Книга Испанская серенада - Дженнифер Блейк

Несколькими сильными гребками он заставил судно изменить направление. Балтазар удивленно заморгал.

— Что ты делаешь? — спросил он. — Ты направил лодку против течения.

— А что нас ждет, если мы поплывем по течению? — ледяным тоном произнес Рефухио. — Возвращение в Испанию стало теперь несбыточной мечтой, и в Гавану нам дороги нет, там нам никто не обрадуется. Нас снова преследуют. Дон Эстебан позаботится о том, чтобы губернатор Миро приказал обшаривать в поисках преступников каждый корабль. Наши приметы разошлют по всей Вест-Индии. Для нас закрыты все пути. За исключением одного.

— И куда ведет этот путь?

— В далекую таинственную страну, страну легенд и загадок, где водятся невиданные животные и обитают свирепые дикари. В страну золотого заката.

— Техас… — мечтательно прошептал Чарро, его лицо словно просветлело, в глазах заплясали голубые искорки.

— Матерь Божья! — простонала донья Луиза и снова ударилась в слезы. — Нас там всех поубивают. Или что-нибудь еще хуже.

— Или мы будем спасены, — продолжил Энрике.

— Или о нас забудут, — пробормотал Балтазар.

— Что ж, поживем — увидим, — вздохнул Висенте, обращаясь к самому себе.

— Но ведь это так далеко, — осторожно подала голос Исабель.

Пилар обернулась и посмотрела на Рефухио. Хотела бы она знать, что у него на уме. Действительно ли он так уверен в себе, как кажется.

Рефухио глядел на дымящиеся руины — это было все, что осталось от Нового Орлеана. На его суровое лицо падал красноватый отсвет пламени, капельки воды дрожали на его ресницах, может быть, это были слезы.

ГЛАВА 16

Рефухио глубоко опустил весло в мутную желтовато-коричневую воду и сделал мощный гребок, чтобы не столкнуться с полузатопленным гнилым древесным стволом, преграждавшим им путь. Лодка весело бежала по волнам. Утро было погожим, ласково пригревало солнце, дул попутный ветерок. Сидеть на веслах — занятие довольно утомительное, но вместе с физической усталостью оно приносило душевное облегчение. Это было для них чем-то вроде искупления грехов, когда с каждым взмахом весел снималась частичка вины. Они боролись с течением, зорко следя за тем, чтобы судно не попало в стремнину и не напоролось на бревно-плывун. Им постоянно приходилось быть настороже, чтобы ни пираты, промышлявшие на реке, ни индейцы не застали их врасплох. Времени для размышлений или воспоминаний не оставалось. Да это было к лучшему.

Они гребли, не зная отдыха, до самого вечера. Передышку сделали только тогда, когда Новый Орлеан остался далеко позади. Лагерь разбили на песчаной отмели. Конечно, можно было заночевать в зарослях деревьев, росших на прибрежной полосе: тенистая прохлада так и манила к себе. Но это казалось более опасным. Лучше было не рисковать.

Ночь все провели отвратительно. Спать пришлось на голой земле. Для Рефухио и остальных мужчин не были в новинку ни жесткая бугристая подстилка, ни москиты, эти маленькие кровожадные дьяволы, которые тучей вились над ними. Но вот женщины… Они-то не были подготовлены к походной жизни.

Пилар сидела в лодке напротив Рефухио и плела для всех шляпы из пальмовых листьев. Она подняла глаза от своей работы и посмотрела на убегающую вдаль линию берега. На дне лодки, у ног Пилар, расположилась донья Луиза. Сиденье напротив двух женщин занимали Висенте и Балтазар. В узком пространстве между их скамьей и той, на носу лодки, где сидели Энрике и Чарро, на узле, будто птица на жердочке, примостилась Исабель. Мужчины гребли в одном ритме, весла слаженно поднимались и опускались — вверх — вниз, вверх — вниз. Луиза не издавала ни звука — верный признак того, что она заснула. Впервые за все время, что они в пути, не было слышно ее стенаний. Она не относилась к тому типу женщин, которые стойко переносят удары судьбы.

Но Пилар была именно такой женщиной. Она по нескольку раз на дню требовала, чтобы ей дали заменить Висенте на веслах. Она взвалила на себя кучу всяких обязанностей и прошлой ночью опустилась рядом с Рефухио на грубое одеяло, прикрыв лицо от насекомых-кровососов, только тогда, когда уже еле держалась на ногах от усталости. Пилар вообще теперь старалась спать как можно меньше. Часами она сидела на жесткой скамье, сплетая между собой полоски колючих пальмовых листьев и раздирая при этом в кровь свои нежные пальцы. Но ни слова жалобы не слетало с ее губ. Она держалась мужественно, но от этого Рефухио не чувствовал себя менее виноватым перед ней.

Ну почему эта девушка должна страдать? И почему он не в силах избавить ее от этих страданий? Возможно, даже более чем вероятно, они никогда не вернутся домой, в Испанию, да и вообще к цивилизации. Это он, Рефухио, вынудил Пилар вступить на этот опасный путь. Он убеждал себя, что на это были свои причины, но они по большей части были надуманными. Все дело в его эгоизме. Он виноват в том, что она стала скиталицей, что ее жизнь все время подвергается опасности. Как он раскаивался теперь. И это чувство раскаленным железом жгло его сердце.

Солнце запуталось в волосах Пилар, окрасив их в золотой цвет. Нежные прядки красиво обрамляли ее лицо, обволакивали шею и блестящими шелковистыми волнами падали на плечи. Как ему хотелось знать, что чувствовала она, когда ночью они лежали, тесно прижавшись друг к другу, и ее головка покоилась на его груди.

К полудню солнце покроет кожу Пилар загаром, а возможно, и раньше, если перестанет то и дело прятаться за облаками, которые ветер гнал с юго-запада. Да и все они скоро станут смуглыми, как цыгане. Может быть, шляпы, которые плела Пилар, хоть немного защитят путешественников от палящих лучей. Солнцепек был даже не столько неприятным, сколько опасным: легко можно было перегреться и получить солнечный удар. Для Рефухио и других мужчин, людей привычных, это были сущие пустяки. Но не для Пилар. И конечно же, не для Луизы и Исабель.

Пилар повернула голову и посмотрела на Рефухио долгим взглядом.

— Что-нибудь не так? — спросила она.

Рефухио почувствовал, какое мрачное, суровое выражение застыло на его лице. Невероятным усилием воли он стряхнул напряжение и произнес как можно мягче:

— Я весел и бодр, как мул, навьюченный вязанкой хвороста. Что, по-твоему, здесь может быть не так?

— Да все, что угодно. Но это вовсе не значит, что тебе следует так переживать из-за этого.

— Мне ничего другого не остается.

— Если ты думаешь о том, что произошло в Новом Орлеане, то, прошу тебя, успокойся. Пожар вспыхнул не по твоей вине.

— Как раз это волнует меня меньше всего на свете.

— Что-то я сомневаюсь.

— Вижу, что сомневаешься. Боишься, что я опять захандрю и брошу тебя на произвол судьбы?

Она холодно посмотрела на него.

— Ничего подобного. Я уже убедилась, что ты никогда не теряешь над собой контроль.