне.

– Не в первый раз российские партийцы встречаются в Лондоне. – добавил Ройтман. – Например, сто лет назад… – Он усмехнулся своей шутке.

– В Лондоне собрались лучшие люди России, – сказал Халфин, – чтобы изменить будущее страны.

– Ждать нельзя. – Пиганов говорил властно. – Но есть проблема. Некоторые жалуются, что у нас нет четкой программы. Программы действительно нет. Объясню почему.

– Мы сознательно не выдвигаем программы, – сказал Халфин.

– Могли бы сказать: частная собственность, гражданские права и так далее, – сказал Ройтман и снова опечалился.

– Мы либералы, – развил мысль композитор Аладьев, – либералы в классическом понимании этого слова.

– Да, мы демократы и либералы, – сказал Пиганов. – Так и говорили двадцать лет назад. Однако слово «демократия» сегодня не популярно. Многие говорят, что демократы – воры. Раньше собственность была коллективной. Мы пытаемся людям объяснить, что если бы успешные люди не забрали себе хозяйство, хозяйство бы разворовали. Понимаете?

– Нет, – сказал я. – Не понимаю.

– Страна нуждается в демократии. Но лозунгам демократов больше не верят. Национализм популярнее. Некоторые вспоминают коммунизм. Нам придется объединиться с коммунистами и националистами – чтобы добиться победы, хотя общей платформы с ними нет.

– Важно сокрушить режим! – воскликнул Аркадий Аладьев и, вскипев, продолжал: – покончить с коррупцией! Произволом! Насилием! Вымогательством!

– Не понимаю, чем могу вам помочь, – сказал я.

– Наш союз временный, тактический. Мы объединяемся с националистами и коммунистами для победы над тираном. Но затем придется размежеваться. Мы обязаны думать о завтрашнем дне.