Книга Глэд. Рассвет над Майдманом - Олег Борисов

Хмурый медленно поднялся:

– Найди мой род, живым или мертвым. А я прикрою тебе спину в бою.

Многоголовый поднялся в ответ:

– Хорошо. Договорим завтра. И помни: попытаешься обмануть меня – даже твои мертвые кости будут страдать. Будешь служить честно – я тебя не забуду.

Грязный мальчишка в заменяющей одежду мешковине осторожно выглянул из прохода:

– Эй, Безглазый, часом, не спишь?

Глэд повернул голову в сторону говорящего.

– Я что сказать хотел, – зачастил пацаненок. – Я тут полчаса как из порта пришел. Там с дальних входов в каменоломни стражников поднимали. Все в пыли, ругаются страшно. Говорят, у малых казарм штольни просели, много проходов засыпало. Еле стража спастись успела, когда все посыпалось.

– Где это, малые казармы?

– Напротив них обычно галерники разгружаются, ну, с такими яркими парусами, на которых осьминогов малюют.

Глэд закаменел лицом, застыл на мгновение, потом сгреб разложенный для продажи мелкий хлам в мешок и метнулся в черный зев прохода. Безглазый житель подземелий исчез в бесконечных переходах, оставив мальчишку одного на краю гомонящего подземного рынка.

– Я и говорю, как раз рядом с вашим ночлегом, – растерянно обронил в пустоту пацаненок, потоптался еще пару минут и побежал дальше, выбросив из головы происшедшее.

Еще на дальних подходах к обжитым им местам Глэд смог оценить масштабы катастрофы. Большая часть проходов перестала существовать, засыпанная обрушившейся породой. С великим трудом ему удалось найти пару старых коридоров, укрепленных в древности каменной кладкой. А единственная необвалившаяся нора, ведущая в родную пещеру, заканчивалась стеной влажного песка. Глэд присел перед препятствием и замер. Несколько мгновений он прислушивался к чему-то, потом с бешеной энергией принялся копать. Через десять минут из песка показалась скрюченная рука, а потом он смог освободить засыпанное тело, которое с трудом выдернул из подземного плена…

Лишь к вечеру Рыбак пришел в себя. Он лежал на чем-то твердом, голову накрывала влажная тряпка, и чья-то заботливая рука поила его водой.

– Где я?

– Молчи, Рыбак, ты слишком слаб.

– Глэд, это ты? Вижу я что-то плохо… – Старик закашлялся. – Больше никого не нашел?

– Нет, только тебя откопал. Тебя почти у выхода зацепило.

– Остальные в центре спали, а я как раз пошел прогуляться до ветра. Громыхнуло и посыпалось сверху. Я даже побежать не успел, сразу все навалилось…

Глэд поставил плошку на камень и заботливо поправил тряпье, которым прикрыл компаньона.

– Горит у меня все внутри, больно очень. Не посмотришь, что стряслось?

– Плохо, Рыбак. Куском породы тебя приложило сильно. Ноги перебиты, весь низ почти всмятку. Боюсь, что недолго тебе осталось.

– Жаль. Хотел я по-другому умереть. Хотя все лучше, чем на дыбе болтаться за бродяжничество или копье от стражника в пузо поймать.

Умирающий облизал губы и зашарил руками вокруг:

– Где мы сейчас?

– Я тебя ниже перенес. Здесь раньше камень добывали, коридоры укреплены хорошо, не должно нас накрыть. Как тебя достал, сбегал в кладовку, притащил по мелочи. Плохо лишь, что помочь тебе ничем не могу.

– Кладовку? А, то-то ты все схроны устраивал, тряпье и еду прятал. Это хорошо, негоже все золото в одном кошельке держать, вот и пригодилось.

– Отдыхай, я пока бульон тебе сделаю, напою.

– Оставь, не надо. Мне уже чуть-чуть осталось, скоро родных и близких увижу. Так что не суетись зря.

– Неправильно это. Может, я не смогу тебя спасти, но хоть провожу достойно, без мучений.

– Не суетись, с проводами мы успеем, уже скоро. Кто бы мог подумать, что найденный нами полумертвый слепец будет мне поминальную молитву читать.

Старик умолк. Он слабел с каждой минутой, теряя остатки сил. Глэд с печалью сжимал его руку в ладонях, не в силах чем-либо помочь.

– Жаль, я тебе ничего в наследство не оставлю. Все потерял, что можно было. Вот и беспутную жизнь теряю. Обидно, что ни детей, ни внуков не оставил после себя…

Рыбак впал в забытье и затих. Еще через час Глэд накрыл навсегда замолкнувшего старика тряпками и, ссутулившись, побрел в другой конец маленькой пещеры копать могилу.

Когда последний камень лег на плотно утрамбованный песок, осиротевший человек замер во мраке и зашептал молитву.

Эти напевы учились не ради заработка или проформы – для обыденных просьб к богам. Эти слова шли от самого сердца, мешая между собой наречия древних языков, подбирая наиболее близкие по смыслу – для выражения заполнившей его скорби. Три разных голоса медленно переплетались в одно целое, вознося просьбу к богам пожалеть души несчастных, отвергнутых людьми и сожранных равнодушным подземельем. И лишь тишина возвращалась ответом одинокому, склоненному во тьме силуэту. Тьма, скрывающая от него нависающие низкие каменные своды и события недавних дней. Ему остались в наследство лишь скудное имущество и яркие образы чужих жизней, приходящие ночами…

Старый ящер с покрытой старческими желтыми пятнами шкурой подслеповато щурился на падающий в окно свет. Сидящий напротив него человек сосредоточенно водил пальцем по маленькой карте, покусывая ус.

– Три Креста, ты ничего не перепутал? Пять дней как орки от вас ушли? Точно?

– Я слишком стар, чтобы чужие слухи собирать. Но на память не жалуюсь. Пять дней ровно. А на следующий день за ними и баламуты подались. Все наши головорезы детишек отправили. Сколько, не скажу, но больше тысячи наберется, это точно.

– Ну и свинью мне твои родственнички подложили, больше тысячи зубастых ящериц будут бродить на границе, а то и того дальше потопают.

– Не позорь меня родством с этими кровожадными негодяями! Я мирный селянин, торгую потихоньку на благо деревни и не желаю иметь ничего общего с теми, кто в степь пошел!

– Ладно тебе, все вы хвостатые на один голос поете. Пока железку в глотку не воткнешь. Только и ждете момента, где бы кусок мяса вырвать. От речных крокодилов отличаетесь лишь болтовней.

Ящер недовольно завозился, шумно вздыхая.

– Не пыхти, я не сопливая девица, чтобы твои вздохи меня напугали или разжалобили.

Мужчина сложил карту и спрятал ее в вышитый бисером мешок.

– Держи, здесь полсотни золотых, как и договаривались. Твои слова я немедленно передам сотнику, а уж он решит, что дальше делать.

– Это мне полсотни, а Малому Кошелю? Мы с ним вместе рисковали! Если мои неразумные соседи узнают об этой поездке, ты можешь лишиться хорошего друга. Не думаю, что тебе нужен лишний коврик для ног вместо умных глаз и ушей!

Человек запахнул плащ и недобро усмехнулся: